Что происходит?
Кто виноват?
Что делать?
ВОР НЕ ДОЛЖЕН СИДЕТЬ В ТЮРЬМЕ
Правозащитнику Валерию Абрамкину о новых веяниях в реформе уголовного правосудия задал Борис Гордон
Сроки заключения будут короче, досрочных освобождений — больше. Что это — капитуляция нищего государства перед преступностью?
На днях, когда я в очередной раз позволил себе не согласиться с тем, что Россия — бандитская страна, на меня натурально наехали.
— Россия не бандитская страна?! Да здесь нет семьи, где хотя бы один человек не сидел. В тюрьмах уже человек на человеке, а ведь далеко не все преступники пойманы.
— И что вы предлагаете? — машинально осведомился я.
— В этой стране уже не сажать надо, а расстреливать. Нет иного выхода, когда все кругом бандиты. Не реформы нам нужны. И не инвестиции. Нужен новый Сталин.
...Мне стало жутко не по себе. Только что Минюст внес в Думу пакет проектов законов, по которым все предлагается сделать с точностью до наоборот: как можно меньше арестов. Ограничение времени пребывания в СИЗО во время предварительного следствия и суда. Вообще меньше наказаний с лишением свободы. Сроки заключения — короче, досрочных освобождений — больше. Применение альтернативных санкций — залога и поручительства. Вывод многих правонарушений из Уголовного в Административный и Гражданский кодексы. Очень существенное смягчение наказаний для подростков за ВСЕ преступления. Один из основных разработчиков пакета — Юрий Иванович Калинин, замминистра юстиции. Он не витающий в облаках диссидент, он четверть века в этом ведомстве и знает систему как свои пять пальцев. Тогда что это — капитуляция нищего государства перед преступниками? Живите на воле, дорогие мои, я все про вас знаю, но у меня кишка тонка вас ловить и некуда вас сажать?
Я пересказал свои догадки по поводу новых веяний легендарному правозащитнику Валерию Абрамкину. Себя он, правда, легендарным правозащитником не числит. Шесть лет сидевший за самиздат, один из первых организаторов клуба самодеятельной песни в Москве, он уже одиннадцать лет возглавляет общественный центр содействия реформе уголовного правосудия.
— А вы знаете, кто у нас сидит? — спросил он меня.
Я предположил, что сидят преступники.
— Ну, тогда включайте диктофон, — скомандовал Валерий Федорович.
ХОРОШО СИДИМ!!!
Мальчик украл трех хомячков. Два с половиной года заключения. Три человека украли поросенка стоимостью четыреста рублей. На троих они получили пятнадцать лет. Недавно Комиссия по вопросам помилования при президенте рассматривала такой случай: женщина зашла к соседке, они выпили, и она взяла у соседки клеенку стоимостью семь рублей. Четыре с лишним года! По статье «грабеж» — открытое похищение имущества. Если бы она взяла клеенку тихо и тайно — дали бы меньше. Во всем мире подобные случаи относятся к компетенции гражданского права. У нас же, когда женщину таки помиловали, она уже отсидела три года.
Украденный хомячок или поросенок по российскому кодексу — ТЯЖКОЕ преступление. Как-то раз на моей памяти два пацана забрались в обычную палаточку. Взяли что попало: торт, зачем-то «Тампаксы» (до сих пор не пойму зачем) — всего на тысячу рублей. Это тоже тяжкое преступление! Они спокойно могут получить по шесть лет. Любая мелкая кража, совершенная ГРУППОЙ, — уже можно ждать свыше пяти лет лишения свободы. То же самое — кража с проникновением в жилище или хотя бы в сарай. Тут, даже если человек действовал один, — тяжкое преступление. Недавно во Пскове мужчина украл трех куриц и два с половиной килограмма мяса. Украл и съел. Точнее, ела вся семья, сидевшая без работы. Это тяжкое преступление, потому что взял из сарая.
Вот за что сидим.
В российских судах мы постоянно видим ситуацию, когда потерпевший умоляет не сажать преступника, а заставить вернуть то, что он украл. Потому что жертве, вообще-то, нужнее именно выкарабкаться из последствий кражи — а не радоваться тому, что вор сел в тюрьму. Во Владимирской области, в знаменитом Гусь-Хрустальном парень лет восемнадцати украл у женщины сумку с батоном. Парень не мог устроиться на работу, потому что из-за беспробудного пьянства родителей не было денег заплатить за медосмотр и медкнижку. Поймать своего, местного пацана — дело нехитрое. Прокурор потребовал шесть лет! На суде женщина сказала: «Если б я знала об этом сроке и о том, что он будет сидеть и до суда, — я б ему этот батон сама отдала». Судья в итоге «сжалился» до трех лет лишения свободы. Женщина, которая сама с двумя детьми и без зарплаты, носила парню передачи. Вся в слезах. Какому нормальному человеку в Европе или в Штатах в голову может прийти, что человека нужно на три года отправлять за решетку за батон? Уверяю вас — никому там это в голову давно уже не приходит.
