ПОЧЕМУ ВЕРХОВНЫЙ СУД ЦИНИЧНО ПЛЮЕТ НА КОНСТИТУЦИЮ
ВЫСОКИЕ ТЕХНОЛОГИИ
или
Личное у меня, скажете, к городским законодательным и исполнительным властям? Личное, конечно... Уж очень хотелось отменить в московском законе строчку, которая позволяет отбраковывать любого неугодного кандидата
Шансов стать депутатом Московской городской Думы прошлого созыва, если положить руку на сердце, у меня просто не было. Не потому, что электорат меня невзлюбил, просто накануне выборов Лужков взял, да и опубликовал список любимых кандидатов. Меня в этом списке почему-то не было. Председатели большинства комиссий справедливо восприняли список как прямое руководство к действию. Поэтому, когда меня сняли с выборов, я обрадовалась.
Гораздо важнее для меня было никакое не кандидатство, а отмена выборов в Москве. Минимум, на который я могла бы согласиться, — изменить закон о выборах городских депутатов. Нет, я не брежу.
Дело в том, что московский закон о выборах противоречит федеральному, по крайней мере в одном пункте. Но в каком! Этот ключевой пункт статьи 24 «Регистрация кандидатов» звучал в такой невообразимой формулировке: «При выявлении подложных подписных листов или отдельных подписей в этих листах окружная избирательная комиссия вправе отказать кандидату в депутаты в регистрации». А в Федеральном законе о выборах по части фальсификации иные рекомендации: приравнивать подобные подписи к недействительным и вычеркивать. Когда я внимательно изучила эти законы, поняла — всю эту беду я прямо сейчас руками разведу. На всех московских участках отменят выборы, и всем будет счастье. Московским кандидатам перепишут закон, а электорату еще раз покрасят подъезды и отремонтируют дороги.
Сняли меня с выборов, когда после трех дней проверки моих подписных листов члены комиссии нашли три подложные подписи... среди двух тысяч двадцати. Молодцы! Но признаюсь откровенно, я по случаю безобразного московского закона, абсолютно все подписи фальсифицировала.
Увы, но и эти три нашли по чистой случайности. Просто работала у меня когда-то на фирме по выборным технологиям умелая тетенька Валентина Волкова. Специализировалась тетенька на подделке подписей несколько лет. Трудилась усердно. Но самое смешное, что в девяносто седьмом пригласили ее поработать в окружную избирательную комиссию номер четырнадцать. Так что те самые листы, которые она для меня рисовала, она же и проверять отправилась. Я была в восхищении! Далеко человек пойдет. Если не остановить, может до самого ЦИКа добраться...
Короче, за то, что меня сняли за фальсифицированные мною подписи, я в суд подала.
Заседание городского суда назначили в срок: ровно через три дня (исключая выходные), как и положено по закону. Ровным счетом через пять со дня подачи жалобы.
...С особой душевной теплотой вспоминаю встречу с прежним секретарем городского избиркома.
В лицо мы друг друга не знали, схлестнулись на почве вредного для кандидатов московского закона.
— Поймите, я не за свои подписи борюсь. Я хочу создать прецедент, потому что такая строчка в московском законе — это возможность и впредь отбраковывать любого ненужного комиссиям кандидата.
— Так это вы легендарная Бухаркова? В городской комиссии о вас говорят... — проявил смекалку секретарь.
— Так это вы стоите на страже такого закона? — в свою очередь поинтересовалась я.
— Да знаю я, я тоже с этим законом не согласен, — молвил вдруг секретарь человеческим голосом. — А сделать ничего не могу.
Нужно отдать должное комиссии: меня обложили по всем правилам национальной охоты на московского кандидата — по адресам проехались, протоколы подготовили.
