О нем писали уже достаточно, чтобы перестать писать о нем хотя бы на год-два. Но пишут и пишут снова. И присмотревшись, я поняла, почему. Ну, естественно, потому, что он необычный, хотя и самый что ни на есть профессиональный психиатр. Психиатр и художник одновременно. Но главная причина моего интереса в другом. Гагик Микаэлович Назлоян: первое — уникален, и второе — назидателен. Поэтому я, пожалуй, о нем тоже напишу.
СХОДСТВО НА ГРАНИ БЕЗУМИЯ
Московскому психиатру удалось соединить многотысячелетние шаманские техники и последние достижения науки о душе. Результат действительно налицо
Один заслуженный психиатр, как-то дававший мне интервью, сказал:
— Ну вы же понимаете, что шизофрения вообще не лечится?
«Не лечится» — для самого душевнобольного это означает многое. Таблетки каждый день в течение всей жизни. Никогда — нормальной семьи, детей. Доступные специальности — дворник, уборщик... если повезет. Периодический отдых в психиатрических больницах. Ну и так далее. В общем, официальная психиатрия, хотя и очень хочет, но не знает, что такое шизофрения и как ее лечить.
А бывший психиатр и нынешний маскотерапевт Назлоян берет и лечит — методом создания скульптурного портрета больного. Больной сидит, а маскотерапевт его лепит. Больной постепенно, иной раз через полгода, вытягивает голову из плеч, снимает с собственного лица гримасу душевнобольного, стрижется, улыбается, начинает петь и ухаживать за девушками. Перестает, в общем, быть шизофреником.
Какой-нибудь американец, если бы мог додуматься до такого, стал бы лечить таким способом всех — от невротиков до раковых больных, открыл бы по миру сотни филиалов «оф маскотерапи», а портрет изобретателя украшал бы каждый медицинский кабинет.
А доктор Назлоян, имеющий учеников по всему миру, сидит себе в своем четырехкомнатном Институте маскотерапии, ничуть не заботясь о рекламе, и пропускает через себя нескончаемый поток страждущих. После одной газетной публикации он даже был вынужден ненадолго сбежать за границу. Тогда страждущие пошли сплошной лавиной, ведь никто кроме Назлояна не умеет лечить эту проклятую шизофрению. Он один додумался.
— Вы хотя бы понимаете, Гагик Микаэлович, что занимаетесь магией? — говорю я.
— Ну-ка, ну-ка... — не спорит он.
— Точнее — энвольтованием. Вольт — это портрет вашего больного. Вы туда загоняете его астрального двойника.
— О-о-о! И вы туда же! Кто-нибудь знает, что означают все эти слова — астрал, энергетика, аура? Никто не знает!
Он совсем не верит ни в астрал, ни в биополе, ни в энергетику! А сам энвольтованием занимается. Его друг-этнолог постоянно Назлояну рассказывает, что метод маскотерапии не нов, что шаманы испокон веку так лечили и институтов никаких не организовывали... Назлоян согласно кивает, несомненное сходство видит, но в магию не верит все равно.
— А к народным целителям вы как относитесь? Ненавидите, наверное?
— Я? Ненавижу? Да вы что! Они же пользу приносят. Вы поймите, наука может лечить человека бесконечно. И эта бесконечность окончательно убивает надежду на исцеление. Я сам психиатром работал в больнице, знаю, о чем говорю. Ну вот вам пример. Я в 1986 году делал доклад в одном серьезном психиатрическом заведении. Было много ученых, психиатров, такая деловая атмосфера. И вдруг в сопровождении телохранителей вошла Джуна — уверенная, хорошо одетая, легкая такая, прошла и села в первые ряды. И я тогда подумал: случись у меня беда, к кому бы я обратился — к этим вот людям, моим друзьям-психиатрам, усталым, суетливым, в помятых халатах, или к ней — красивой, излучающей уверенность?.. И я, психиатр, поймал себя на мысли, что я бы к ней обратился. А вдруг вылечит?
— Уверенность вообще необходима, — продолжает он. — Вот мы делали портрет одному человеку. И как-то раз, без меня, моя ассистентка сказала ему, что все, портрет закончен. Это означает — лечение закончено. Я пришел, посмотрел: не закончен портрет. Но я не имею права сомневаться. Я должен излучать уверенность, поэтому я сказал: да, закончен портрет. Я иначе не имел права сказать. И он вылечился.
Я смотрю видеокассету с сеансом Назлояна. Он сидит перед зеркалом и лепит портрет. Модель — молодой, тонкий, темноволосый парень — скорчилась перед зеркалом в отвратительный шизофренический крючок, зарыла голову в колени, не хочет смотреть на свое отражение. Кстати, проблемы с зеркалом и есть первый признак шизофрении.
На видеоленте перескок в полгода, и снова Назлоян лепит с той же модели. Парень уже не прячет голову в коленях, а лишь насупленно, закрыв горло рубашкой, глядит в зеркало. Назлоян лепит, а он глядит, тот лепит, а этот глядит. На лице Назлояна я отчетливо вижу обиду и злость.
— Защищаешься, да? — зло говорит он. — Рука мешает!
