Гарик СУКАЧЕВ: ПОЛНОСТЬЮ СЧАСТЛИВЫМ ЧЕЛОВЕК БЫВАЕТ ТОЛЬКО В ДЕТСТВЕ...
Бывает так: станет тебе вдруг печально, тревожно (то ли от новостей по телевизору, то ли от других, более глобальных страхов) ? и ужасно хочется с кем-то поговорить. С кем-то умным и внимательным. Кому веришь. Я верю Гарику Сукачеву. Верю потому, что он обладает какой-то магией собеседника, исповедника... Или потому, что у него, в отличие от многих, абсолютно лакированных и никаких певцов, есть корни. Потому что Сукачев ? человек сугубо московский. Из московского двора. С московских окраин. Я закрыла глаза, представила эту окраину: покосившийся столик с доминошниками, волейбольную площадку, старый тополь, в который ребята бросают ножички, старушек на лавочке. А потом представила взрыв. ...И набрала его телефонный номер.
— Игорь, только не говорите мне, пожалуйста, что вы были примерным пионером, всегда держались в рамках дозволенного, при этом тихо мечтая выступать на эстраде... Вы ведь, говорят, всегда были хулиганом.
— Заблуждаетесь. Себя таковым никогда не воспринимал. Скорее, резвым мальчиком, резвым юношей, резвым молодым человеком. Резвость и хулиганство — разные понятия. Хулиган — это... вот мы сидим здесь, в Камергерском переулке, где бывал Есенин, то в этом смысле на романтического есенинского хулигана я согласен. А в смысле дворовой шпаны, нет, никогда не был.
Вообще в детстве мне очень нравилась та страна, в которой мы жили, я ею гордился. Гордился тем, что я пионер, что ношу красный галстук. Обожал смотры строя и песни: отряд, равняйсь-смирно, речевка, шагом марш... Это было непередаваемое ощущение счастья, бесконечного ребячьего счастья, которое тебя переполняет, особенно когда наш отряд побеждал на районных смотрах.
Я каждое лето просил родителей отправить меня в пионерлагерь. И с первого класса до 16 лет ездил в один и тот же лагерь практически одной и той же компанией. 16-летним путевки уже не полагались, поэтому мы собрались самостоятельно и поехали туда на несколько дней. Надо отдать должное старшей пионервожатой, которая на свой страх и риск, не докладывая высокому начальству, нас достойно приняла — поселила на несколько дней в красном уголке. И дело даже не в тех вольностях, не в той очень небольшой степени свободы, которую позволяют себе порой подростки, но в то лето я, например, очень четко понял, что детство сейчас заканчивается, мы выросли, мы другие.
Знаете, я до сих пор с ностальгией вспоминаю то время, может, еще потому, что именно тогда узнал, что такое первая любовь. Я трепетал, переживал, наблюдал за ней издалека, боялся казаться неловким, неуклюжим... А потом? «Потом они расстались, потому что это была первая любовь, но он запомнил ее на всю жизнь...» Нет, что хотите говорите о тех временах, но мне они нравились.
— А песню Адамо «Том бо ля неже...» стали исполнять от ностальгии?
— Именно. А точнее: двоюродная сестра Люся, ровесница моей родной сестры Татьяны, приехала к нам на каникулы. Тогда они обе учились в седьмом классе (я был на 5 лет моложе) и водили меня на каток «Салют». Сестры катались на коньках, а меня брали за руки и возили за собой. Конечков у меня не было, скользил на галошах. Так мы долго-долго вечерами катались. А над катком из репродуктора Адамо пел «Том бо ля неже...», и на нас плавно опускались огромные хлопья снега... Недавно вспомнил эту картинку из детства и спел песню.
Кстати, моя жена тоже оттуда, из моего детства. Когда мы познакомились, она училась в восьмом классе, а я уже школьником не был. В Тушино, где прошло мое детство, на моей улице вокруг спортцентра «Трудовые резервы» сохранились тогда остатки садов. Там росло неимоверное количество яблонь, мы и собирались: ребята и девчонки. В один из вечеров мою будущую жену Олю привела туда подруга, с которой я был знаком. Вот через подругу мы с Ольгой познакомились. Совсем просто. И с тех пор не расстаемся почти 15 лет.
— По-вашему, бурному творческому процессу и богемной жизни не мешает семья, вообще для вас семья это ценно?
— Для меня это самое главное. И пожалуйста, не подумайте, что я сейчас пытаюсь играть в «тимура», положительного мальчика. Действительно считаю, что самое ценное для человека его семья. И если семья счастливая, если люди живут в любви и согласии, то это дорогого стоит и дает шанс детям повторить модель семьи своих родителей.