Даже при нашем Уголовном кодексе есть возможность по подобным происшествиям дела не возбуждать. Дочь моего приятеля (из очень и очень благополучной семьи!) украла два дезодоранта в магазине. Четырнадцать лет, подростковые фокусы. Ее поймали на выходе, она тут же повинилась и отдала деньги! Все — инцидент исчерпан. Подобного рода преступления — на уровне «залезть в сад, взять пару яблок» — совершал почти каждый из нас. Это не домыслы, это статистика. В США девяносто процентов опрошенных сознались, что нечто подобное в их жизни было. Но девяносто процентов американцев отнюдь не сидят. У нас же не столь давно прошел телесюжет: инженер Минеев купил поддельное пенсионное удостоверение и, попавшись с ним в троллейбусе, на три месяца сел в тюрьму. Кстати, через два месяца он стал реальным пенсионером. А работал инженер Минеев в ракетном НИИ, где сто лет не платили зарплату. Типичное ситуативное преступление: человек строгих правил не мог себе позволить не ездить даже на неоплачиваемую работу. Вот за это у нас сажают.
И поэтому не ищите в наших тюрьмах тех, кто не сходит со страниц прессы, — мафиозных лидеров, авторитетов, — они все на воле. Доказано: когда система размазывает усилия на ВСЮ преступность — от кражи хомячка до мафии, — как раз на мафию сил и не хватает.
ГЛУПАЯ СВИРЕПОСТЬ
Нас десятилетиями учили: поймать, изобличить и засадить! Добиться неотвратимости наказания! Во всем мире понимают, что неотвратимость наказания преступников — это миф. Главное — спокойствие общества и сатисфакция жертв, а не число сидящих.
Помните, сколько у нас принималось правительственных программ строительства тюрем и следственных изоляторов? Ни одна не была выполнена. Да и не могла быть выполнена. Потому что создать одно новое тюремное место — это тридцать-сорок тысяч долларов! Это «трехкомнатка» в московской новостройке или солидная «двушка» на вторичном рынке! Ведь тюремное место намного сложнее жилого по устройству — особые стены, те же решетки, запоры. Особая канализация. А сколько людей в этом всем занято! У бюджета, у налогоплательщиков этих денег нет. Да нам и не нужны такие траты. По оценке Юрия Ивановича Калинина, лишь 12 — 16% населения наших тюрем — действительно опасные для общества люди с соответствующими моральными установками. 50 — 60% заключенных не примыкали к преступной среде до получения срока. Их и стоило бы, по мнению Калинина, оградить от контакта с теми, кто может привести инертного человека в реальную преступную среду. Иначе Россия будет работать только на свои тюрьмы — больше ни на что ее не хватит.
Проще говоря, не сажать? Да, не сажать.
Еще в девяносто первом, когда в России разрабатывали концепцию судебной реформы, эксперты предлагали разделить понятия «преступление» и «проступок». Во многих странах почти все имущественные преступления с небольшим ущербом рассматриваются именно как проступки. И отсюда наказание: либо возместить ущерб сразу же и деньгами, либо (если денег нет) — работать в пользу потерпевшего. Именно поэтому на Западе так мало заключенных. Там это чаще всего наркоторговцы. Во Франции много сидит тех, кто совершил ДТП, особенно в подпитии. Но извините — там совершенно иные сроки. Два месяца тюрьмы — это очень серьезно. Психологи жестко стоят на том, что небольшие сроки заключения работают гораздо эффективнее длинных. Человек отсидел месяц — он возвращается в ту же среду, из которой только что выходил. Ему стыдно перед семьей и соседями. И это работает на то, чтобы он больше никогда в тюрьму не вернулся.
Отсидев три года, человек адаптируется к тюрьме и возвращается в совершенно другой мир. Ему ни перед кем не стыдно, а снова сесть — не страшно. А уж если срок больше трех лет — человек перестает бояться тюрьмы и начинает бояться воли. Это проверено: в России тридцать восемь процентов отсидевших попадают в тюрьму снова.
