(Окончание. Начало в №№ 20, 21, 22.)

ПИСЬМО ИЗ ТЮРЬМЫ, ИЛИ

ПОБЕГ-4

25 марта 1999 года на тюремный двор австралийской тюрьмы Сильверуотер приземлился прогулочный вертолет и подобрал 57-летнего заключенного Джона Киллика. Джон два месяца находился под арестом по обвинению в вооруженном ограблении трех банков. Организовала побег наша бывшая соотечественница, сорокалетняя эмигрантка Люся Жданова, по мужу Дудко. Люся родилась и выросла в России, окончила Самарский институт культуры, в начале восьмидесятых работала в Библиотеке имени Ленина, потом училась на историка в аспирантуре. С мужем, Алексеем Дудко, они прожили четырнадцать лет, вместе с ним и пятилетней дочерью уехали в Австралию на ПМЖ. Шел 93-й год. Через несколько лет Люся познакомилась с Джоном, а потом ушла к нему. Начался судебный процесс между Люсей и Алексеем об ограничении родительских прав, тяжелый и запутанный. Целый год Люся, Алексей и Джон (да и дочка, наверное) жили в ожидании развязки. И вот она наступила: Джона сажают в тюрьму, а Люся, человек преданный и решительный, нанимает прогулочный вертолет, в воздухе приставляет ствол к виску пилота и заставляет его сесть на тюремный двор. Побег удался. Шесть недель беглецы скрывались от полиции, но потом их взяли в вагончике мотеля, где они остановились переночевать. Сейчас Люся под следствием, ей грозит до двадцати лет заключения по статье «Угон воздушного судна с людьми на борту».
А в июне в редакцию «Огонька» позвонил бывший муж Люси — Алексей Дудко. Он рассказал историю семейной жизни, потом свою версию той же истории рассказал отец Люси — кадровый военный, живущий в Подмосковье. И еще были ее письма к родителям. Письма из Австралии, отчаянные, безнадежные, письма о том, какой ад творился в семье. Потом удалось разыскать автобиографический рассказ Джона о его гангстерской жизни. Все материалы опубликованы в очерке «Побег» в №№ 20 — 22 «Огонька».
...И все же после общения с мужем Люси, ее отцом, друзьями, после чтения австралийских газет и журналов у нас все еще оставался вопрос: почему? Почему бывшая библиотекарша с десятилетней дочкой бросает одного и уходит к другому? Почему она решилась на столь отчаянный и серьезный поступок — на угон вертолета и посадку под пули на тюремный двор? Я написал Люсе письмо в тюрьму почти без надежды на ответ, мне казалось, что она уже за пределом наших обычных человеческих страстей и забот. Но Люся ответила. Из тюрьмы Сильверуотер — той самой, откуда она выкрала Джона и где сейчас находится в предварительном заключении.

«Здравствуйте, Алексей.

Примерно месяц назад мой адвокат, закончив обсуждение текущих вопросов и помолчав несколько секунд, неожиданно выпалила:

— Люся, ваш бывший муж звонил мне вчера и заявил, что, если только вы посмеете дать интервью журналу «Огонек», вы об этом горько пожалеете.

Я поблагодарила ее за информацию, а про себя подумала: «Шутить изволите, любезнейший!» Прошло еще некоторое время, и я получила пакет с копиями ваших статей, вашим письмом и запиской от моих родителей. Спасибо большое за ваши труды. Сразу же скажу, что известное событие, происшедшее 25 марта 1999 г., я смогу комментировать только по окончании процесса. Но мне хотелось бы вернуться к тому, что было рассказано моим бывшим мужем.

Когда меня спрашивают: «Верно, тяжело провести три месяца в одиночке, 24 часа в сутки, в камере размером пять шагов в длину и два в ширину с двумя телекамерами, контролирующими каждое твое движение, и прочими «прелестями»?» — я отвечаю, что после 14 лет замужества за Алексеем Львовичем Дудко эти три месяца в одиночке — просто детский сад. Меня не били, не оскорбляли и не унижали. Что же касается всего прочего — я спартанец по натуре, и мне много не нужно.

