ХЛЕБ — ВСЕМУ ГОЛОВА
Мелкому бизнесмену заработать на выпечке хлеба практически невозможно. И без калькуляции понятно, что производство в отечественных условиях — предприятие капиталоемкое, малорентабельное и даже рисковое. Но вдруг правительство Москвы выпустило программу, по которой всем держателям мини-пекарен отныне были обещаны большая любовь и моральная поддержка. Вот тогда я и решила попробовать себя в качестве пекаря...
За деньги в правительстве Москвы можно купить все: магазин, торговую точку, производственное помещение и даже действующий завод. За большие деньги можно купить распоряжение правительства Москвы и на этом здорово сэкономить. Разумеется, проект будет рентабельным только в том случае, если распоряжение составлено с фантазией и размахом.
Ну, например. Существует, скажем, полезная городская программа о благоустройстве подъездов жилых домов. Можно под эту программу создать фирму по установке кодовых замков. Закупить оборудование, разместить рекламу, нанять штат сотрудников. В общем, все как положено: для раскрутки фирмы требуются время, усилия, емкие и рисковые капиталовложения. Года через два, возможно, предприятие станет рентабельным.
А можно всего за пять тысяч долларов стать эксклюзивным установщиком кодовых замков в отдельно взятом муниципальном округе. Это означает, что в законодательном порядке кодируются все подъезды округа, независимо от желания жильцов. Кто хочет попасть в свой подъезд — пусть заплатит фирме. Ни тебе затрат на рекламу, ни работы с несговорчивым клиентом. Рядом с таким кодированием Кашпировский с Чумаком просто отдыхают.
За дополнительные деньги можно избавить себя и от расходов на оборудование. Согласно соответствующему распоряжению подрядчику на установку все тех же замков из городского бюджета должны быть перечислены тридцать процентов от ВСЕЙ суммы затрат. (На поверку деньги, конечно же, можно получить только в том случае, если предприниматель заплатит чиновнику из мэрии «откат» — четверть от полученной суммы наличными.) Но про замки это я так, к слову. Просто замок недавно опять в подъезде сломался, два часа в дом попасть не могла. А той фирмы уже давно нет!.. Жаловаться некому. Вернемся к высокой экономике.
За несколько большие суммы можно получить в городе Москве такое распоряжение, по которому вам отпишут приглянувшееся здание в обход аукциона, тоже под реализацию соответствующей программы Московского правительства.
Да и саму программу за деньги можно протолкнуть. Для этого, заметьте, не нужно утруждать себя экономическими изысканиями или заботой о благе рядового москвича. Подойдет и что-нибудь смешное, но эффектное, вроде поисков библиотеки Ивана Грозного. Ну, а если вы не одержимы жаждой власти и сообразите включить первых-вторых лиц города в соучредители-распорядители, положите им хорошую зарплату и не станете обременять скучными обязанностями вроде собраний акционеров, то и раскрутка такого проекта обойдется вам почти бесплатно... Теперь вы практически выполняете волю господню, то есть, простите... волю мэра и в действительности никому, кроме того же мэра, не подчиняетесь. Дальше — бесперебойное финансирование из бюджета, но это уже дело техники.
Впрочем, что зря бочку катить на московские власти. Всегда в России мелкие чиновники воровали, брали взятки, это еще Гоголь заметил. Так ведь не корысти ради, а только чтобы на прожиточный минимум заработать. Ведь какая у «мэрского» или «управского» чиновника зарплата? Две тысячи рублей? Смех один! С такой зарплатой нужно пятьдесят лет (!) на паршивую «девятку» экономить. Не говоря уж об улучшении квартирных условий.
Люди у нас всегда тащат, что могут. Сантехник, предположим, унитазы с новостройки домой стибрит. А чиновнику, опять же, что унести? Разве только скрепки да бумагу.
За хищение государственных унитазов можно получить срок. За хищение трех листочков бумаги осудят вряд ли, тем более что бумага уже использованная... нет, пардон, исписанная. Так что гораздо безопаснее. Да и прибыльнее.