Он пытается разрушить бастион из рук, возведенный парнем около собственного лица. Парень сопротивляется.
— Слушай, что я сделал тебе! — взрывается Назлоян. — Я что, тебе враг?! Ты почему не хочешь разговаривать?! Кроме того, что я делаю твой портрет, я ничего плохого не сделал тебе!!!
— Настроение плохое, — ископаемым голосом выдавливает парень.
— Настроение может быть день, два! — орет Назлоян. — Но не полгода!! Это твоя установка уже!!! Почему?!!
— Что вам надо? — мямлит парень. Для него мямление — что для нормального — надрывный крик. Довел человека Назлоян. Значит, будет жить.
Нормальный психиатр никогда не позволит себе такой фамильярности. Он всегда помнит, что он — уважаемый человек, врач, а перед ним — несчастный человек, больной, и между ними — непреодолимая пропасть. Эту пропасть подчеркивает форменная одежда врача, друзья-санитары настороже, электрошок в соседней комнате.
Естественно, есть «официальные психиатры», которые всей душой болеют за пациента, стремятся ему помочь. Но сама система таблеток и уколов помощи не дает.
— Сорок процентов душевнобольных, — говорит Назлоян, — имеют шанс на так называемое «спонтанное выздоровление». То есть может произойти какое-то событие, которое их исцелит. Сорок процентов! Это если он никогда не переступал порог психиатрического учреждения. Переступил — все, теперь он будет больным всю жизнь.
Если только Гагик Микаэлович не вылечит.
— Так вот второе, почему я хорошо отношусь к «целителям», психологам, психотерапевтам, — продолжает Назлоян, — они являются «подушкой», которая защищает душевнобольных от психиатрических больниц. Потому что главное, когда человек заболел, — не попадать туда. Пусть лучше идут к целителям. Наука обречена вечно прогрессировать, всегда будет что-то необъяснимое с научной точки зрения. Но вы не можете, глядя на пациента, сказать ему: «Это сейчас не лечится, это будет лечиться через два года...» Вы должны говорить: «Я буду вас лечить». Иначе вам нельзя быть врачом.
Как для следователей важен процент раскрываемости, так для психиатров важен процент излечиваемости. Назлояна от процентов всегда мутило, потому что это для статистики пациент — единица, для Назлояна пациент всегда был бесконечным множеством. Но мы живем в мире единиц, поэтому от Назлояна потребовали отчитаться об эффективности его деятельности в процентах. Получилось: шестнадцать целых и девять десятых человека из ста — неудачи Назлояна.
— В основном мои неудачи происходят из-за того, что лечение прервано по вине пациента, — говорит Назлоян. — Или когда он после лечения попадает в неблагоприятную среду. Понимаете, важно, чтобы его понимали в семье, заботились, но в то же время не уронили обратно в болезнь. Иногда представление о нем как о больном настолько сильно, что ему приходится приспосабливаться к этому представлению — становиться опять больным. Я лечил одного американца, вылечил, он вернулся к себе и год там не мог устроиться на работу, потому что у них очень жесткий отсев душевнобольных. И ему стало хуже. Получается, что шизофрения — не просто болезнь, а вроде бы ярлык, под которым скрывается множество расстройств, который не так-то просто снять...
История психиатрии — это история защиты от неожиданностей. И общество тоже можно понять. Задача общества — выживание, а душевнобольной — отнюдь не всегда кроткий агнец с идиотской улыбкой. В Назлояна один пациент однажды запулил инструментом, чтобы привлечь его внимание. От душевнобольных всего можно ожидать, поэтому общество всегда строило для них крепости, ковало цепи и точило скальпели, чтобы резать больные мозги.
А Гагик Назлоян отнесся к больному по-человечески. И даже с особым почетом, ибо скульптурных портретов простых людей обычно не делают. А Назлоян делает. И оказывается, что у больного — красивое лицо. Глаза умные. Царственный профиль, искаженный, правда, болезнью. Может, от этого внимания к своей персоне душа и перестает маяться дурью, решает, что пора выздоравливать?
Кто знает, может, злая сущность, обезьяна души, вселившаяся в несчастную человеческую оболочку, переселяется в новое обиталище, оставляя старую квартиру в покое? А может, Гагик — святой, умеющий являть чудеса? Или гипнотизер, внушающий окружающим нужные мысли и восприятия и использующий скульптурную технику для отвода глаз «специалистов»?
Объясняйте как хотите. Все равно все эти объяснения не имеют значения. Ибо научное познание бесконечно, а у Гагика есть нечто большее. Во что он сам, впрочем, абсолютно не верит.
Майя КУЛИКОВАНа фото А. Басалаева:
- В каждом из этих бюстов заключена больная душа
- Прощание с собственным больным «я» должно быть светлым и благодарным
- Смотри, смотри, какой ты парень-то, оказывается!
- Узнать себя в зеркале — это так просто... У многих на это уходит полжизни
- Иногда скульптором становится сам больной. автопортрет
- Что тут у меня ниже глаз-то?..
- Экстатический танец в конце второго тысячелетия. Она очнется здоровой