Любовь — оружие страшной разрушительной силы, по крайней мере в моей жизни. Недавно, перечитывая Агату Кристи, я наткнулась на замечательную фразу: «Не люди ищут события, а события ищут людей». Что верно, то верно. Я выходила замуж по любви. Мой выбор не одобрили ни родители, ни друзья. Но я считала и считаю, что человек вправе следовать своим решениям и соответственно должен отвечать за свои решения. И я готова отвечать. Теперь, на трезвую голову я с трудом понимаю ту Люсю, в 1983 г. Но тогда у меня были причины выйти замуж за человека с очень трудным характером. Несомненно умен (не выношу мужчин глупее меня), нестандартно мыслящий (второе обязательное для меня качество в мужчине), влюблен в науку, начитан. И в то же время сноб до мозга костей, расчетлив, жесток, капризен и физически труслив. Но я считала, что, если с недобрым человеком долго общаться по-доброму, он постепенно станет добрее. Этакий ускоренный вариант дарвинизма — особь меняется под влиянием изменяющихся обстоятельств окружающей среды — оказался несостоятельным. Сразу же после свадьбы Алеша заявил:

— Либо ты меня подомнешь, либо я тебя.

...Моей личности было отказано в праве на существование. Довольно быстро стало очевидно, что моя идея семьи — равноправного тандема — не имеет под собой никаких оснований. И жизнь превратилась в постоянную баталию за мое вполне, на мой взгляд, понятное и законное желание остаться самой собой, сохранить себя как личность. Мое нежелание бороться за «подмятие» было интерпретировано как податливость и зависимость. Я же определяла это как глухую оборону. Ввиду того, что Алеша не только трудился, как Пигмалион, ваяя из «сырого материала» моего «я» свой идеал, но еще и использовал меня в качестве «девочки для битья». Ежели, скажем, настроение дурное, то скандалы и побои были явлением, прямо скажем, ну очень частым. А уж сколько раз мне объяснялось, что я ничто, пустое место, — и сосчитать невозможно.

Для многих семей рождение ребенка является истинным началом семьи. Для меня это было началом конца. Когда ребенку исполнилось три месяца, Алеша, придя пьяным поздно ночью, заявил: «Я тебе изменял, изменяю и буду изменять!» Оказалось, что изменял он мне буквально с первого дня нашей семейной жизни. Прояснились Алешины походы в «рафинированные» компании и поздние приходы домой. Теперь к любимой фразе: «Ты — ничто» — прибавилось продолжение: «Вот Таня (Катя, Лена, Оля, Ира и т.д.) в сто раз тебя лучше». Да, я любила его, но всему есть предел.

Прочитав Алешину интерпретацию событий, в частности фразу «бесконтрольная трата денег», просвещенный читатель, вероятно, представляет себе груды ювелирных украшений, сверхдорогую одежду, мебель. Размер «трат» зависит от размаха воображения. Так вот, за 14 лет я не купила ни одного ювелирного украшения, ни одного стула. За купленным платьем следовал скандал. К тому же у меня «не было вкуса, а вот у Тани (Оли, Лены и пр.) очень тонкий вкус». А ежели бы я расхрабрилась не в меру и купила бы мебель... Я думаю, Алеша, если, конечно, его не хватил удар, убил бы меня.

И все же, если бы меня спросили, жалею ли я, что вышла замуж за Алешу, я ответила бы: «Нет», потому что я любила его, потому что он отец моего ребенка, с которым я была очень счастливой матерью на протяжении девяти лет, и потому что благодаря этому браку я встретила Джона.

«Феерический мужик», «опасный гангстер»... — когда я читаю эти словосочетания, мне кажется, что речь идет о совершенно незнакомом мне человеке. Джон — феерический мужик? Джон — опасный гангстер?.. О Господи! Я знаю другого Джона.

Умен, остроумен, очень талантлив (опубликовал 23 рассказа и статьи в австралийской прессе и 72 статьи в журнале «Видение»), энергичен, предельно неприхотлив, надежен в дружбе... С особями мужского пола конфликтные ситуации склонен разрешать мирным путем, но уж ежели мирный путь не дает ожидаемых результатов, тогда проще остановить скорый поезд голыми руками, нежели эти стальные мускулы, оснащенные железной волей и кошачьей реакцией. С женщинами... В нем странным образом совмещаются старорежимное, теперь почти вымершее рыцарское великодушие сильного пола по отношению к слабому (ни разу не слышала от него ни единого обвинительного монолога ни по какому поводу) и снисходительность с подчеркнутым равноправием (все домашние обязанности — пополам, причем мне приходилось «защищать» мою половину обязанностей от посягательств Джона: «Ты не рабыня — бегать вокруг меня!», и кофе мне в постель — каждое утро. Начитан (знает австралийскую литературу, английскую классику, читал Достоевского, Толстого и пр.), феноменальная память. Поразительно уверен в себе (любимая фраза: «Я знаю, что делаю»), упрям, как сто ослов. Игрок: вторая любимая фраза: «Скачки! Это в крови». Любит животных, даже залетевшую в комнату муху скорее выгонит, чем убьет. Непробиваемый оптимист.