О чем это я? Ведь не о чиновниках же речь. Кто же после Гоголя о них, убогих, писать станет... Ага, вот я о чем: о программах правительства Москвы. От этих программ, на первый взгляд, отечественным производителям сплошная любовь и поддержка, а московским потребителям очевидный профит выходит. Так, году в 93-м в недрах таинственного аппарата правительства Москвы зародился документ, именуемый впоследствии Программой содействия развитию сети частных мини-пекарен. Нежданную заботу о мелких отечественных производителях мэрия объяснила просто: дескать, три крупнейших хлебозавода города разом вознамерились встать на реконструкцию. Здорово! Теперь любая домохозяйка с кулинарным опытом станет управлять пусть не государством, так хоть пекарней. А в условиях возросшей конкуренции хлеб станет лучше и дешевле. Мелкие предприниматели бросились занимать свободный сектор рынка.
Впрочем, я знала, чем заканчиваются программные начинания, еще с тех времен, когда партия призвала всем миром поехать на БАМ, по дороге освоив целину. Ну да это когда было... Когда мэров и в помине не стояло. Так зачем же судить огульно? Нужно самой попробовать, разобраться...
В крайнем случае налаженное предприятие всегда можно продать, тем более производство хлеба, который, как известно, всему голова.
ИДЕФИКС
Суть программы заключалась в том, что каждому муниципалитету отныне предписывалось отчитаться в течение года о сдаче в эксплуатацию одной-двух мини-пекарен на подведомственной территории. Программа, на первый взгляд, не баловала ни технико-экономическими обоснованиями, ни кредитно-финансовым обеспечением, ни сложностями иного рода. В среде чиновников, на подбор выросших из шинели Госплана, такие вопросы вообще не возникали.
Как оформить имущественные права на новые хлебные места, в мэрии тоже не озаботились. В 93-м году МКИ вовсю разыгрывало на аукционах права долгосрочной аренды. Разыгрывались на самом деле покупатели, но тогда они об этом не подозревали, потому как иных форм собственности не существовало в природе.
...Очередному клиенту в Москомимуществе обрадовались и тут же предложили под мой проект хлебопечения на выбор с десяток помещений. Взгляд ухватил формулировку «отдельно стоящее здание».
Однако осмотреть покупку мне удалось только снаружи: помещение оказалось наглухо закрытым, ключи безнадежно сметены перестроечно- приватизационным хаосом, разузнать о каких-либо коммуникациях можно было только при наличии документов, подтверждающих мою причастность к зданию. Здесь нужно отдать должное Москомимуществу: свободу выбора покупателям оно не ограничивает. Можно купить, а можно — нет, но в продажу здесь поступают только коты в мешках.
Отдельно стоящее здание площадью 60 кв. м, без целевого назначения, почти в центре, на улице с поэтичным названием Матросская Тишина, тем не менее, оценили всего в пятьсот долларов. Стоимость покупки серьезной не показалась, и я позволила себе рискнуть. Продать за такие деньги всегда успеется. Более того, щедрой рукой проставила сумму, в три раза превышающую стартовую, в полной уверенности, что теперь уж помещение никуда не денется.
Перед тем как вскрывать конверты с предложениями, на аукционах принято дотошно выяснять у членов комиссии, имеются ли возражения по продаже. Как будто раньше не могли созвониться.
— А я попросил бы снять здание на Матросской Тишине с аукциона, — завредничал вдруг супрефект муниципального округа «Сокольники», — мы там пекарню собираемся разместить.
— Вот, вот! Как раз пекарню и хочу! — занервничала я, слушая, как уплывает покупка, с которой уже мысленно сроднилась.
— Да ну? — не поверил супрефект. — Тогда запишите ей это в целевых назначениях.
Я прикусила язык: теперь, если вся эта хлебная затея мне не понравится, продать здание будет уже сложнее.
Через несколько дней с ужасом изучала договор с «дополнительными условиями» в придачу. Там с обескураживающей честностью было прописано, что из всех прав отныне мне предоставляется право в срок вносить арендную плату, зато перечисление обязанностей заняло два отдельных листа.
— Почему? — только и могла выдохнуть я.