Богемной свободы, о которой вы говорите, в частности от семьи, как таковой не существует. Ее можно себе придумать и всю жизнь тешить себя иллюзией. Просто есть люди по природе своей не семейные, их не перекроить. У меня все по-другому: человек абсолютно семейный, наверное потому, что никогда не жил без женщины. И все мои влюбленности, даже мимолетные, были очень трогательными и искренними. По жизни я один бы пропал. Как вообще жил бы без своей семьи, без жены, без сына... Не представляю.
— Может быть, это от ущербности, вас одна мама воспитывала или семья была полная: мама, папа?..
— Мама, папа, старшая сестра, все как положено. Другой вопрос, что у отца с матерью всю жизнь были сложноватые отношения. У нас с женой все по-другому, моя семья и семья моих родителей совсем не похожи. Хотя родители всю жизнь прожили вместе. Это все любовь, она разная бывает. Вот смотрите, есть семьи, где муж и жена друг без друга жить не могут, а ссорятся через каждые три минуты — такая норма отношений. И это тоже любовь.
— Вы учите жить своего 14-летнего сына? Ведь сами-то много чего повидали в жизни, а теперь пытаетесь от чего-то предостеречь, пальчиком погрозить, или пусть сам все попробует?
— Да, Сашка почти подросток, возраст прощания с детством... И как всякий папа я подспудно пытаюсь его предостеречь от чего-то, но нравоучений читать не умею. Вообще меня пугает, когда подростки пробуют наркотики, когда кончают жизнь самоубийством. Что я должен об этом сказать сыну? «Не делай так сынок, это нехорошо». И он поверит? Я боюсь многих вещей, но ведь от всего нельзя предостеречь человека. За меня тоже когда-то родители переживали. И я был далеко не во всем прав, много ошибался и благодаря этому находил верный путь. Это только кажется, что ты такой уверенный и много чего в жизни знаешь, а на самом деле лукавый-то всегда за левым плечом сидит. Порой думаешь, что ты хороший такой, и вдруг как что-то из тебя такое гадкое вылезет. Откуда? Никогда не надо думать, что человек только хороший или только плохой.
Я понимаю, что оградить сына от чего-то неприятного, что я сам когда-то пережил, практически невозможно. Я могу попытаться помочь ему сгладить какие-то острые углы. Знаете, мне ужасно нравится, что он увлечен моделированием — солдатиков мастерит, технику военную. Я тоже этим в детстве серьезно «болел». Недавно он сделал макет танка «Т-34» с какими-то деревьями вокруг, снегом вся эта площадка припорошена. Я просто с ума сошел от восхищения. Сын подарил свое творение школьному кабинету истории. Пока я не хочу думать, кто в плане профессии из него получится, все решит время. Я, например, определился только после двадцати лет, когда уже многое попробовал и понял, чего именно хочу, а чего нет. Вообще присутствие предков чувствуешь на каком-то более тонком уровне: ты не один, перед тобой столько-то, и в спину тебе дышат потомки. Это неразрывная связь, которая меня, например, питает. И, например, с годами я замечаю, как все больше становлюсь похож на своего отца: словечки его говорю, голову как он поворачиваю. И за сыном такое же наблюдаю — он на меня во многом походит.
— У вас остается время на то, чтобы поддерживать с кем-то дружеские отношения?
— Для меня друг — это не тот, с кем созваниваешься и встречаешься ежедневно. Друг — человек, который просто есть, его можно не видеть очень долго, не разговаривать по душам, но живешь и знаешь, что есть человек, который тебя никогда не продаст, не предаст и всегда готов прийти на помощь. Как-то по-книжному правильно получилось, но это действительно так. Такой человек у меня есть.
— Скажите, Гарик, а ведь не случись перестройки, может, не было бы в отечественной культуре, простите за пафос, музыканта Гарика Сукачева?..
— Не знаю. В общем-то, я политики сторонюсь. Смотрю время от времени в этот аудиовизуальный объект в виде телевизора, понимая, что все, что там происходит, уже много раз пережито и на самом деле уже никому не интересно.
— То есть вам все равно, что происходит в стране?
— Если уж быть совсем серьезным, думаю, все мы повинны в том, что происходит сейчас в России. Это не только вина людей, которые стоят у власти. По большому счету все виноваты. И самое ужасающее то, что мы не умеем спокойно относиться к прошлому и к прошлым (прошедшим) людям. Ведь посмотрите, в истории России нет ни одного правителя, которого не начали бы топтать ногами после его ухода или после смерти. Это сознание раба. Еще меня ужасает отношение в России к образованным людям: их не любят и любить еще очень долго не будут. Слова «культурный очень, шляпу надел» будут с нами еще целое столетие шествовать. А все заканчивается тем, что предъявляют счеты прошлому. Например, тому же Горбачеву. Меня часто почему-то называют горбачевцем. Но это не суть. Удивляет, что человек, который сделал очень много для каждого из нас, который сделал радикальный поворот, который многим и не снился, человек, который изменил страну, о него совершенно по-хамски вытирают ноги. И кто? Именно те, кто в той советской стране жил неплохо.
