ИДЕЙ ПОЛНО,
НАЦИОНАЛЬНОЙ — НЕТ
Группа писателей, деятелей отечественной культуры (Римма Казакова, Анастасия Вертинская, Борис Васильев, Леонид Жуховицкий, Андрей Дементьев, Борис Хмельницкий и другие) побывала в только что отреставрированном Большом Кремлевском дворце. Разговор об увиденном перерос в дискуссию о национальной идее.
: «ВАВИЛОНСКАЯ ОРАВА ДОМ НЕ ПОСТРОИТ»
Не худо бы нам наконец сформулировать национальную идею.
И дело не столько в том даже, что это вернейший способ объединить нацию, а в том, что национальная идея строится и держится на культурной традиции народа. На общенациональных символах, созданных культурой.
У всякой страны свои национальные символы.
У французов — Эйфелева башня, Лувр, Версаль, Пантеон. У англичан — Букингемский дворец, Тауэр, Гайд-парк. У американцев — Бродвей, Диснейленд, Голливуд, небоскребы. У нас: Кремль, Третьяковка, Эрмитаж, собор Василия Блаженного, Тригорское, Ясная Поляна. Первый — Кремль, как бы ни трепали это слово в прессе. Все равно оно отзывается в каждом. Не зря сказано: «Над Россией — Кремль, над Кремлем — только небо». Слава Богу, что спасен и отреставрирован Большой Кремлевский дворец. Такие вещи нельзя терять, если мы не хотим потерять себя.
Себя — это кого? Когда мы едем за границу, в любой стране заполняем анкету. Так в графе «нация» мы ведь не пишем «бурят», «татарин», «башкир» или «русский» — пишем: «Россия». Во всем цивилизованном мире понятия «нация» и «гражданство» совпадают.
Кто в Америке белый, желтый или черный человек по национальности? Американец. Несколько десятилетий назад Соединенные Штаты стояли на краю гибели: богатейшую страну мира разрывали расовые конфликты. У американцев хватило ума и инстинкта самосохранения самыми жесткими методами подавить расизм. Сегодня расиста выгонят даже из частной фирмы, иначе с ней никто не захочет иметь дело. Какого-нибудь Макашова там не взяли бы даже в ассенизаторы.
Вот уже почти десятилетие мы строим новую Россию. Но что собираемся сдать под ключ? Ощущение почти анекдотическое: один и тот же дом возводит дюжина строительных бригад, у каждой из которых либо собственное представление о конечном результате, либо вообще никакого представления. На одном и том же фундаменте Чубайс строит свое, Черномырдин свое, Лужков свое, Шаймиев свое, Березовский свое, Явлинский уже десять лет твердит, что знает, как надо, но работать не станет из принципа, Зюганов тянет страну к очередям и всеобщей нищете, утверждая, что именно там мы общую идею потеряли. При таком количестве проектов, естественно, стены не стыкуются, двери не закрываются, стекла бьются, а временная крыша грозит обвалиться.
Кто может объединить эту хаотичную вавилонскую ораву в работоспособный строительный коллектив? Государственная дума? На нынешний зверинец рассчитывать бесполезно. Хорошо, если в декабре в новый состав парламента будут избраны элементарно разумные люди. А если придут те же дебилы и воры, те же карьеристы и казнокрады, те же илюхины и шандыбины — тогда как?
С какой программой выступает сегодня самое мощное объединение «Отечество»? Какие у него политические и хозяйственные намерения? А никто не знает. О чем говорят его представители? О том, что все вокруг плохо, поэтому необходимо немедленно передать им власть. Зачем? Затем, чтобы покарать, посадить всех своих недругов. А если победят те самые недруги, тогда что, сажать лидеров «Отечества»? России нужны строители, а не мстители, созидатели, а не разрушители.
К сожалению, едва ли не большинство собравшихся в Думу объединений идет на выборы с разрушительными программами. Опять «до основанья»? Вот в такие моменты особенно остро и не хватает объединяющей всех идеи.
Какой она должна быть? Только созидательной! Хватит завидовать, искать всюду врагов, заглядывать в чужие карманы. Хватит ждать, что кто-то придет и всех накормит, все построит, всех обогреет. Надо просто начать работать, строя собственное и общее хозяйство.
