СНОТВОРНОЕ В ОКРУЖЕНИИ СЛАБИТЕЛЬНОГО

Ещё одно письмо Евгению Максимовичу ПРИМАКОВУ от Дмитрия Львовича БЫКОВА

СНОТВОРНОЕ В ОКРУЖЕНИИ СЛАБИТЕЛЬНОГО

Мы, относительно молодые, но хлебнувшие за последние годы всякого вкусного, тоже очень тоскуем по уюту и застою, и в качестве легкого успокаивающего вы нас вполне устраиваете. Трагедия в том, что вы, по старому совету Жванецкого, можете приволочь за собою во власть такое слабительное, что ваш успокаивающий эффект может пойти во вред любезному Отечеству. Мы проснемся в таком, как бы это сказать, состоянии, что сильно пожалеем о своей доверчивости.

УВАЖАЕМЫЙ ЕВГЕНИЙ МАКСИМОВИЧ!

Отказавшись встретиться с президентом лично, вы с единомышленниками тем не менее обратились к нему письменно и попросили защитить вас и единомышленников от президентского окружения. Это окружение вам очень не нравится. Вам хочется, чтобы президент его разогнал, — и тогда вы, может быть, его простите. То есть напрямую в вашем письме такого условия нет. Вы и ваши друзья — большие доки по части обтекаемых формулировок. Но в принципе, если я правильно понял ваше обращение (тысячу раз прошу прощения за этот вольный перевод), вы постулируете ситуацию следующим образом: если Борис Николаевич сейчас избавится от всех людей, которые не хотят вашего (и единомышленников) прихода к власти, вы открыты для контактов с президентом и готовы гарантировать ему спокойную старость. Если нет — вся ответственность за дальнейшие боевые действия ложится на президента. Никакого другого смысла у вашего послания, воля ваша, я обнаружить не могу. Просто вы решили дать Борису Николаевичу понять, что это не ему впору вызывать вас, а ровно наоборот. А поскольку допустить, что он по вашему вызову явится, вы пока все же не рискнули, то обошлись компромиссом, то есть высказали ему свое фе в письменной форме. И поскольку надежды на то, что Ельцин отречется от дочери, очень мало (да и то ее по традиции тут же удочерит Лужков), вы, я думаю, преследовали совершенно конкретную цель: показать Ельцину, кто теперь диктует ему кадровую политику. Если я правильно понял, это вы и ваши веселые друзья. Уже хорошо.

Поговоримте серьезно, Евгений Максимович! Ведь и дипломат иногда устает от дипломатии, ведь и журналисту надоедает три раза перечитывать свой материал, смягчая все острые места. В вашем коллективном письме содержатся упреки в адрес пропрезидентских СМИ, в которых якобы всевластвует цензура. Евгений Максимович, да может ли возмущаться цензурою человек, связавший свою судьбу с блоком «Отечество»! Или в прессе, подвластной этому блоку, представима публикация, проникнутая сочувствием к президентской стороне? Или вы не читаете московских газет и не знаете, в каких выражениях набрасываются на оппонентов верные вам публицисты? Или вы не знаете, как потихоньку, негласно, начали выдавливать из Москвы издания, как витиевато выражаются распространители, не отвечающие интересам москвичей? Или, наконец, у вас лично появились какие-то проблемы с изложением своих политических взглядов? По-моему, вы сами отказываетесь от таких возможностей (предпочитая не к Киселеву в гости ходить — и правильно, не царское это дело, — а смотреть действительно безобразный сюжет Сергея Доренко). Я что-то не помню также случаев, когда бы Юрию Михайловичу Лужкову или Владимиру Анатольевичу Яковлеву пресса — в особенности московская или петербургская — отказывала в праве высказаться на ее страницах. Или вы хотите пожаловаться президенту, как некоему строгому дяде, на распоясавшихся противников вашего блока? Но простите: нельзя же так, чтобы вашим сторонникам было можно все, а другим — ничего! Вы жалуетесь Ельцину на тех немногих, кто еще отваживается его защищать: помилуйте, Евгений Максимович, да это же все равно, что просить крепость сдаться на милость победителя! Ну засыпьте вы этот ров, он вас только компрометирует... и тогда — может быть, может быть! ничего не обещаем! — мы ограничимся вырезанием мужского населения, а женщин только пощупаем и отпустим...

Получается какой-то детский подход к ситуации: ведь мы такие хорошие, как же можно нас травить! Ничего, Евгений Максимович. Ельцина травить можно, и никто никому за это слова не говорит. Спекулировать на его болезни, расписывать его кредитные карточки, измываться над каждой обмолвкой — это запросто. О'кей, правила игры приняты. Но играть в одни ворота мы не договаривались. И мы, журналисты, очень не любим, когда на нас жалуются президенту, да еще делают расправу с нами гарантом его безбедного будущего. Расчет понятен: вы и ваши единомышленники, вероятно, возжелали позатыкать нас руками нынешней власти, чтобы ваш путь на вершину властной пирамиды был усыпан розами и лилиями. Но боюсь, для осуществления прутковского «Проекта: о введении единомыслия в России» вам все же придется подождать как минимум до августа 2000 года — и то, если у вас получится. У Пруткова, как мы знаем, не получилось.