На содержание заключенных у нас вроде бы выделяется очень мало денег. В конце прошлого года на питание одного заключенного у нас клали копеек семьдесят в день. Сейчас благодаря усилиям Минюста дают до четырех-пяти рублей. На лечение — считай, что почти ничего. Но — несмотря даже на такие цифры — уже за первые дни содержания в СИЗО наше государство тратит на мелкого воришку на порядок больше той суммы, на которую он украл!
НА ЗАПАДЕ ЭТИ ДЕНЬГИ ПРОСТО ОТДАЮТ ПОТЕРПЕВШЕМУ.
У нас никто не помогает потерпевшим. Посмотрите в нашу криминальную статистику. Вы найдете там сведения о подозреваемых и осужденных — пол, возраст, что угодно. Но вы там не найдете ни слова о потерпевших. Сколько денег возвращается жертвам? Об этом ни слова.
А ведь на Западе потерпевшим не только возмещают ущерб. То, что с ними работают психологи, — само собой. Но очень часто те же психологи сводят преступника с его жертвой. Преступнику это очень страшно — смотреть в глаза потерпевшему. Один английский пацан дал ложный вызов пожарникам. Наказание ему придумали такое: он два месяца должен чистить пожарникам обувь. Наказание отнюдь не смехотворное, если психологически его точно просчитать. Во-первых, для привыкшего к вольнице подростка это огромная трата времени. Во-вторых, два месяца он видит, какой это адский труд и служба. Парню вряд ли захочется повторить свою шутку. Пожарные получают адекватную компенсацию за потерянные на ложном вызове время и силы.
На языке профессионалов это все называется ВОССТАНОВИТЕЛЬНАЯ ЮСТИЦИЯ.
В Новой Зеландии все несовершеннолетние преступники попадают только в эту сферу. Не посадить человека, а привести к такому состоянию, в котором он не будет опасен для общества, — вот это задача, достойная профессионалов.
Во Франции дикое количество краж. За месяц, что я гостил там у друзей, у них обокрали дачу и залезли в квартиру. Это для них в порядке вещей. Но вот парадокс: они чувствуют себя в безопасности. Безупречно вежливая полиция примчалась сию секунду. В ту же сию секунду страховщики предложили компенсацию — страхуют имущество там все поголовно. Тут же местная власть стала анализировать количество дачных краж и укреплять сигнализацию в этом поселке. И правильно: что толку сегодня сажать одного воришку, если дачная кража именно в этом районе удается легче легкого? Значит, надо делать ее трудной задачей — и лишь тогда можно рассчитывать на спад этой активности.
Кстати, во Франции можно вызывать полицию, просто увидев подозрительного человека в своем спальном квартале: местные власти сами просят сограждан об этом. Бригада приедет минуты через три. После недавних взрывов многие пробовали в Москве тоже вызывать милицию именно по такому поводу. Тем паче наши власти тоже вроде бы сами просили нас об этом.
«02» по полтора часа просто не брала трубку.
— Вот вы говорите, что нормальному человеку в голову не придет сажать на три года за буханку хлеба — но кто тогда эти ненормальные, которые сажают? — не выдержал я. — И еще вы сказали, что наши лучшие эксперты давно знают, что главное — не свирепость наказания, а сатисфакция жертв и спокойствие общества. Что так лучше, дешевле и больше сил на борьбу с настоящими бандитами. Тогда, извините, кто должен противостоять всему обществу, чтобы ничего не менялось? Мистика какая-то...
— Вы прекрасно знаете этих людей, — вздохнул Абрамкин, — пишите дальше.
ГЕМОРРОИ НАШЕГО ВРЕМЕНИ
Кому выгодно во что бы то ни стало отправить человека за решетку? В первую голову — следователю. Ему удобно, что человек УЖЕ сидит. Не надо ломать голову над его явками и неявками: приехал в СИЗО и вызвал на допрос. Следователю выгодны нечеловеческие условия в СИЗО: пытки ведь официально не назначишь, а тут и никаких пыток не надо. Вы знаете, какие запахи в наших СИЗО? Это скотобойня, возведенная в десятую степень. Полгода в камере, которая рассчитана на 20 человек, но сидят в ней 120; полгода этих ароматов — и подследственный подпишет все что угодно. А это и нужно следователю. Ведь его работа оценивается по раскрываемости преступлений. В прошлые годы раскрываемость мелких краж у нас доходила до ста процентов. Во всем мире они дают десять процентов раскрываемости. Изнасилования — один из самых нераскрываемых во всем мире видов преступления. У нас — 78 процентов! Да при такой цифре сотрудники милиции должны хороводы водить вокруг мест, где насильники делают свои дела!