Мой муж, любовник, мой генерал и мой солдат. С 1991-го по октябрь 1998 г. Джон жил нормальной жизнью. Все, чего мы с ним хотели, — это иметь нормальную семью, жить обычной жизнью. Приключениями он был сыт по горло. В австралийской тюрьме заключенному предоставляется возможность получить заочно образование. По желанию, конечно. Джон заработал прозвище Джон Киллик — Самый Занятой Человек В Этой Тюрьме — тем, что, работая восемь часов в день в тюремной клинике медбратом, он умудрился окончить заочно 14 курсов (включая журналистику, методику преподавания английского языка, Word for Windows и пр.), сдав выпускные экзамены на «отлично», а между работой и учебой три года был бессменным редактором ежемесячного журнала «Видение», в котором он опубликовал 72 статьи (а не две, согласно Алексею Львовичу), в основном юридического характера. Журнал был настолько популярен, что судьи и редакторы свободной прессы заказывали номера.

Выйдя из тюрьмы, Джон устроился на работу в колледж преподавателем английского языка иностранным студентам. Это только сказать легко — устроился на работу. Человеку, вышедшему из тюрьмы, найти хорошую работу невероятно трудно. Австралийский средний класс очень консервативен, и нужно быть весьма незаурядным человеком, дабы сломать лед вежливого неприятия чуждого классу человека.

Сорвался в октябре 1998 г. (Что касается ограбления в мае 1998-го, я видела свидетельские показания — все свидетели в один голос утверждают, что грабителем был 20-летний молодой человек. Полиция или снимет обвинения, или проиграет это дело, т.к. спутать 20-летнего человека с 56-летним практически невозможно.) В Семейном суде его постоянно попрекали прошлым. Алеша не поленился посетить все возможные учреждения (русскую церковь, школу, где Маша учится, даже фирму, где Джон иногда нанимал машины, и пр.), всех соседей, знакомых и незнакомых, рассказывая небылицы о нас. Например, в школе он рассказал, что Джон вот-вот нагрянет туда с оружием, в Семейном суде он сообщил охране, что Джон имеет при себе пистолет. Охрана обыскала Джона, и единственное, что обнаружила, — переносной телефон. Они извинились, конечно... Сыграли свою роль и проблемы с работой. Был еще ряд причин, которые и толкнули Джона к пропасти.

И никакая полиция его не искала с 1991 г. Его провинность была столь незначительной, что никому и в голову не приходило его ловить. Да и не скрывался он ни от кого. И никакого «честного слова» он не нарушал. После освобождения в 1991 г. он был под надзором полиции... В это время случилось так, что Джон со своим приятелем отправился по делам. И в какой-то момент Джон ушел, оставив своего друга в машине. Тот, верно, соскучился, начал заигрывать с молодой девицей, каковая оказалась полицейским в гражданской одежде (что весьма распространено в Сиднее). То ли девица-полицейский была в дурном настроении, то ли приятель вел себя, скажем, не очень хорошо — история о сем умалчивает. А только кончилось дело тем, что сия девица, вызвав по радио помощника, арестовала незадачливого ухажера и учинила обыск машины. Нашли пистолет. Пистолет принадлежал приятелю, который имел разрешение на хранение оружия, сам будучи бывшим полицейским. Строго говоря, дело не стоило выеденного яйца. Хотя, конечно, формально пистолет, принадлежавший приятелю, нашли в машине, принадлежащей Джону. В стране, где все компьютеризировано и бюрократизировано до немыслимых размеров, любой самый незначительный факт доступен любому полицейскому во всей Австралии.