Я тоже смеялся над Горбачевым, когда он только пришел к власти и говорил своими неподражаемыми оборотами, типа: «Мы с Раисой Максимовной читали Достоевского...» Мы с Андреем Орловым хотели даже этот слоган на майках написать. Но об уме Горбачева говорит хотя бы то, что он так быстро перестал неправильно говорить. Человек в немолодом возрасте смог себя изменить. Это достойно уважения.
Ненависть и издевка над кем-то — неважно, над кем, пусть и над политиком — значит, над самим собой. И сколько бы мы об этом ни говорили, но все мы такие. И со мной такое происходит: несмотря на сдержанность, спокойствие, в какой-то момент вдруг вылезает откуда-то изнутри тебя звериная харя.
— А скажите мне, пожалуйста, не раздражает ли вас современная эстрада, наши исполнители: все на одно лицо, поют под «фанеру», премии престижные и время на телевидении, говорят, просто покупают?..
— Нет, представьте, не раздражает. Потому что у у любого человека есть право выбора — кнопка на пульте — хочешь смотри, хочешь не смотри, дело твое, здесь не надо напрягаться. Сейчас молодежь увлечена MTB, и я с некоторой завистью смотрю на молодых ребят, наших музыкантов, которым едва исполнилось лет по двадцать, а они уже имеют возможность заявить о себе по телевидению, так широко на весь мир себя показать. Это вообще-то классно.
— Вас лично, как старшее поколение, уже поколение отцов, беспокоит увлечение молодежи наркотиками. У вас в свое время были подобные проблемы? Что делали вы и что делать поколению вашего сына?
— Рецепта готового у меня нет. Хотя сам прошел через многое. Сознательно, причем, делал некоторые вещи, потому что хотелось попробовать разные состояния. Испытал. И что? Мне уже это не интересно. Я за здоровый образ жизни. Как помните, когда-то в США был бум пристрастия молодежи к наркотикам, всяким психотропным веществам, а потом вся эта мания сменилась страстной тягой к здоровому образу жизни.
А что делать молодым? Есть альтернатива — прыгать на велосипеде, кататься на роликах, на скейтборде. Это связано с риском, с ощущением преодоления какой-то грани страха, преодоления себя. У человека вырабатывается адреналин. Но это здоровый адреналин, а не тот, что молодые люди получают, убивая своих сверстников в своей же стране.
— А жить не страшно, хотя бы в свете последних событий в нашем городе?
— Страшно? Человеческая жизнь никогда не была справедливой и никогда не было спокойных времен. Жизнь, наше пребывание здесь на Земле всегда связано с экстремальной ситуацией. Жизнь всегда граничит со смертью. Счастливо и безмятежно живут только дети, которым не ведомо, что происходит в этом большом, постоянно меняющемся мире. Ребенку всегда жить было спокойно: и в 50-е, и в 60-е, и в 70-е, и в 90-е. Разумеется, только при наличии хорошей семьи, где есть любовь, где хорошие взаимоотношения между родителями, где хорошая родня... То есть такое среднее понятие детского благополучия — нормальная полная семья. Как правило, детство всегда окрашено в спокойные добрые тона.
Я боюсь за своего сына. Боюсь наркотиков. Что ему сказать, как предостеречь — не знаю. Думаю, что пример моих друзей, который он видел и видит, что некоторые из них ушли из жизни, «благодаря» своим пристрастиям, — послужит ему уроком. Я боюсь суицида, который все чаще случается среди подростков, потому что они входят в мир, который кажется враждебным и совершенно незнакомым. Когда я сам столкнулся со взрослым миром и понял, что все здесь устроено совсем не так, как мне говорили, серьезно думал о самоубийстве. Жить не хотелось, все выталкивало тебя из этой жизни: люди — враги, особенно учителя, которым на тебя наплевать, им по барабану — человек ты или механизм. Кстати, так было и будет всегда, не только в советской школе. |
А война всегда где-то происходит, она никогда, ни на день, не прекращается, но лично ребенка она не касается, он этого не видит, поэтому он не знает страха. Вот сейчас война была где-то за сотни тысяч километров, и вдруг в Москве мы явно ощутили ее отголосок: бабахнуло. Лично меня это не коснулось, поэтому мой страх не совсем реален, он возник на подсознательном животном уровне, но я-то не видел воочию тех страшных событий. И не дай Бог кому-то когда-то пережить нечто подобное. А жизнь-то вокруг продолжается: мальчишки и девчонки идут в школу, взрослые спешат по своим делам. Только лица стали мрачнее, тревоги в глазах больше, к окружающим присматриваются внимательнее...
Счастливым человек бывает только в детстве, а когда вырастает, то ощущение всеобъемлющего счастья уже не возвращается к нему. Мир жесток, и год от года начинаешь это все больше понимать.
Ольга ЛУНЬКОВАФото Игоря ВЕРЕЩАГИНА и из семейного архива