Как ни странно, статус-кво выгоден судьям. Хотя наш судья считается независимым в своем решении (по закону он и вправду ни от кого не зависит) — не дай Бог ему вынести за кражу приговор, не связанный с лишением свободы. Прокурор тут же подаст протест, и дело вернут судье. Обязательно! Это мощнейший способ давления на суд. В России суды выносят только 0,35% оправдательных приговоров. На Западе доля оправдательных приговоров — от двадцати до пятидесяти процентов. Комментарии излишни.
Я был в парижском трибунале (несмотря на грозное название, это просто парижский суд). За день коллегия в составе трех судей рассмотрела 24 уголовных дела! В основном это были люди, арестованные не более трех дней назад. Причем за вполне серьезные преступления. За нападение на полицейского. На консьержку после квартирной кражи. Изолятор находится там же, в здании суда. Все три дня (!) заключения с подсудимым общается социальный работник. Он выясняет именно социальную причину преступления и дает рекомендации судьям. Или одному судье — определенная категория дел рассматривается одним судьей. И этот один судья, который, вообще-то, имеет право дать до года тюрьмы, чаще всего не сажает человека. А опять же составляет некий договор, по которому нарушитель обязан устроиться на работу, если сейчас ему нечем расплатиться с жертвой. Я сам видел, как освобожденного из-под стражи тут же отправили в соседний кабинет, где ему стали искать работу. Нашли. Еще долго спорили, когда ему выходить. Судья считал, что со следующего понедельника. Правонарушитель умолял дать сначала съездить в провинцию к родне по каким-то срочным делам. В конце концов сошлись на том, что на работу он выйдет через десять дней.
Не спрятать человека с глаз долой, а решить саму проблему. Так работают у них. А вот российскому судье незачем репутация «бракодела», чьи решения постоянно отменяются. И он знает, что лучше переписать обвинительное заключение прокурора и не мучиться. То есть посадить. Один из авторов концепции нынешней судебной реформы генерал МВД Сергей Ефимович Вицин как-то сказал: «Я не знаю, зачем мы тратим наши налоги на судей, которые просто переписывают чужие обвинительные заключения».
У прокурора показатели свои: сколько дел доведено до суда. Сколько дел, по которым вынесен обвинительный приговор. При этой системе оценки работы прокурор просто обязан внести протест по любому оправдательному приговору — ведь это бьет по оценке его труда! Если наш прокурор будет лояльно относиться к оправдательным приговорам своих коллег, ему в конце года скажут: посмотри, сколько У ТЕБЯ дел, возвращенных на доследование, и не утвержденных судом ТВОИХ обвинительных заключений. В конце концов ты прокурор или кто?! И он предпочтет быть прокурором.
ПРИПЛЫЛИ...
Сейчас Россия занимает первое место в мире по числу заключенных на сто тысяч человек населения: у нас сидят примерно семьсот пятьдесят человек из ста тысяч. В разных странах Европы из каждой сотни тысяч населения сидят всего от сорока до ста человек. Ни одна страна в мире, даже с самой богатой экономикой, не смогла бы содержать такую армию заключенных и их охранников, как у нас. Многие уверены: у нас больше «сидельцев», потому что наш народ совершает больше преступлений. Это миф! По уровню преступности Россия находится на одном из последних мест в мире. Регистрируемая преступность у нас в три-пять раз ниже, чем в Европе, и в шесть-семь раз меньше, чем в Штатах. Наша низкая преступность — отнюдь не следствие того, что все потенциальные преступники у нас уже сидят. Сидят в наших тюрьмах совершенно не те люди, кого мы боимся или должны бояться. Это вы, наверное, уже поняли...
...Я остановил диктофон. О жути в наших тюрьмах и СИЗО я слышал и раньше. Но был уверен, что это результат жуткого схлеста высокой преступности и немощной экономики. Оказалось — страна с одним из самых низких уровней преступности в мире получила весь этот бред, сюр, туберкулез и несмываемый имидж бандитской державы за здорово живешь. Просто потому, что кому-то очень хочется держать за решеткой почти каждого сотого своего соотечественника. Ну как же — вор должен сидеть в тюрьме!
Все оказалось сделано вручную гладкоречивыми или косноязычными, публичными или непубличными, но абсолютно реальными российскими политиками и прокурорами.
Не пора ли нам отправить их на пенсию, пока они не отправили нас за решетку?
Борис ГОРДОН
|