1957
ГОВОРЯЩАЯ СУПНИЦА
Маленькая дворняжка Лайка стала безвинной жертвой большой политики. Сообщение о запуске первого искусственного спутника Земли вызвало всеобщее ликование в Советском Союзе и повергло в шок Соединенные Штаты — там около месяца назад испытание подобной межконтинентальной баллистической ракеты закончилось неудачей. «Молодцы, — сказали доблестным советским ученым руководители партии и правительства. — Но теперь, в честь приближающегося 40-летия Великого Октября, нужно утереть нос Америке и запустить в Космос еще один спутник!» Напрасно ученые пытались объяснить, что в такие короткие сроки сделать это невозможно — никто их не слушал.
Естественно, под чутким руководством коммунистической партии ракета взлетела. В специальной кабинке, опутанная проводами и датчиками, в Космос взмыла и ни о чем не подозревающая Лайка, обреченная на скорую, но мучительную смерть. В газетах потом писали, что песик крутился на орбите около недели, но специалисты были уверены, что на самом деле дворняга очень быстро погибла от перегрева. Так что напрасно Хрущев просил Королева: «Вы уж там сделайте как-нибудь, чтобы наша Лайка погавкала, пролетая над Америкой...»
Это было время всеобщего подъема и воодушевления. Интеллигенция, воспрянув после XX съезда, рукоплескала, слушая речи Никиты Сергеевича, стараясь не удивляться, когда, к примеру, на одном из митингов он вдруг заявлял: «Идеи Маркса — это, конечно, хорошо, но ежели их смазать свиным салом, то будет еще лучше». Есть такое свойство у русских людей — восхищаться на всякий случай начальством; еще Салтыков-Щедрин отметил в «Истории одного города», что каждый новый градоначальник был душенька и красавчик.
Конечно, сказать про Хрущева «красавчик» было бы сильной натяжкой, но «душенька» — говорили. И вправду, Первый секретарь ЦК КПСС был прост и доступен. Он любил встречаться с творческой интеллигенцией в неформальной обстановке. На «Острове Коммунизма», например. Так с легкой руки писателя Владимира Тендрякова называли правительственную дачу в подмосковной усадьбе Семеновское. «День приема, — вспоминал поэт Валентин Берестов, — был очень жаркий, и приглашенные делились на две категории: одни в черных костюмах и при галстуках, на женах длинные вечерние платья, другие — налегке, по-летнему». До начала официальной части приверженцы обоих стилей, прогуливались по аллеям, пристально рассматривали друг друга, пытаясь понять, кто же из них оделся как положено. Потом всех пригласили к длинному столу, где возле каждой тарелки лежала карточка с именем гостя. Ритуал был таков — сначала вставал кто-нибудь из членов политбюро (почему-то все как на подбор в вышитых украинских рубахах) и произносил тост за отведенную ему на время обеда отрасль советской культуры. Затем поднимался кто-нибудь из крупных представителей творческой интеллигенции и, захлебываясь от счастья, благодарил партию и правительство, а главное — лично Никиту Сергеевича. Скажем, за заботу о многонациональной советской литературе, живописи, музыке...
В конце приема Хрущев с бокалом в руке принялся вслух рассуждать о коммунизме. Если коммунизм так близок, то как же осуществить на практике равенство всех людей? Непременно нужно сделать так, чтобы никто в нашей стране не страдал, чтобы все были счастливы — иначе, какой же это коммунизм?..
«Мысли о равенстве, — рассказывал Берестов, — неожиданно принял в душу официант, стоявший с полотенцем через руку у столика с посудой. Он, по-видимому, ощутил равенство с руководителем великой державы и обратился к нему по-свойски: «Никита Сергеевич! Про Кубу ничего не сказали!» Хрущев поглядел в его сторону так, будто заговорила суповая миска. Но, вспомнив свои же слова о коммунизме и равенстве, смягчился и проворчал:
— Газеты читай! Газеты!»
Екатерина САФОНОВАНа фото из архива «Огонька»: та самая лайка...
На фото из архива «Огонька»: Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Москве.