СВИДАНИЕ С БОНАПАРТОМ
Ждали, ждали, ждали весны и вот, кажется... Вместе со всеми перетерпел эту долгую зиму и Наполеон. И неплохо, надо сказать. Ни коня не потерял, ни треуголки. Бравый вид. Весь устремлен к победе. Только грязью заляпан немного...
Когда Крошка сказала, что жить со мной больше не хочет, я понял, что настала весна. Она всегда говорит это весной. Причем обычно тогда, когда вот-вот переломит на тепло, на хорошую погоду. Когда астенично-депрессивная фаза жизни почти позади и до радости один шаг. Я не стал выяснять, почему она не хочет, а сразу ушел. В конце концов она имеет полное право быть без меня. Каждую весну в таких случаях я уезжаю на дачу, раскуриваю трубку и смотрю на закат. Так происходит дезактивация сказанных друг другу несправедливых слов. Но поскольку на этот раз я не пытался выяснять отношения, дезактивировать особо было нечего. Я призадумался. Подумал, что мы преступно растрачиваем время, которого с каждым годом становится на одну весну меньше. А ведь его можно использовать с толком.
Я не стремился быть последовательным, поэтому просто позвонил Крошке и сказал, что приглашаю ее на свидание.
Она не удивилась, как будто ждала от меня чего-то в этом роде. Только спросила, куда мы пойдем.
— Хочешь, я покажу тебе Наполеона?
— Какого Наполеона?
— А ты не знаешь, что в Москве объявился Наполеон?
Я был доволен, что мне удалось ее удивить. Я раскрыл дверь и посмотрел в сад. И хотя сад был не мой, как, впрочем, и дача, чувство острого счастья почему-то не покидало меня. Из надломленных снегом веток яблонь уже капал на землю сок. И совершенно весенний месяц блестел в темном небе.
Наполеон объявился осенью. Обогнув угол Провиантских складов, с Зубовского свернул на Остоженку и здесь пустил коня в карьер, последний след оставив на стене дома № 35, где «Продукты». Осенью краска была свежа, и сходство трафаретного императора со знаменитым портретом А. Гро «Наполеон на Аркольском мосту» слишком еще было очевидным, чтоб не угадать интриги. Ибо Наполеон сей появился в Москве, конечно, не случайно, а с какою-то тайною миссией.
Впрочем, таинственность прозрачная: воздетая рука устремлена к Кремлю и нет сомнения, что именно туда, к Боровицкой башне, навстречу правительственным «ЗИЛам», мимо храма Христа Спасителя — во второй раз уже выстроенного в ознаменование над ним, Наполеоном, победы — и скачет император французов.
Здесь умысел: но какой? Чего добивался предерзкий трафаретчик? Лихим рейдом по московским стенам «отменить» поразившую императора в Москве 1812 года бездарность и вернуть ему обаяние молодого Бонапарта времен итальянского похода, овеянного легкой, грозной и романтической славой? Непонятно. Так у города появляется тайна.
Бонапарт прошел обманкою, откуда не ждали. Во время оно Великая армия с Мюратом во главе входила в Первопрестольную по Арбату. На Арбате же, по преданию, Мюрат остановил обывателя и через польского, что ли, переводчика спросил:
— Где тут костел Василий Блаженный?
— Не знаю, — честно ответил обыватель.
Наполеон нынешний ударился Остоженкой, что объяснимо: на Арбате слишком людно, пока управишься с трафаретом — пожалуй что, арестуют, а исполнитель замысла вовсе не собирался подвергать своего императора неоправданному риску. Что трафаретчик француз — я убедился сразу, как разглядел Наполеона. В Париже есть граффити, сделанные той же рукой*. Только там я видел не Наполеона, а Артюра Рембо и Джорджа Харрисона. По совести, я подумал даже, что сам Miss.Tic наведался в Москву — потому и пригласил Крошку поглядеть на Бонапарта. Я хотел, чтоб ей вспомнился Париж — там мы провели самую беспечную неделю в нашей совместной жизни.
Одна неделя беспечности за девять лет!
Я подумал, что Крошка, наверное, устала.
С нежностью поджидал я ее на следующий день возле метро «Парк культуры». На асфальте образовались сухие островки. Солнышко припекало. Я разглядел свою куртку, ставшую вмиг слишком жаркой, и заключил, что в таких куртках нельзя ходить на свидания. Подумал, что надо бы выбросить ее. Если б не ветерок, прямо снял бы и выбросил. И вообще. Надо сходить в парикмахерскую. Вставить металло-керамический зуб. Купить себе плащ, что ли. Или хоть пиджак.