— У всех есть дополнительные условия, а вы что, лучше всех? — поинтересовалась секретарша.
Нет, меня, очевидно, с кем-то перепутали: я не завод открываю и не комбинат, а маленькую пекарню и не могу решить все проблемы муниципального округа. Как бы ни было стыдно признаваться, но не могу я трудоустроить сто человек, не смогу «ежемесячно оказывать благотворительную помощь двум сотням человек из числа социально незащищенных граждан». У меня уже сейчас планируется отрицательный баланс. Но даже предписанная смена всех входных дверей в близлежащих подъездах меркла перед предстоящим «восстановлением малых архитектурных форм, подвальных и чердачных помещений...»
В ту ночь мне снились малые архитектурные формы в образе гипсовой купальщицы с веслом, сотня пекарей и социально незащищенные в бесконечной очереди за моим хлебом. Проснулась я в холодном поту.
— Плюнь, — посоветовали знакомые коммерсанты. — Это в МКИ страхуются на случай, если Лужкову ход приватизации не понравится.
...Получив на руки договор аренды, я наконец смогла осмотреть помещение. Оказалось, что мы с Москомимуществом и представить себе не могли, что такое продавали-покупали. Через неделю я вынуждена была признать, что электрификация всей страны не коснулась моего здания, несмотря на оптимистичную документацию. От водопроводчиков выслушала еще один вердикт: из всех водопроводных коммуникаций могла бы функционировать лишь канализация, но только в том случае, если опустить уровень всей городской системы метров на пять пониже. В противном случае согласно подлому физическому закону сообщающихся сосудов в мое помещение грозили хлынуть нечистоты всего района.
Мосэнерго предложило запитаться из соседнего муниципального округа, сославшись на недостаток мощностей в районе. По щадящим расценкам стоимость прокладки кабеля выходила сравнимой со стоимостью освоения новой угольной шахты. Водопровод, оказалось, нужно было прокладывать от бойлерной через автотрассу. Словом, вложения обещали быть капитальными.
И я все-таки возмутилась отсутствием коммуникаций.
— Вы получили помещение почти даром, — оскорбились чиновники, — там одного кирпича тысяч на пять.
Действительно, по договору и не поймешь, за что заплачено: не то за кирпич, не то за пекарню. А договор подписывать никто не неволил.
КАПИТАЛЬНЫЕ ВЛОЖЕНИЯ
Помог близлежащий оборонный завод, не справившийся с нахлынувшей конверсией, за умеренную и наличную плату протянул дружескую руку помощи, а также: ветку кабеля мощностью, вполне достаточной для удовлетворения энергетических нужд маленького заполярного поселка, водопровод сечением, несколько меньшим Ниагарского водопада, отопление, телефон и тому подобные мелочи. Мой скромный вклад военного производства, конечно, не реанимировал, но существенно поправил семейный бюджет заводских рабочих. На предприятии, где полгода не выплачивалась зарплата, две тысячи долларов из моего кармана оказались настоящей сенсацией.
Когда подошло время монтировать оборудование, чтобы, собственно, печь хлеб для народа, проектировщики неожиданно заартачились: не поместится оборудование.
— Оборудование ведь стандартное, — взмолилась я. — Супрефект сказал, что здесь пекарня должна быть!
— Тогда пусть супрефект вам оборудование и устанавливает, — посоветовали проектировщики.
Супрефекта, однако, отвлекать не стали, за дополнительные пятьсот долларов мне разобрали и переложили стену, но оборудование все-таки втиснули.
Инспектора СЭС оказались и вовсе тверды как сталь: по их нормам это помещение не подходит для пищевого производства.
— Но супрефект хочет... — затянула было я.
На двух сотнях долларов мы договорились заново перемерить помещение. На третьей сотне обнаружились недостающие метры.
Но в одном вопросе инспектора стояли намертво: свалку позади здания убрать. И ладно, потому как именно свалки находятся в ведении супрефектов.
— Ну куда, куда я ее перенесу? — неожиданно заартачился глава управы. По его лицу я почему-то догадалась, что он уже отчитался о выполнении плана по мини-пекарням. А остальное, то есть собственно хлеб, его интересовало намного меньше: — Не буду переносить, иначе ее с автотрассы будет видно. А у нас, между прочим, по автотрассе правительство проезжает. Некрасиво будет.