Лишь общее строительство поможет россиянам осознать себя единой нацией. Да, у нас свыше ста народов и народностей. Но сто с лишним национальных идей, рассчитанных на то, чтобы было хорошо лишь одному народу, раздерут на клочки даже могучую страну. Поэтому если нам удастся понять, что у нас одна Родина, одна цель, один корабль, на котором мы можем выплыть (либо потонуть, если передеремся), все с нами будет в порядке. Хватит у нас на это разума? Если хватит, за судьбу России в XXI веке можно будет не беспокоиться.
: «ЕДИНСТВО ВЫРАСТЕТ ЛИШЬ ИЗ ЛЮБВИ»
В студенческие годы, когда я приезжала из Питера на каникулы к подруге-москвичке, мы вечером шли к Спасской башне и смотрели на нее, такую чудную и такую недоступную. Внутрь не пускали, и мы воспринимали лишь то, что видели: мощные красные стены, впитавшие кровь, страсть и свет истории. Нечто загадочное, почти живое. Чуть позже я написала:
У старых стен Кремля,
У этих стен кирпичных
Понятнее земля
И пенье струн скрипичных...
Мой сын в подростковом возрасте как-то до слез расстроился и долго негодовал, узнав, что при ремонте кремлевских стен использовались синтетические блоки. Ему это казалось кощунством.
Потом я, конечно, не раз бывала в Кремле. Но лишь сегодня попала на удивительную экскурсию: нам показали то, что я и не предполагала увидеть: воссозданный в первозданном виде Большой Кремлевский дворец. Сюда мало кто мог попасть. Это ведь и поныне действующее государственное здание. И, наверное, долго еще сюда не смогут попасть обычные экскурсанты. Но мне важным показалось даже не то, что под этими сводами, по этим паркетам проходили цари, президенты, а то, что я оказалась погружена в ауру места, где свершалась и свершается история. Осторожно и поначалу даже опасливо смотрели мы, писатели и артисты, на эти торжественные хоромы, на вроде бы знакомый, но уже иной, обновленный Георгиевский зал, на дотоле неведомые нам чертоги.
По ним водил нас управляющий делами президента Павел Павлович Бородин, одолевал крутые лестничные пролеты, показывал нам уникальные полы, сложенные в необыкновенные узоры из тридцати двух видов древесины, изумительной красоты завитушки лепнины, уникальные камины. Он волновался, как студент, показывая все это нам: понравится ли, впечатлит ли?
Впечатлило. Потому, что случилось наконец главное: над великолепным дворцом, который не ремонтировался полтора века и который мог однажды просто разрушиться, больше не висит топор времени!
Я знаю, с каким возмущением писали московские газеты об излишних тратах на реставрацию Кремля: лучше бы отдали деньги бедным! Я, как и многие мои коллеги-писатели, — небогатый человек. И я бы не отказалась от лишних денег. Но Кремль — это тоже мое, часть моей жизни. И выбор простой: чуть-чуть получше пожить, но оставить разрушенным национальную святыню или — пусть недоедим, подтянем пояса, сложимся по копеечке, но зато детям и внукам останется живой Кремль — лицо Отечества. Этот дворец принадлежит и бедным тоже, он — их богатство.
Может ли быть у многонациональной страны одна национальная идея? Может, потому что и русское, и чувашское, и марийское, и ингушское нуждается в равной любви и защите. Разве величие русской культуры может помешать мне любить героя-татарина Мусу Джалиля, великого мордвина Эрьзю, вайнахский эпос или удмуртское рукоделие?
«Сколько нас, нерусских, у России!» — писал поэт Михаил Львов. Кстати, и Кремль проектировали итальянские архитекторы. Россия потому и великая страна, что ценила и любила созидателей и творцов любой национальности, всех, кто приходил сюда с добром.
Созидательной силой в России всегда была любовь. И если мы попробуем сегодня перестать всех и вся ненавидеть, родится и наша национальная идея. Из любви.
: «МИР — ДВОРЦАМ, ХИЖИНАМ — ВОЙНА»
Исторический призыв большевиков пора переиначить. В коммунальных хижинах мы пожили достаточно. Свой разрушительный лозунг они проводили в жизнь с редкой последовательностью: построив великое множество хижин, снесли неменьшее количество дворцов.