Суть в том, что, составляя базу данных для подписных листов, я решила опробовать новую технологию. Она проста, но сердита: берутся адреса из одной базы, фамилии из другой, паспортные данные из третьей. Имена, отчества и годы рождения проставляются и вовсе с потолка. В результате в листах фигурируют люди, по теории вероятности в природе не существующие. А потому претензии предъявлять некому! Комиссия, по моему разумению, должна была пройтись по одному адресу, по другому и в лучшем случае составить протокол, что такие здесь не проживают. Ну не проживают, и ладно. Можете вычеркнуть три фамилии. У меня еще останется две тысячи семнадцать. Не хотите ли и их проверить?
Но обстрелянную комиссию, оказалось, на такой мякине не проведешь. Протоколы собрали такие пафосные: мы, дескать, жильцы такой-то квартиры, торжественно клянемся, что никаким кандидатам ничего не подписывали и впредь подписывать не собираемся. Шедевры эпистолярного жанра судью вполне удовлетворили.
Я было попыталась возразить: какие-такие граждане? Вы мне покажите протокол от того гражданина, который в листе значится. А если какой-то из них ошибся и свой адрес перепутал? Разве такую подпись можно считать подложной?
После этого судья окончательно меня невзлюбила. Наверное, приняла мою рассудительность и пытливость за неуважение к суду. Пристально глядя мне в широко открытые глаза, она ка-ак шваркнет молотком по столу:
— Приговор окончательный, обжалованию не подлежит!
То есть как так «обжалованию не подлежит»? Я получила на руки копию определения суда и несколько опешила. Ради обжалования-то, собственно, все и затевалось. Не могла же я всерьез полагать, что меня эта судья зарегистрирует.
Перечитала закон о выборах, который к тому моменту легко цитировала наизусть, сверила с процессуальным кодексом. Ничего подобного, можно обжаловать, и все тут. Разумеется, я тут же с удовольствием пожаловалась не только в Верховный суд, но и в прокуратуру, которой секретарь горизбиркома запугать кандидатов пытался.
В прокуратуре мне посочувствовали, но по-человечески объяснили, что если прокуратура будет пустяковыми подлогами избиркомов заниматься, то настоящих преступников ловить будет некому. Засим мне дали какую-то незначительную бюрократическую отписку и выпроводили восвояси.
Но вот Верховный суд так просто от меня откреститься по закону не смог. Правда, уведомление о принятии дела к рассмотрению я получила в аккурат в день выборов, 14 декабря. Я оценила юмор членов Верховного суда. А что? По закону имеют право, в законе три дня дается на решение вопроса в суде первой инстанции, про остальные не прописано.
Я улыбнулась и принялась готовиться к заседанию. Стоило ли? Ну, конечно, я не очень дура и понимала, что, признав меня правой, Верховному суду придется заодно признать и закон неправым. А тогда уже я кинусь и выборы оспаривать.
Я решила, что не стоит ограничиваться жалобой, нужно лишить комиссию последней веской аргументации: трех пресловутых протоколов.
Я пробежалась по тем же адресам, что и члены комиссия.
— Кандидатка я, — всем представилась, — что это вы про меня такое написали?
Реакция у электората поразила мое воображение не столько разнообразием, сколько абсолютным отсутствием логики. Две женщины и мужчина в одинаковых выражениях пояснили, что знать ничего не знают, писать ничего не писали, а что заходили тут какие-то, так они им всего лишь подписывали. Не знаю, уж, что такого у нашего электората при этом было на уме, может, решили, что я их пришла бить?
Поэтому я поспешила успокоить электорат:
— Ну, писали, ладно, не отпирайтесь. Я сама в руках держала. Вот и мне напишите, чем я-то хуже?
При мысли о том, что нужно что-то писать, электорат задумался:
— А может, просто подписать чего нужно?
— Э, нет, — настояла я. — Сами попытайтесь. Это не так уж и сложно, поверьте.
— А если мы не будем? — вяло спросил электорат, по всей видимости, давно, кроме подписей, ничего не писавший.
— Тогда по всей строгости закона я буду просить вызвать вас в суд в качестве свидетелей. Вам нравится ходить по судам?