Внезапный интерес к делам давно минувших дней объясняется просто — Алеша, не поленившись потратить деньги и время на частного детектива, получил информацию об этой «провинности» Джона. Он же и донес на Джона в полицию. Полиция, как известно, должна реагировать на запросы населения. Именно поэтому, придя к нам домой, полицейские и позволили Джону остаться до утра дома — даже они понимали абсурдность ситуации.

Это я уговорила его уехать из Канберры. Почему? Потому что знала, что мой бывший муж способен на любую подлость, боялась, что он подбросит какое-нибудь «вещественное доказательство» в наш гараж или дом, куда угодно.

...Мы действительно познакомились в гостях, обменялись телефонами. А через какое-то время Джон позвонил. Честно говоря, я с большим трудом понимала его австрало-ирландское произношение, переспрашивая по сто раз одно и то же. Мы обсуждали все что угодно: политику, историю, литературу. Несколько раз он предлагал встретиться, но я отклоняла эти предложения.

Однажды по пути в университет я наткнулась на него, поначалу я его и не узнала, но стоило ему заговорить... Мы зашли в университетский буфет выпить по чашке кофе. Седая голова, очень живые светло-каре-зеленые (ирландские) глаза, тяжелая челюсть. Чувство юмора, умен, поразительно оптимистичен, очарователен, начитан. И поверьте, в Австралии не очень много людей могут обсудить «Войну и мир» или «Бесы». Он продолжал звонить каждый день. Затем мы встретились еще раз, потом еще, и понеслось. Я чувствовала себя с ним, как будто я знала его всю жизнь. Я представить себе не могла, что человек на 16 лет меня старше, носитель чуждых мне языка и культуры может быть настолько понятен.

Прошло несколько месяцев. Я знала, что он пишет книгу и что он опубликовал несколько рассказов, главным образом детективного характера. Я читала рассказы, но вот все мои попытки добраться до книги были безрезультатными. Единственное, что мне удалось выудить из Джона, — это то, что пишет он мемуары. Однажды он сказал странную фразу: «Если я дам тебе прочитать книгу, ты меня бросишь». От природы я человек не очень любопытный, но после этой фразы... Однако Джон был неумолим. И хотя я объяснила ему, что мое отношение к людям базируется на оценке личности человека, а не всего прочего, Джон повторял раз за разом: «Ты меня бросишь». Я оставила его в покое. И вот однажды:

— Знаешь, ты очень много для меня значишь. Ты должна это знать. Я буду ждать твоего звонка, — и протянул журнал «HQ». Дома я перелистала журнал. Все статьи были под именами авторов, кроме одной — «The Two of Us» — истории любви сорокалетнего грабителя банков и двадцатилетней девочки. Джон не позвонил мне ни в этот, ни на следующий день. Сказать, что я была в шоке... Скорее, удивлена. Мои представления о грабителях банков были ограничены детективными романами и кинофильмами. Джон не соответствовал ничему, почерпнутому мною из вышеупомянутых «источников». Вечером следующего дня я позвонила сама:

— Привет. Как дела?

Долгое молчание. Потом неуверенное:

— Ты прочитала?

— Да.

— Я встречу тебя завтра утром в кафе.

С тех пор исчезла некоторая напряженность. Любила ли я его в то время? Нет. Скорее, он был мне интересен. В этом человеке удивительным образом уживались трудно уживающиеся качества. Например, невероятная уверенность в себе и в то же время крайне уважительное отношение к мнению других людей и умение признавать свои ошибки, прощая ошибки другим. Прошло еще какое-то время. К тому моменту я серьезно обдумывала уход от Алеши. Ибо, как вполне справедливо заметил мой отец, в Австралии мой бывший муж утратил последние тормоза. Семейная жизнь таковой, по сути дела, вовсе и не являлась. Все, что я делала или не делала, вызывало его неудовольствие... Скажем, Алексей решил, что пора купить новую мебель. Отправились в магазин, в котором он пытался подобрать понравившийся ему гарнитур. Я молча следовала за ним. Через пятнадцать минут он обернулся и с ненавистью бросил:

— Ну что ты молчишь? Тебе не интересно? А что тебе вообще интересно? У тебя вообще-то свое мнение есть?

Я показала ему что-то, что понравилось мне.

— Да кто ты такая, чтобы выбирать? Ты что, деньги зарабатываешь? Заткнись!

