ЗА ЧТО ЛУЖКОВ НЕ ЛЮБИТ КОЛЮ ДАРАСЕЛИЮ?

Две недели назад я позвонил Дараселии в Вашингтон и сказал: — Николай, перенес бы ты свой отпуск. Здесь такое творится из-за этих взрывов... А у тебя лицо какой-то не той национальности, хоть и живешь в Америке.

— Не могу, — говорит, — три года в Москве не был, ностальгия мучит, хочу побродить по столице, по университету всплакнуть, русской идеей проникнуться...

В общем, приехал он, мой университетский друг, без пяти минут нобелевский лауреат в области молекулярной биологии из штата Мэриленд. Мы, как положено, сели, и я спросил под водочку:

— Что ты, собственно, под русской идеей понимаешь, человек с грузинским гражданством?

— Во-первых, грузинская идея сформировалась под влиянием русской, и потому необычайно близка ей. Во-вторых, русская идея лучше всего в Америке проявляется. Знакомится, скажем, американец с компанией наших эмигрантов. Нормальный американец, с идеалами и патриотизмом. А через полгода, глядишь, — человек человеком: водку пьет, правительство ругает, карьеру уже не строит, наоборот, дзэн-буддизм изучает. Собственно, я долго и внимательно разбирал этот вопрос и пришел к выводу: русская идея обладает всего одним наблюдаемым свойством — способностью разрушать другие национальные идеи. Здесь ей равных нет. Короче, открыв нам границу, Запад ужасную глупость сделал. Ведь идея наша заразительна чрезвычайно, поэтому скоро они все в нигилизме погрязнут.

— И что, у них как у нас будет?

— Этого я сказать не могу, для окончательных выводов нужно прояснить, почему Россия как-то выживает, несмотря ни на что, даже на великую идею несмотря.

— Вот пойдем завтра тебя регистрировать, может, и поймешь чего...

Регистрировать Дараселию решили по адресу Пашеньки Гусева — еще одного нашего однокурсника по биологическому факультету 92-го года выпуска. В общем, пришли мы в МУ номер два в Строгино. Очередь человек в тридцать, настроенных ждать неделю. Представители всей дружной семьи народов бывшего СССР — от молдаван до долган. Разговоры шли простые и понятные:

— Я вот никогда не регистрировался, — говорил один казах, — что время тратить? Я менту заплачу — мне хорошо и ему приятно.

— И я тоже, — вторили из очереди, — в крайнем случае два часа в обезьяннике — так отпустят же! А тут выселять стали...

— Да, — говорю я Дараселии, вклиниваясь в толпу, — сейчас у нас всеобщая бдительность и выселение, что, вообще говоря, незаконно, но незаконность — важная часть русской идеи. Эти люди вокруг потому и стоят здесь, чтобы встать грудью на защиту национального порядка.

— А американец бы в суд пошел... Ты не видел, куда Пашенька делся?

...Прошел час. Стоим. Очередь продвинулась на одного человека. Появляется Гусев:

— Так. Я узнал фамилию начальника. Сейчас пойдем к нему, только не говорите с персоналом, — Пашенька двинулся к дверям, увлекая Дараселию за собой.

...Прошел час. Очередь не продвинулась, зато появились Гусев с Дараселией. В руках — десяток проштампованных бумаг.

— Здесь все, — выдохнул Гусев, оглядывая покорную очередь, — а то бы три дня стояли.

— Гусев, поделись технологией проникновения за дверь.

— Это просто. Я выяснил имя-отчество начальника, заглянул к нему, объяснил ситуацию. Он сказал, что в порядке общей очереди. Потом я направился к заместителю и сказал ему, что от начальника и что нужно сделать бумаги. Заметь, я нигде не соврал!

— Ага, — сказал Дараселия, — я начинаю прозревать! Значит, ты своими действиями, с одной стороны, еще больше укрепляешь беззаконие, а с другой — своим умом прокладываешь дорогу себе и другим. Мне, например. В этом я вижу некий отбор умных людей — вот на чем Россия держится... Ладно, куда теперь?

На следующий день Гусев сообщил:

— Был я в паспортном столе. Там сто человек кавказцев и прочих регистрируются и перерегистрируются. Я прошел было внутрь и, наверное, дошел бы таки до начальника, но тут черт меня дернул спросить, где он находится. Промах, согласен. Повинтили меня и выставили. Только телефон и удалось узнать. Впрочем, он неправильный.

— Ага! — опять воскликнул Дараселия, — выходит, в милиции тоже бардак! Выходит, анархия поддерживается на высочайшем государственном уровне и, таким образом, стимулирует еще больший расцвет русской идеи. Что теперь делать-то будем?

— Есть два варианта. Первый — узнать правильный телефон. Второй — прорываться еще раз вместе с Дараселией.

Мы выбрали второй вариант. Приходим в участок. В участке две очереди: одна на регистрацию, вторая на перерегистрацию. Женщина молдавского вида вынимает листок и записывает нас тридцать восьмым номером на завтра:

— Но у нас еще из сегодняшнего списка человек пятьдесят останется, так что пройдете вы послезавтра, а скорее всего — дня через три. Сейчас распишем график дежурства и по очереди стоять будем. Ночевать будем, район спокойный, да и милиция под боком — может, и не случится ничего... Тут хорошо: одеяла, водка...

Гусев ночью стоять не захотел. За углом он нашел еще дверь — собственно в участок. Пашенька небрежно бросил менту с автоматом:

— К начальнику. Это со мной, — кивнул на Николая.

