24.10.1999, 00:00

ЧЕЛОВЕК НЕВИДИМКА

Окончание. Начало в № 28

Валерий СИРОВСКИЙ

Тридцать лет назад на экранах страны появилась «Красная палатка». По размаху, по участию западных кинозвезд фильм не уступал голливудским блокбастерам

ЭПИЗОД ТРЕТИЙ.

Шеф неаполитанской каморры

Сцена на ледоколе «Красин», который спас итальянцев, — в ней были заняты актеры Питер Финч, Кардинале, Коннери и другие — снималась в Италии в 35-градусную жару. Неаполь стал Северным полюсом, и вся сцена снималась на каком-то зачуханном корабле с выносными декорациями. Проблема была не в том, что стояла жара. Снимать было трудно по той причине, что повсюду в обозримом пространстве стоял Пятый американский флот. На палубах его стояли красавцы-матросы и в бинокли разглядывали Кардинале и Коннери. Казалось, что линкоры просто заваливаются на один бок.

Директором картины с итальянской стороны был Витторио Глори. Он хорошо знал неаполитанский мир, потому что сам был из Неаполя. Мы с ним сдружились, а я к тому времени уже так хорошо знал итальянский язык, что где-то месяца через три он спросил меня: «Ты что, разве не итальянец?» Узнав, что я русский, он еще больше проникся ко мне дружескими чувствами. И я, воспользовавшись этим, как-то сказал ему: «Витторио, я тебя никогда ни о чем не просил и, если ты не выполнишь моей просьбы, я обижаться не буду. Скажи, можешь ли ты познакомить меня с шефом неаполитанской каморры (мафии)? Просто так, из любопытства». «Я тебе скажу через два-три дня», — сказал он.

Через три дня он сказал: «Можно». Меня так разрывало от счастья, что я не сдержался и проговорился Калатозову. Он, конечно, как человек увлекающийся, сразу спросил: «А мне можно?»

Я опять бегу к Витторио и спрашиваю, можно ли взять Калатозова. И он опять отвечает: «Скажу через два дня». Через два дня он говорит: «Можно».

И однажды после съемок мы садимся в машину, и Глори везет нас по Неаполю. Везет очень долго, уже стемнело, и вдруг среди этой темноты мы въезжаем в остров света. Это оказался магазин электроприборов. Мы вошли в него — это был огромный шикарный магазин, в котором было все, кроме покупателей, — совсем как у нас во времена кризисов.

Мы шли по этому пустому магазину, и в конце него мы увидели человека, который сидел за столиком, в кресле, в самом углу. Этот человек был поразительно похож на Калатозова — такой же большой и полный. Мы подошли к нему, Глори представил нас, и он не вставая протянул нам руку с огромным драгоценным перстнем. Очевидно, мы должны были ее поцеловать, но Калатозов пожал ему руку с большим достоинством, то же самое сделал и я. Шеф улыбнулся и широким жестом предложил нам сесть. Мы садимся напротив, смотрим друг на друга, улыбаемся, но разговора не получается.

Положение глупое, но действительно непонятно, что можно спросить. Спрашивать, как дела у мафии, было бы нелепо. Поэтому мы молчим, молчит и мафиози. Он улыбается и разводит руками: вот так, мол... Мы молчим. Он опять разводит руками, и мы улыбаемся. Так продолжалось несколько минут, а потом он спросил: «Кофе?» Мы оживились, закивали головами, и нам подали кофе. Мы с удовольствием выпили его и поблагодарили шефа. Он улыбнулся и широко развел руками. Мы поняли, что больше нам тут делать нечего, пожали мафиози руку, попрощались и ушли.

Общеизвестно, что в кинематографической среде очень популярны розыгрыши. Вот и на «Красной палатке», чтобы разнообразить свою жизнь, мы пользовались этим как средством от усталости.

Однажды, когда на окраине Рима в павильонах «Видеса» снимался интерьер квартиры генерала Нобиле, мы узнали, что у Эдика Марцевича (он играл шведа Мальмгрена) день рождения. Эдик, очень добрый и обаятельный человек, к тому времени уже прославился как самый молодой Гамлет в СССР.

За английскими диалогами следил специальный человек — американец Пол Маслянский, который с гордостью говорил: «Мой отец не из Минска, а из Пинска». Потом Пол разбогател и стал известным продюсером, в частности знаменитого фильма «Полицейская Академия». Он был заводной малый, мы с ним подружились и стали обдумывать неординарное поздравление Эдику. И придумали — решили послать ему телеграмму от имени Клаудии Кардинале. Чтобы не было недоразумений, мы предупредили об этом Калатозова. Калатозов был игручим человеком и пошел на это охотно. Телеграмму должны были вручить во время съемок.