Вероятно, в каждой семье супруги время от времени бывают недовольны друг другом, но не каждый же день! Меня всегда поражала незначительность поводов для взрывов. Ну, скажем, каков процент мужей готов устроить трехчасовой скандал с безобразным мордобитием по поводу крошечного комнатного растения, «преступно» примостившегося на подоконнике в спальне ребенка? Я думаю, что 99% просто и не обратили бы внимания на существование этого злосчастного цветка. Дело было не в борщах, мебели, цветках и т.п., просто Алеша таким образом проводил в жизнь его принцип «подавления». Помните? «Либо я тебя, либо ты меня». Да-да, тот самый. Так что можете выбирать причину, побудившую меня серьезно думать об уходе. Выбирать было из чего! Встал вопрос о знакомстве Джона с Машей. Я объяснила ему, что наши с ним отношения будут зависеть от Машиного отношения к нему.

— Тогда познакомь меня с Машей, — последовал ответ.

Примерно неделю я обдумывала это предложение. Через неделю я сказала Маше, что в день, когда я буду забирать ее из школы, со мной будет человек, который поможет нам переехать от папы. Джон очень волновался... Они смерили друг друга оценивающими взглядами и повели светскую беседу. Джон повез нас в кафе, где она заказала кучу пирожных, которые большей частью Джону же и пришлось есть... Дома Маша объявила, что Джон ей понравился, но, на ее взгляд, он слишком стар, чтобы быть моим мужем. Я объяснила, что на текущий момент я замуж не собираюсь. Что же касается того, что Джон «стар»... Маше пришлось изменить мнение после того, как Джон устроил соревнование по бегу, прыжкам в длину и высоту, в коих они уговорили принять участие и меня. Мы с Машкой были разбиты наголову, несмотря на 50 метров «форы» в стометровке, которую Джон милостиво нам предоставил. Теперь он всегда вместе со мной забирал девочку из школы, и мы шли в парк, в кино или в кафе.

Я предприняла последнюю попытку поговорить с Алешей о нашем совместном будущем. После разговора стало ясно, что будущего нет. В сотый раз мне было объяснено, что моногамия противоречит сути бытия. И вообще, жизнь ужасна, потому как все его женщины остались в Москве. Я с удивлением спросила:

— Позволь, а кто же я?

— Ты свой парень. И вообще, наш брак сексуально себя изжил, мне нужна вторая жена, моложе тебя. Ты должна понять...

Я попыталась представить себя в роли старшей жены: утром наш новоиспеченный султан нежится в постели с молодой женой, а старшая жена гремит посудой на кухне... Нет, я к этому не готова. Последней каплей, переполнившей чашу терпения, был скандал, «посвященный» Машиному походу на день рождения подруги. Все. Решение было принято. Джон заказал крошечный грузовичок, на который в один прекрасный день мы погрузили Машины игрушки, одежду, книги, мою одежду, бумаги и злосчастную микроволновку, впоследствии наделавшую столько шума в суде. Все прочее: машина, холодильник, телевизор, видео, установка для лазерных дисков, мебель, стиральная машина, компьютер — осталось Алеше. Смешно сказать, но Алеша пытался получить обратно даже микроволновку.

— Я тебе ничего не дам! — сообщил он.

Да я, в общем, и не просила: знала, что он не в силах пережить раздел имущества. Считала, что легко отделалась, закончив безрадостное и мучительное сосуществование.

Сначала я хотела пожить одна с Машкой. Замужеством я была сыта. Джон предложил компромисс: сначала попробуем жить вместе где-нибудь, скажем, в мотеле в Квинсленде.

— Все равно ты уходишь от мужа. Если наше совместное существование окажется неприемлемым — нас никто не держит. Каждый пойдет своим путем.

Мне это предложение показалось вполне разумным. Мы оставили вещи в крошечном (1 м х 1 м) боксе хранилища и поехали на Золотой берег.