Главный же пафос вашего и ваших друзей письма — опять-таки если я правильно его понял — сводится к следующему: Борис Николаевич, прогоните людей, которые вредят интересам России, то есть не любят нас. Это самоотождествление с интересами России, пусть и выражаемое не столько текстом, сколько самим тоном его изложения, — не ново в документах ОВР. Вы тонко избегаете (пока, пока!) прямых упреков в адрес президента. Правда, заботитесь вы при этом не о нем, а о престиже Родины, как я понял из вашего немецкого заявления, в котором вы заметили, что за границей президента ругать не будете. Здесь, правда, проглядывает некоторое низкопоклонство перед Западом: перед немцами президента дискредитировать нельзя, а перед своими, значит, запросто? И отклонять его приглашения, и ставить ему фактические ультиматумы, словно уже поделив шкуру неубитого «Медведя»? Да чем же мы хуже немцев, Евгений Максимович? При нас лучше бы тоже уважать власть, которая вдобавок лично о вас пока плохого слова не сказала. Но это в скобках. Прямых упреков в президентский адрес, повторяю, не слышали мы пока и от вас. Вы деликатно перевалили всю вину на окружение.

Но говорить о чужом окружении имеет моральное право, на мой взгляд, только политик, благополучно разобравшийся со своим. Посмотрите вы на свое окружение, Евгений Максимович! Ведь слезы наворачиваются, честное слово, при виде переплета, в который попал уважаемый человек! Я не говорю сейчас о репутации Лужкова или Яковлева с точки зрения их предположительных, пока ничем не доказанных сомнительных сделок. Положим, значительная часть Петербурга говорит, что Яковлев связан с «тамбовцами». Ну говорит и говорит. Меня другое в этих людях настораживает, а с криминалом нынче кто же не связан? Цветы купил на улице у кавказца — вот и вступил в связь с криминалом, потому что ежели он сам не преступник, то платит преступнику, чтобы другой преступник его вообще не раздел. Я об имиджах. И в этом смысле, Евгений Максимович, вы вступили во что-то много худшее, чем партия власти.

Вы вступили в блок с людьми, которые в своей критике президента забывают обо всех и всяких приличиях. Вы окружены публикой, которая воспринимает только лесть, да и не всякую, а исключительно грубую и простую. В автобиографиях лужковских чиновников (они все их теперь пишут, потому что Юрий Михайлович любит такие подношения) господствует тон, каким и о Брежневе в свое время не писали. Мы все — только проводники его воли, только осуществители его гениальных замыслов... Скоро его и с солнцем неприлично будет сравнить, как когда-то председателя Мао: солнце всходит и заходит, а Лужков светит круглосуточно!

Мы бы, очень может статься, и проголосовали бы за вас на грядущих выборах. Потому что выбирать нам особо не из кого. Мы, относительно молодые, но хлебнувшие за последние годы всякого вкусного, тоже очень тоскуем по уюту и застою, и в качестве легкого успокаивающего вы нас вполне устраиваете. Трагедия в том, что вы, по старому совету Жванецкого, можете приволочь за собою во власть такое слабительное, что ваш успокаивающий эффект может пойти во вред любезному Отечеству. Мы проснемся в таком, как бы это сказать, состоянии, что сильно пожалеем о своей доверчивости.

И потому, Евгений Максимович, не начать ли вам для начала с себя? Конечно, никто не дождется, чтобы между вами и вашим окружением вбили кол. Вы про этот кол говорили уже так же неоднократно, как Ельцин — про кол между ним и вами в начале этого года. Мы уже поняли, что вас водой не разольешь. Но может быть, вы все-таки расставите некие акценты и дадите населению понять, что не во всем согласны с вашей веселой компанией? Ибо львиная доля всей этой публики, начиная с Бооса и Ястржембского, кончая Лужковым, довольно долго сама составляла окружение Ельцина. Да не какое-нибудь, а ближайшее. И нынешнее его окружение их тогда вполне устраивало, не то б эти люди никогда не доросли до своего нынешнего состояния.

Вопрос, как вы понимаете, только в одном. Как и вы, сильно не хваля Ельцина, я тем не менее не вижу оснований голосовать за ваших единомышленников. Прежде всего потому, что эти люди все-таки сильно уступают ему в умении разграничивать свои и государственные интересы. И уж конечно, они не будут терпеть меня и мне подобных, а примутся развлекать всю страну зрелищем репрессий и борьбой за единомыслие, поскольку более созидательной программы у них на данный момент нет и быть не может. Зачисткой и чисткой улиц проблемы страны не решаются, тем более что и в Москве за парадным фасадом прячется много всего неприятного. Так что особенно радужной альтернативой противному Ельцину ваше окружение не выглядит ни в коем случае — пишу это исключительно для того, чтобы вы не подумали, будто это Ельцин меня попросил вам написать. Он вообще мне редко звонит, а в последнее время, в отпуске, ему и совсем было не до меня.

Примите, милостивый государь, уверения в совершенном вашем окружении, из которого, кажется, вам так же никуда не деться, как и всем нам.

Дмитрий БЫКОВ