О ХЛЕБЕ НАСУЩНОМ
Наплевав на весь «пекарный» кипеж правительства Москвы, хлебозаводы ни на какую реконструкцию закрываться не собирались. Рынок оставался вполне насыщен недорогими и привычными для покупателя хлебобулочными изделиями.
...Опыт хозяйки соседней пекарни поставил точку в моих сомнениях. Дело в том, что у соседей сначала дела шли хорошо. Там не связывались ни с каким Москомимуществом, а просто заключили договор субаренды в какой-то то ли школе, то ли детсаду. Оборудование быстро смонтировали, торговые места нашлись по прежним связям, и даже, по слухам, воспользовались умные люди какой-то полуворованной (и по этой причине дешевой) мукой. Ошибку допустили только одну: воспользовались коммерческим кредитом под залог оборудования. Через полгода, когда подошел срок выплаты кредита и, разумеется, процентов по нему... в счет уплаты долга пошло все налаженное предприятие, а также личная квартира и машина. Говорят, теперь хозяйка торгует с лотка на рынке.
Я спешно принялась подыскивать покупателя на мою готовую к производству пекарню. Но средней руки бизнесмены презрительно морщились: дескать, пекарня — это малорентабельно. Солидные посмеивались: дескать, пекарня — это убыточно. Несолидные обещали подумать.
Единственное предприятие, всерьез заинтересовавшееся моим предложением, в недавнем прошлом могло случиться конкурентом. Но только формально. Не могу же я всерьез считать себя конкурентом фирме, имеющей 17 действующих пекарен во всех административных округах Москвы. На место приехали всей административной головкой: генеральный директор, заместитель по технологии производства, заместитель по строительству и оборудованию и главный бухгалтер. «Вообще-то мы все генеральные, — пояснили для меня по дороге. — Мы соучредители с равными пакетами. Деньги — это бумага. Каждый из нас вкладывает в общее дело интеллектуальный капитал. Пошлые люди называют это связями. Один из нас беспроцентные кредиты оформляет. Другой выгодное оборудование достает. Третий — бесплатные помещения. Но по штатному расписанию один генеральный положен».
— Здание мы купим, — твердо сказал главный генеральный, вылезая из подвала, — но под офис. Оборудование не возьмем — барахло.
Оборудование, за которое я в девяносто третьем году заплатила пятнадцать тысяч долларов, вовсе не казалось самым дорогостоящим предложением у производителей. Тем более что за полтора года цены несколько подскочили.
— А вы знаете, что целевое назначение здания по договору — пекарня? — попыталась я озадачить генерального пекаря. Тот не озадачился.
— Значит, договор перепишем.
— А МКИ...
— Плевать на МКИ, обратимся напрямую в мэрию.
С человеком, которого слушаются в мэрии, следовало сменить тон.
— Может, все-таки купите оборудование? — попросила я.
— Да поймите, дорогое у вас оборудование. Мы от правительства Москвы такое даром получаем.
Даром, согласилась я, намного дешевле.
— Мы вообще ничего не покупаем, — продолжал между тем генеральный по печкам и тестомешалкам. — Последнее здание по распоряжению правительства Москвы, мы, правда, получили в кредит, но беспроцентный кредит нам тут же правительство Москвы и предоставило.
Тут я немного опешила и слегка задумалась.
— Я тоже хочу такой кредит.
Генеральный по кредитам таинственно усмехнулся.
— Подпись на подобном распоряжении обойдется вам в сто тысяч долларов. Мы, так сказать, оптом хлебные места приватизируем. А вам, с одной пекарней, это не выгодно.
— Скажите спасибо, что мы у вас ее не отобрали, — туманно добавил генеральный вообще. Шутка меня не рассмешила... Нет, на сделке я не потеряла. Но не потому, что занялась хлебным делом.
Ольга БУХАРКОВА
В материале использованы фотографии: Льва ШЕРСТЕННИКОВА, Александра БАСАЛАЕВА