Счастливейшие две недели: два любимых человека были со мной! Оказалось, что втроем мы прекрасно ладим. Джон проводил несколько часов в казино, мы с Машкой занимались своими делами. Когда он возвращался, мы шли ужинать и потом гулять. Он рассказывал Маше бесчисленные истории, сочиненные на ходу, придумывал разные игры, развивавшие Машу физически — прыжки на одной ноге на время, бросание маленьких камешков в цель и пр. Он же придумал замечательную игру: каждый день Машка должна была своим поведением заработать определенное количество очков (непослушание маме расценивалось как потеря очков). Приз — огромная игрушечная собака — был выбран самой Машей. Мы ходили в дельфинарий, играли в мини-гольф. Алеша звонил много раз в день. Говорил со мной, умолял вернуться, обещая золотые горы с бриллиантовыми облаками, грозя немедленным самоубийством. Однажды позвонил и сообщил, что его анализ крови показал, что он болен СПИДом. Меня прошиб холодный пот: через пару лет Машка останется круглой сиротой! И Джон обречен. Я собрала волю в кулак и очень спокойно сообщила об этом Джону. К моему удивлению и неудовольствию, он улыбнулся:

— Неужели ты поверила этой глупости?

— Ну кто же шутит таким, по меньшей мере странным, образом?!

— Люся, пожалуйста, успокойся!

После получасового разговора я немного успокоилась, однако настояла на немедленном походе в госпиталь, дабы сделать анализ крови. Через две недели, получив результат, я успокоилась окончательно.

Иногда Алеша просил передать мобильный телефон Маше, и ни разу ему в этом не было отказано. Уважая его отцовские чувства, я разрешала Маше говорить с отцом, прогуливаясь по веранде мотеля, где я могла ее видеть, но не могла слышать. Однажды Алеша возжелал «побеседовать» с Джоном. Выслушав с каменным лицом что-то, сказанное Алешей по телефону, Джон развернулся и покинул номер с удивившей меня поспешностью. Через какое-то время он вернулся. В ответ на мой вопросительный взгляд коротко бросил:

— Это не для детских и женских ушей!

Можете себе представить, что говорят друг другу двое разъяренных мужчин?.. Представили? Ну и замечательно. Рафинированный Алеша аккуратно записал все это на пленку и через некоторое время дал прослушать Маше, а затем и всей Австралии, прокрутив пленку в телепередаче.

...В любом случае, это было замечательное время. Все было хорошо до тех пор, пока в один прекрасный день все не кончилось довольно комическим образом. Хозяйка мотеля отозвала Джона в сторону и с загадочным видом спросила:

— Знаком ли вам высокий, темноволосый, очень худой мужчина в очках?

Мы с Джоном переглянулись: этого не может быть! Он в Сиднее.

— А в чем дело?

— Видите ли, вчера ночью этот человек упал с дерева, которое растет напротив окна вашего номера. Соседская собака начала гонять его по двору. Разбуженные шумом соседи вызвали полицию. Мужчина сказал, что он наблюдал в бинокль за своей женой (дама вопросительно посмотрела на меня, затем перевела взгляд на Джона) и ее любовником. Полиция нашла бинокль под деревом. Я попросила его покинуть мотель.

Мы собрались в считанные минуты. Попутно выяснилось, что он нанял частного детектива следить за нами. По пути «стряхнув» частнодетективный хвост, мы остановились, и Джон убыл в неизвестном направлении. Вернулся с игрушечной собакой, которую Маша заработала своим поведением.

Потом в своем рапорте частный детектив отметит, что Маша, Джон и я выглядели как семья.

На заре нашего брака Алеша как-то сказал: «Если наш брак по каким-либо причинам распадется, я брошу тебя, а не ты меня». Ох уж эти ключевые фразы, время от времени расточаемые моим бывшим супругом! Вот уж в чем ему нельзя отказать — так это в неодолимом стремлении превратить собственные пожелания в непоколебимые законы, по своей неизбежности равные законам природы. Нарушение законов карается... по закону, опять-таки по Алешиному закону.

Вернувшись в Сидней, я решила, что, дабы принять окончательное решение, мне необходимо какое-то время и желательно уединение. Россия была замечательным выходом: вдали от бурь я могла спокойно обдумать наше с Машей будущее.

Алеша звонил несколько раз, и каждый раз «выяснялось» что-нибудь новое:

— А знаешь ли ты, что Джон посадил тебя на наркотики без твоего ведома?

--?

— Да-да. Я послал образец твоего нижнего белья в США, и они прислали результат.

Далее следовало перечисление «обнаруженных» наркотиков со столь витиеватыми названиями, что я и не возьмусь их воспроизвести. Дошло до марихуаны.

— Алеша, да ведь марихуану курят, а я вообще не курю! Да и ведь ежели я, сама того не заметив, стала наркоманкой, то в России, без Джона, тайно снабжающего меня, я должна была бы что-то почувствовать?