На меня он не кивал, и автоматчик, направив ствол в мое самое дорогое место, зарычал:

— Куда?

Я рефлекторно, как последнюю защиту, вынул удостоверение прессы...

— В очередь! — взревел страж. Но тут образовался тот самый начальник:

— Оставить прессу в покое!

Майор взял бумаги Дараселии и через минуту вернулся со списком недостающих документов из одного пункта — квитанции в четыре рубля четырнадцать копеек.

— А теперь в общую очередь! — радостно сообщил он.

— Ну, может быть, как-нибудь?

— Не могу. Даже генералы звонят, а мы их в общую очередь отправляем!

В размышлениях, почему милиция выделила генералов из прочих граждан, вернулся я к друзьям. У них результаты были скромные — Гусев записал новый телефон паспортного стола, как потом выяснилось, опять неправильный.

...Вечером я встречался с одним знакомым художником, Женей Матюненко. Он мне все и разъяснил: про цели, про милицию и регистрацию как зеркало русской национальной идеи.

— Вот ты мою историю послушай. Четырнадцатого числа я тоже пошел регистрироваться. Дело в том, что у меня регистрации сроду не было, с тех пор как ВГИК окончил. Даже российское гражданство из-за этого не давали: прописки, мол, нет — нет и гражданства. Так я аж через администрацию президента на родине остался. Как-то люблю я Россию, родился здесь... Ну, это к делу не относится. Я жил, значит, на квартире у друга и пошел регистрироваться. Кстати, в отделение того района, где взрыв грохнул, — в тридцать восьмое. Прихожу, а она, заместитель начальника, и говорит:

— Если мы вас и зарегистрируем, то только на сорок пять суток.

Ну я, разумеется, достаю постановление Конституционного суда, где черным по белому написано: сколько пожелаю, столько и могу здесь жить. Она говорит:

— Пойдемте разберемся, — выводит в коридор, а там менты меня под руки — и в кутузку. Сижу. Час сижу, другой, с алкашами местными общаюсь... На пятый час приходит мент:

— На двухстах сойдемся?

— У меня пятисотка только. Сдачу давай.

Ну, мент человек с понятиями, вынул из кармана пачку пятидесяти- и сторублевок, мятых таких, на базаре настрелял, и выпустил.

На другой день иду к начальнику паспортного стола. Тогда еще большой шмон не начался, очередь маленькая была. День приемный, но из двери вылезло мурло в погонах и гаркнуло:

— Валите, приема не будет!

Я свалил. И больше туда — ни ногой. Попробую в другом месте зарегистрироваться. У меня ж жена, ребенок, а даже полиса медицинского нет. Если и там на хамство наткнусь — судиться буду. Потому что московская милиция подходит под определение организованной преступной группировки. Это хорошо организованное вооруженное формирование, которое систематически нарушает закон. Все пасутся на взятках. Если бы случилось такое счастье, что менты вдруг вымерли, то преступности меньше бы было.

Знаешь, кто их прикрывает? Лужков. Не веришь? А это правда, он главный бандит и есть. Авторитет его на силовиках держится, потому что при ком же еще такой беспредел возможен. И еще — на заявлениях типа: «Я Москву не открою». Москвичи и рады — Лужок, мол, дороги строит и «черных» не пускает. А на самом деле Москва живет за счет остальной России, которую здесь вот так, с помощью регистрации, и мордуют. Плюс приезжих можно за меньшие деньги на работу брать, а чуть что — дубинкой по ребрам.

Лужков превратил Москву в зону, сам он — пахан, а менты — воры в законе. ...Пришел я домой, рассказал Дараселии, как русский художник хочет обустроить Россию. Задумался Дараселия и говорит, потерев благородный лоб будущего нобелевского лауреата:

— Неправ он. Нельзя вам русскую идею на корню губить. Ведь что Лужков вкупе с ментами делает? А вот что — не дает народу почувствовать себя выше чиновника. Значит, стимулирует такую, я бы сказал, буддистскую задумчивость и созерцательность.

Лужков создает условия, когда пробиться через заслоны и не потерять при этом остатки разума могут лишь исключительные люди, за счет которых у вас производство процветет и благосостояние разрастется. В первую очередь в Москве — уж больно мэр мудрый. К тому же Россия своей идеей непременно Америку победит — у них же нет такого отбора и такой жесткой конкуренции, за ту же регистрацию например. Ведь документов требуют, смешно сказать: сошиал секьюрити, что у каждого, свидетельство о рождении да подтверждение с места жительства — я, например, письмо принес, которое сам себе послал. Все дело занимает часа два.

— Так что ж, наша русская идея пропиской держится?

— Именно. Я бы ее и в Америке ввел немедленно, в качестве прививки.

— Так ты что ж, пойдешь регистрироваться? Гусеву еще пару дней нужно, чтоб прорваться.

— Нет, не пойду. Отпуск кончается, не успею я до отъезда...

На фото:

• Дело в том, что я прописан в Подмосковье, где паспортные столы, муниципальные управления и прочая администрация настолько разморены русским духом, что к ним лучше не подходить. Меня, например, к родной маме прописывали полгода, и прописали только после того, как я им судом пригрозил.
• На самом деле кепку элементарно должны были отстранить от должности и отдать под суд за нарушение постановлений Конституционного суда по порядку регистрации. Ведь эти постановления имеют прямое действие. А менты пусть меня охраняют, а не следят за мной...(Художник Женя).
•