Но и уцелевшие советский человек видеть не мог: их лицезрели лишь избранные. А мы глядели на стены Кремля, которые я поцеловал в дарованный нам праздник 800-летия Москвы 8 сентября 1947 года, и меня, представьте себе, не подстрелили бдительные охранники.
Я до сей поры помню ощущение первого свидания с Кремлем. Это была причудливая смесь великой гордости и столь же великого трепета: я очутился в сердце России. Я ходил по его артериям, прикасался к его нервам, низко кланялся торжественно-печальным узлам истории Отечества, величие которого впервые ощутил именно там.
До сей поры зримо вижу пожилую, бедно одетую женщину вполне интеллигентного вида, которая осеняла себя крестным знамением пред Успенским собором. Тогда подобный жест был небывалой дерзостью, но глаза женщины блестели от слез, и я понял, что она далека от публичного вызова. Просто ей несказанно повезло: ее допустили в ее же прошлое, украденное у нее и у всех нас.
Я вспомнил о ней сейчас, когда попал в отреставрированный Большой Кремлевский дворец. Реставрация его началась после развала СССР, но о ней почти не упоминалось, однако в нынешнем году (в преддверии выборов в Думу, что ли?) пресса (прежде всего московская) разошлась: невообразимые траты денежных средств при всеобщем обнищании народа! Хлестко до слез, бессмысленно по существу, поскольку выше кремлевских башен уже вознесся над Москвой некий бронзовый истукан, без которого обнищавший народ вполне бы мог обойтись. Но тут почему-то московская пресса хранила гордое молчание, о стоимости истукана никто не проронил ни слова.
А с Кремлем мне повезло, как везет только Иванушке-дурачку в добрых русских сказках. Я увидел его обновленным. Особенно впечатлил меня Георгиевский зал с его непривычной белизной и ослепительным золотым сиянием имен героев русской боевой славы. Шесть тонн пыли и грязи, скопившихся за время коммунистической оккупации Кремля, было вывезено отсюда, и я впервые ясно прочитал имя своего предка, генерала Ильи Ивановича Алексеева, героя Отечественной войны 1812 года.
Я считаю, что это — торжество восстановленной исторической справедливости. Да, существуют понятия, которые невозможно мерить расхожей ценовой стоимостью. Кощунственно с торгашеским прищуром прикидывать, сколько стоит честь и достоинство твоей Родины. Восставший из небытия Большой Кремлевский дворец — зримая ступень меж славным прошлым России и, хочется верить, ее не менее славным будущим.
Будущее возникает только из прошлого. И национальная идея вырастает из истории. Здесь, в Кремлевском дворце, кожей ощущаешь идею, которой руководствовалась в бозе почившая Россия. Идеей, единой для всех народов, конфессий и менталитетов, была фигура Государя-Императора. Но в государствах, где к власти приходит демократия, требуется идея снизу, как фундамент сложившегося гражданского общества. В США она именуется благоденствием нации, в Германии орднунгом, то есть порядком, в Англии историческими традициями, общими для всех.
У нас нет единого гражданского общества. Не озаботилась Россия его созданием своевременно, потому мы и имеем сегодня то, что имеем: власть отдельно, все остальное отдельно.
Что способно объединить коммунистов и демократов, не говоря уж о нацистах? Ах, нужен царь во все наши головы!
: «ФАНАТИКИ ДОБРА»
Я уже третий год представляю российское телевидение в Израиле, на святой земле, где миллион двести тысяч наших соотечественников. Но вот что меня беспокоит. Выдающийся ученый Гудков сделал открытие, которое может произвести революцию в онкологии, трое тридцатилетних ребят (один из Свердловска, второй из Питера, третий из Москвы) совершили переворот в компьютерной сфере — и все это не у нас. Они сделали свои открытия, уже покинув Россию. Хотя до сих пор любят ее и за нее переживают.
Наша беда в том, что мы не ценим и потому теряем фанатиков России, без которых она вообще не стала бы Россией. Третьяков и Морозов были фанатики. Мы должны быть фанатиками нашей истории, нашей культуры, нашей литературы, нашего зодчества — фанатиками всего, что делает жизнь прекрасной. Извините, но я считаю одним из таких фанатиков Павла Бородина.
Наша великая культура — законная собственность всех народов России. Мне кажется, защита и развитие этой культуры может стать могучей объединяющей идеей.