Оказалось, не нравится. Даже больше не нравится, чем писать. Поэтому все мои новые друзья дружно сели за стол и под диктовку написали. Форму я выбрала самую нахальную: дескать, ввели нас, темный народ, члены комиссий в заблуждение, что-то подписать заставили про кандидатку Бухаркову. Мы тогда вообще себя плохо чувствовали и ничего не поняли, думали в поддержку. А сейчас оклемались, вспомнили и в ужас пришли. Мы вообще Бухаркову только с самой хорошей стороны знаем, как честного и принципиального кандидата вообще и сборщика подписей в частности. Дайте нам возможность исполнить свой гражданский долг и проголосовать за Бухаркову, верните ее на место.
Добрый у нас электорат, всем все готов подписать, если букв не много...
Когда я добралась наконец до Верховного суда, выборы давно прошли, новые Депутаты усиленно принялись писать новые законы. Зато я за время путешествия обросла таким количеством бумажек, подтверждающих мою правоту, что чуть было сама в нее не поверила.
Верховных судей тем не менее я не убедила.
— Предлагаю присовокупить к материалам дела, — достала я коронного зайчика из цилиндра: протоколы мыслей от самого электората.
— Только для ознакомления, — равнодушно поправил Вершитель кандидатских судеб.
В глазах у судей давно читался мой приговор. Зачем комедию ломать?
Но по законам жанра суд должен был довести начатое дело до конца. Решение зачитали, как положено, вслух. До тех пор я наивно полагала, что удивить в этой жизни меня уже нельзя. Но все-таки удивилась: по поводу неисполнения конституционных норм ничего суд не потрудился придумывать. Просто обошел эту проблему стороной, вот и весь сказ.
Сняли только один уже слишком очевидный пункт в определении городского суда, что приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Собственно, суд признал только свершившийся факт. Ну, обжаловал, кандидат, добился. Что, нелюбимый, тебе от этого лучше стало? Чистого времени на заседания у судей ушло пять с половиной минут.
Было и продолжение. Добралась я, как обещала секретарю городского избиркома, до самого верха, до Конституционного суда. Правда, это уже совсем другая история, откровенно говоря, несмешная.
На самом деле, конечно, апеллировать к Конституционному суду в ситуации противостояния Федерального закона и закона субъекта Федерации, ссылаясь на Федеральный закон, бессмысленно. Хотя бы потому, что негоже Конституционному суду однозначные положения трактовать. Есть статья Конституции о приоритете Федерального законодательства в случаях разночтений законов. Ну да в этой статье все ясно изложено, а потому и трактовать нечего.
Нашла я с помощью знающих людей пространную формулировку для жалобы о проверке конституционности закона «О выборах депутатов Московской городской Думы». Под сомнение в первую очередь я поставила возможность московского закона давать право субъективной оценки кандидата избирательной комиссией и выказала сомнение в возможности гражданина быть равноправно избранным.
Очень скоро, примерно через полгода, пришел ответ. Но и он меня не обрадовал: мне опять же почему-то объясняли, что есть такая статья Конституции: при противоречии местного законодательства федеральному вступает в силу Федеральный закон. Спасибо, конечно, но я и сама знаю. Только Верховный суд не знает. Там Конституцию не читали.
Личное у меня, скажете, к городским законодательным и исполнительным властям? Личное, конечно. Я даже хотела по личным мотивам мэру за бесплатно тысчонку-другую подложных подписей подарить. Благо возможность была — знакомые моих знакомых ему как раз заканчивали подписи рисовать. А потом в избирком написать, чтобы проверили. Но не стала: я давно уже не голосую сердцем. Умом-то я, конечно, всегда понимала, что все бесполезно — законы не про мэров писаны.
А к чему я, собственно, веду — резонно можно спросить. Про черные технологии тут наговорила, про суды. Тогда вот вам кратенькое резюме: не столь важно, как вы проголосуете, все равно выходит так, что мы с прежним мэром останемся. В Москве давно все под контролем.
А в редакции, наверное, отопление скоро отключат... Будем сидеть в пальто.
Ольга БУХАРКОВА
|