Студентки Московского лингвистического университета проходили мимо, не глядя на меня.
Пиджак я куплю обязательно.
Но сначала покажу Крошке Наполеона. И отведу ее в ресторан. В первый же ресторан, который попадется нам на этой улице.
Крошки все не было. Прождав сорок минут, я понял, что что-то стряслось. Потом она появилась, и я обалдел. У нее были новые туфли, легкое пальто и новая прическа. Как будто за эти сутки без меня она и вправду успела прожить целую жизнь.
Я не удержался и поцеловал ее.
Потом отвел ее к стене Провиантских складов и показал скачущего Наполеона.
— Как ты думаешь, зачем он это сделал? — спросила она.
— Кто?
— Ну Мистик, кто же еще?
Потрясающе! Она уже обо всем составила окончательное мнение. Я так быстро не умею. Объяснения должны быть правдоподобны, а правдоподобия как раз и не хватало версии, по которой это сделал Мистик: он что же, специально в Москву приехал, чтоб отпечатать тут своего Наполеона? А с другой стороны — почему нет? Красиво ведь разыграно. Идешь — и вдруг Наполеон. Откуда, почему? Непонятно. И несколько человек обязательно начнут ломать над этой загадкой головы. Разве это не победа для поэта — когда над его творением люди ломают головы? Он хотел вернуть обаяние своему маленькому лысеющему императору — и преуспел. Вон у него какой пассионарий получился. Но может быть, он добивался большего, этот Мистик? Как старина Бен из «Твин Пикс» — не пришел в себя, пока не переиграл по-своему войну Севера и Юга. Может быть, Мистику хочется, чтобы Наполеон оставался в Москве? Не бежал из нее, а постоянно устремлялся к Кремлю. Если бы еще понять, зачем Наполеону Кремль...
— Ты о чем-то задумался? — спросила Крошка, встревоженная моим молчанием.
— Да. Думаю о том, как я люблю тебя, — немедленно отозвался я и, взглянув Крошке в глаза, понял, что сказал то, что нужно.
И мы пошли по Остоженке. Мимо «дома Муму», где жил Тургенев, мимо великолепного модерна начала века, надвигающегося с арбатской стороны, и похожих на провинциальные улочек Остожья, мимо кожного диспансера, разместившегося в доме знаменитого архитектора Кекушева, мимо Зачатьевского монастыря, основанного царем Федором Иоанновичем как молитвенная просьба о рождении наследника престола, мимо только что отстроенной Посохиным-младшим похожей на кремовый торт Школы оперного искусства Галины Вишневской, мимо «доступа в Интернет», мимо «запчастей для иномарок»... Мы заглянули в бар, но цены там были нечестные, и мы с легким сердцем оставили другим сей праздник жизни. Да и не хотелось сидеть внутри. Напротив, как бывает весной, хотелось именно быть снаружи. В зеленоватом небе зажглась Венера, а мы все бродили от Крымского брода к устью Черторыя, и вокруг уже не было города, только луга, стога и перекаты речные, Сивец в своем овражке, бузина, черемухи. Герасим, утопив Муму, разворачивал лодку, намереваясь бежать от своей терзательницы, монахиня, испугавшись французских драгун, падала с моста в реку, Наполеон чистым полем скакал к Кремлю послушать полюбившийся ему малиновый звон, Париж напоминал о себе запахом сирени, майские соловьи слышались в металлическом гуле автомобилей, философ Федоров куда-то торопился по тропинке, яблоки зрели в монастырском саду. А потом вообще все исчезло, когда мы вылезли на Крышу: в двадцати метрах над землею было только полное звезд небо и сколько хочешь весны.
Василий ГОЛОВАНОВ------------------------------------------------------------
*Они сделаны при помощи трафарета, а не спреем. Часть из них «авторизована» псевдонимом Miss.Tic или MistiX (то ли мистик, то ли мисс Тик, то ли мистер Икс), под которым скрывается ставший уже знаменитостью поэт-настенщик. Обычно его персонажи подкарауливают тебя на углу и огорошивают какой-нибудь задумчивой фразой. Иногда это просто вздох любви. Иногда какое-нибудь провокативное заявленьице вроде: «Сори правде в глаза». Вообще этот парень умеет завязать улицу узлом вокруг своих картинок.
Фото В. Голованова, В. Смолякова