— Давай оставим эту тему. А знаешь, что, как только вернешься, тебя федеральная полиция арестует прямо в аэропорту?

— За что?

— А вот тогда и узнаешь. И вообще, Джон собирается тебя убить. И тебя и Машу...

И так до бесконечности.

Решение было принято. В аэропорту вместо обещанной полиции меня ждали игнорирующие друг друга Джон и Алеша. Алеша сообщил, что нашел хорошую работу в Канберре и что он снял дом с палисадником, где я могу разводить цветы.

Ура! После 14 лет замужества мне наконец было позволено заняться цветоводством.

Алеша сказал, что он очень соскучился по Маше и хотел бы сводить ее в кафе в аэропорту, и попросил 40 минут.

Через 40 минут я заволновалась, через 45 — впала в панику. Мы с Джоном обежали все окрестности. Он увез Машу, и чтобы получить ее обратно, мне пришлось обратиться в суд.

Алеша замечательно описал Семейный суд Австралии, забыв, правда, добавить, что по закону (ежели оба родителя не в состоянии выработать приемлемую для обоих схему опекунства) ребенок живет с матерью неделю, а выходные проводит с отцом. Единственный законный путь лишить одного из родителей родительских прав — это доказать, что этот самый родитель пренебрегает своими родительскими обязанностями. Если благосклонный читатель потрудится перечитать Алешину интерпретацию событий и постарается выделить, почему Алеша считает Люсю плохой матерью, то выяснится, что — «никак не могли сойтись в том, как воспитывать ребенка. Для Люси ребенок был чем-то вроде игрушки». Помилуйте, да ведь родители очень часто имеют разные точки зрения на воспитание детей. Важен результат. Как сам же Алеша написал, он «махнул рукой» на то, как я воспитываю Машу. Так вот. Все бесконечные детские психологи, консультанты и Бог весть кто, привлеченные судом к подготовке опять-таки бесконечных ответов и рапортов, — все в один голос говорили, что Маша — превосходно развитый, хорошо воспитанный ребенок. Мой метод воспитания вполне себя оправдал. Ну, не было у суда никаких оснований лишать меня материнских прав. Помните обиженное: «Так что никто мне в суде не помогал!» А в чем, собственно говоря, ему должны были помогать? В попытке наказать меня, лишив ребенка? Суду трудно было лишить меня материнских прав, основываясь единственно на Алешиных пожеланиях.

Правда, существует еще один способ (лишить мать ребенка. — Ред.)... Маша пришла от папы:

— Мама, папа говорит, что ты проститутка и наркоманка.

— Машенька! Да что ты такое говоришь!

— Да, ты должна сделать анализы и показать мне. Ты наркоманка!

— Кошечка! Да мама даже не курит.

После часа несчастный ребенок сел на пол и заплакал:

— Я не знаю, кому верить!

Ну что, тоже начать поливать его грязью? Смертельная битва между бывшими супругами до последней капли крови ребенка! Папа чернит маму, а мама чернит папу!

Существует библейская притча о царе Соломоне, двух женщинах и ребенке. Каждая из женщин, пришедших к царю на суд, утверждала, что именно она является настоящей матерью, и требовала отдать ребенка ей. Мудрый царь предложил разрубить ребенка пополам и вручить каждой женщине половину. Настоящая мать, придя в ужас от этого решения, поспешила согласиться отдать своего живого ребенка мнимой матери, тем самым сохранив ему жизнь. Я понимаю эту женщину. Я потеряла ребенка, потому что я ее люблю и не хочу коверкать ее психику.

К тому же, после того как Джон был арестован, я лишилась моего верного телохранителя. Мне начали звонить и угрожать. Несколько звонков типа: «Если ты посмеешь появиться на следующем заседании Семейного суда, ты об этом горько пожалеешь!» — продемонстрировали мне, что я абсолютно беззащитна. Да и что теперь я могла предложить своему ребенку? Найти приличную работу я не могла, т.к. Алеша прибрал к рукам все мои дипломы, он же оставил себе все совместно нажитое имущество, а теперь эти угрозы! И все-таки я верю, что когда-нибудь моя дочь постучится в мой дом и скажет: «Мама, я знаю всю правду теперь. Я знаю, что ты любишь меня».

В оформлении использованы кадры семейного видео, предоставленные ЖДАНОВЫМ В.В.