Снималась сложная философская сцена, в которой участвовали Шон Коннери, Кардинале, Питер Финч, Марцевич и другие. А мы с Полом поехали на почту, чтобы договориться с почтальоном. Но пришлось все объяснить про розыгрыш и про то, что режиссер все знает и согласен. Иначе это было бы противозаконно, и нас могли бы посадить за сговор. Мы попросили, чтобы нам пошли навстречу, но почтари направили нас к директору почты. Он отнесся к нам с пониманием, но попросил расписаться в содеянном и сам расписался — вот такая была серьезная процедура. Но мне понравилось, что они так блюдут свои законы, хотя хохма была вполне безобидная.

И вот на съемках в перерыве между дублями входит почтальон и вопрошает: «Синьор Марцевич?» — и подает ему телеграмму. Он расписывается и читает, а телеграмма была на английском языке, поскольку Кардинале знала его прекрасно, а Эдик тоже понимал.

Текст телеграммы привожу не дословно, но достаточно точно:

«Дорогой Эдик! От всей души поздравляю тебя с днем рождения. Ты знаешь, как мы сблизились на картине и как я тебя люблю. Чтобы отметить этот день в вечном городе, я приглашаю тебя провести вечер вдвоем. Буду ждать тебя после съемки на выходе из павильона в 6.20. Клаудия».

Марцевич прочитал телеграмму, и мы увидели, как сквозь грим «Макс-Фактор» на его лице проступила бледность. Калатозов и виду не подал, что что-то знает, и сказал: «Ну ладно, продолжаем». Эдик спрятал телеграмму и начал играть. И вдруг Калатозов кричит: «Стоп! Стоп! Что с тобой, Эдик? Случилось что-нибудь?» «Нет, нет, — быстро проговорил Эдик, — все в порядке. Извините, давайте еще раз».

Следуют второй дубль, третий, четвертый. Калатозов начинает заводиться. Сделали еще несколько дублей. «Да ты что?! — орет Калатозов. — Я тебя в Россию сейчас отправлю». Все притихли, понимая, что раз Калатозов разошелся, всем лучше замереть. «Все, — в конце концов сказал Калатозов, — эту сцену снимать не будем». У Эдика был удрученный вид, но было заметно, что изнутри он просто светится от счастья.

Закончилась смена. Эдик замешкался в гримерной, а мы из окна павильона, сквозь жалюзи, наблюдали следующую сцену: стоит белый «Мерседес» Клаудии, в нем сидят шофер и телохранитель из Сицилии. Выходит Эдик Марцевич, и тут же выходит Клаудия. Мы не слышали их диалога, а потому все это выглядело, как в немом кино. Идет объяснение между Эдиком и Клаудией. Они смеются и начинают что-то выяснять. Клаудия пожимает плечами, и тут появляемся мы и раскрываем все карты. Вечером мы собрались в хорошем ресторане и отпраздновали день рождения Марцевича.

А однажды разыграли меня. Но это был возвышающий меня розыгрыш. Тогда мы три месяца провели на ледоколе «Обь» на Земле Франца-Иосифа, и естественно, что вечерами все собирались и развлекали друг друга: Визбор и Хмельницкий пели свои песни, Никита Михалков, который играл летчика Чухновского, частушки, и я тоже иногда пел итальянские песни, которые знал лучше, чем сами итальянцы.

Юрий Визбор тогда работал на радиостанции «Юность». И в программе — для тех, кто не спит, — я знакомил слушателей с первыми лицами итальянской эстрады: Мина, Челентано и др. Я привозил из Италии пластинки, писал тексты для телепередачи, в которой рассказывал об этих звездах. Так что с Визбором мы были знакомы давно, а на картине, где он играл чешского ученого Бегоунека, сблизились еще больше.

Тогда — это все помнят — были времена, когда модно было давать концерты в закрытых НИИ (или, может быть, там сидели люди, которые были смелее, чем Госконцерт), и Визбор как-то сказал мне в перерывах между съемками: «Ты не можешь поехать со мной в один военный институт? Меня туда пригласили попеть». Я с удовольствием согласился, и мы с ним поехали.

Я стою за кулисами, слушаю, и вдруг посреди концерта Визбор объявляет: «А сейчас я приготовил вам сюрприз. На фильме «Красная палатка» работает итальянец, который, как и я, сам пишет песни. Он любезно согласился спеть для вас несколько песен». Это был действительно «сюрприз» — я чуть в обморок не упал за кулисами. А Визбор представляет меня чуть ли не лауреатом Сан-Ремо и фамилию мне придумал — что-то вроде Франческо Росси. Подвести я его, конечно, не мог, и мне пришлось выйти на сцену и взять гитару.

Весь юмор состоял в том, что я пел так, как многие тогда пели на кухнях, в походах, которые тоже тогда были в моде. Это было задушевно, но, конечно, абсолютная самодеятельность. Но что начало твориться в зале после первой песни — трудно передать! Мы же жили в закрытом обществе, нам мало что было доступно, а тут вот вам, пожалуйста, настоящий живой итальянец с тихой лирической песней.

Тогда была эпоха Магомаева. Он побывал в Италии и, приехав в Союз, распластав руки, громко пел итальянские песни. Одним словом, я имел необыкновенный успех, можно сказать, это был мой триумф — такого больше никогда в жизни у меня не было.

Визбор сказал: «Ну знаешь, старик, больше я тебя с собой никогда не возьму. Тебе хлопали больше, чем мне».

ЭПИЗОД ЧЕТВЕРТЫЙ.

Как Клаудия Кардинале влюбилась в Марцевича

Общеизвестно, что в кинематографической среде очень популярны розыгрыши. Вот и на «Красной палатке», чтобы разнообразить свою жизнь, мы пользовались этим как средством от усталости.

Однажды, когда на окраине Рима в павильонах «Видеса» снимался интерьер квартиры генерала Нобиле, мы узнали, что у Эдика Марцевича (он играл шведа Мальмгрена) день рождения. Эдик, очень добрый и обаятельный человек, к тому времени уже прославился как самый молодой Гамлет в СССР.

За английскими диалогами следил специальный человек — американец Пол Маслянский, который с гордостью говорил: «Мой отец не из Минска, а из Пинска». Потом Пол разбогател и стал известным продюсером, в частности знаменитого фильма «Полицейская Академия». Он был заводной малый, мы с ним подружились и стали обдумывать неординарное поздравление Эдику. И придумали — решили послать ему телеграмму от имени Клаудии Кардинале. Чтобы не было недоразумений, мы предупредили об этом Калатозова. Калатозов был игручим человеком и пошел на это охотно. Телеграмму должны были вручить во время съемок.

Снималась сложная философская сцена, в которой участвовали Шон Коннери, Кардинале, Питер Финч, Марцевич и другие. А мы с Полом поехали на почту, чтобы договориться с почтальоном. Но пришлось все объяснить про розыгрыш и про то, что режиссер все знает и согласен. Иначе это было бы противозаконно, и нас могли бы посадить за сговор. Мы попросили, чтобы нам пошли навстречу, но почтари направили нас к директору почты. Он отнесся к нам с пониманием, но попросил расписаться в содеянном и сам расписался — вот такая была серьезная процедура. Но мне понравилось, что они так блюдут свои законы, хотя хохма была вполне безобидная.

И вот на съемках в перерыве между дублями входит почтальон и вопрошает: «Синьор Марцевич?» — и подает ему телеграмму. Он расписывается и читает, а телеграмма была на английском языке, поскольку Кардинале знала его прекрасно, а Эдик тоже понимал.

Текст телеграммы привожу не дословно, но достаточно точно:

«Дорогой Эдик! От всей души поздравляю тебя с днем рождения. Ты знаешь, как мы сблизились на картине и как я тебя люблю. Чтобы отметить этот день в вечном городе, я приглашаю тебя провести вечер вдвоем. Буду ждать тебя после съемки на выходе из павильона в 6.20. Клаудия».

Марцевич прочитал телеграмму, и мы увидели, как сквозь грим «Макс-Фактор» на его лице проступила бледность. Калатозов и виду не подал, что что-то знает, и сказал: «Ну ладно, продолжаем». Эдик спрятал телеграмму и начал играть. И вдруг Калатозов кричит: «Стоп! Стоп! Что с тобой, Эдик? Случилось что-нибудь?» «Нет, нет, — быстро проговорил Эдик, — все в порядке. Извините, давайте еще раз».

Следуют второй дубль, третий, четвертый. Калатозов начинает заводиться. Сделали еще несколько дублей. «Да ты что?! — орет Калатозов. — Я тебя в Россию сейчас отправлю». Все притихли, понимая, что раз Калатозов разошелся, всем лучше замереть. «Все, — в конце концов сказал Калатозов, — эту сцену снимать не будем». У Эдика был удрученный вид, но было заметно, что изнутри он просто светится от счастья.