ХОРОШИ ЛИ ЗАТЯЖНЫЕ ДОЖДИ ДЛЯ ОЗИМЫХ?

Финал ХХ века в рок-музыке проходит деловито и скучно — обкомовские будни

ХОРОШИ ЛИ ЗАТЯЖНЫЕ ДОЖДИ ДЛЯ ОЗИМЫХ?

Сахарная косточка двухтысячного года обглодана до блеска: уже известно, кто и как запустит процедуру конца света; всем понятно, кому и где будут выдаваться пропуска в новую жизнь; также ясно, когда веселье начнется. Открытым остается самый важный вопрос: прежде чем обещанное чертово колесо раскрутится, кто запишет самый-самый первый диск XXI века? Если, конечно, 00:00:01 1 января 2000 года соответствует первому мгновению нового тысячелетия и вообще. Потому что, если не соответствует, все есть суета, а ждать еще целый год скучно и вообще...

О своем неоспоримом и где-то даже наследном праве на исторический момент пока заявили трое: Джулиан Леннон, Принс и какая-то дамочка из «Спайз герлз». Фирмы звукозаписи, стоящие за этими величественными фигурами, обещают устроить все так, чтобы факт появления пластинок их клиентов был официально зарегистрирован долями секунд первой минуты нового века, — потомки должны знать, кому они обязаны своим счастливым детством, и они будут это знать! Нет важнее задачи, чем хранить историческую справедливость в стерильной чистоте с самого наступления справедливости, иначе потом ее придется восстанавливать в муках и ко всеобщему неудовольствию. Как это делали недавно англичане, исследовавшие общественное мнение как у себя на островах, так и во всей остальной провинции относительно того, какие-такие деятели мировой культуры сотрясли до основания общественную мысль в двадцатом веке. Сотрясли так, что черепушка общественного сознания стала мала для нее, и теперь мысль живет отдельно от разума.

Результаты исследования никого особенно не удивили, ну а нас тем более. Оказывается, что самым крупным агентом влияния в двадцатом веке был Джон Леннон. Кто бы сомневался. Под вторым номером значится некто Элвис Пресли, рядовой, годный к нестроевой, но, к сожалению, как и номер первый, из увольнительной не вернувшийся. На третье место в наших мыслях — после означенных двух первых фигур, а также родины и прилагающейся к ней закуски — претендует так много народа, что на него можно не обращать внимания. Тем более что народец предлагается все больше никчемный.

Не стали сенсацией и партийные списки — блок всенародной любви и преданности «Битлз», который возглавляет мистер Леннон-старший, вышел на первое место, вторыми к финишу пришли также всеобщие любимцы «Куин», злобные и оттого вечно молодые старцы «Роллинг стоунз» замыкают праздничный парад. Пластинкой, которую теперь официально следует считать причиной нашего безумия, признан «битловский» «Сержант», а песней, замуровавшей навеки лаз из палаты № 6, — «Богемская рапсодия» «квинов».

Кто-либо иной на первом месте вместо «Битлз» нас не устроил бы и возмутил. Потому что ихние «битлы» с ихним Джоном Ленноном это такой же важный камень в фундаменте нашей общественной мысли, как мавзолей и водка. И тот факт, что именно Леннон в глазах шизоидов всего мира считается фигурой более безумной и, следовательно, более значимой, чем рядовой Пресли, свидетельствует о том, что смена поколений, о которой все говорили-говорили, но никто не понимал, о чем идет речь, наконец произошла! Пресли — это значит шестьдесят, «битлы» — все же сорок! В смысле изношенности мозгов тех, кто двумя колоннами шел за своими дудочниками. Наша пришла первой. Она и была первой всегда, потому что наше поколение брендило не так, как преслиевцы, к которым король Элвис вломился в свободную извилину между занятыми — очередным указом партии и страхом опозориться перед девушкой. У нас «Битлз» привольно плескались по всей голове, и любые события, как в пределах необъятной, так и в страшном остальном, процеживались вначале через них. Хороши ли затяжные дожди для озимых? Что имел в виду Леонид Ильич, сказав: «Наша партия всегда умела отличать слово от дела»? Элвисовцы не имели свободы маневра, потому что кумир не давал им поводов для раздумий, истратив все свое влияние на отсоединенные от головы ноги и вечно влажные от умиления глаза. Битломаны, напротив, оказались готовыми к играм ума Леннона и МакКартни — генеральные секретари и пресса выковали поколение, практически ценное и сегодня, для которого фига в кармане и чтение между строк стали профессией.

Финал XX века в рок-музыке проходит деловито и скучно — обкомовские будни. Пока первые и их замы мучаются похмельем или застряли в командировках, чиновники снуют по коридорам, увлеченно пожимают влажные ладошки коллег и ненадолго припадают к рабочим местам. К праздникам руководители, безусловно, просохнут и с выбритыми щеками и подобающим моменту прищуром займут законные места в президиуме. Рать получит причитающуюся ей долю народного восторга, облобызает начальственную десницу, с которой падут некоторые блага и щедроты, и скроется по норам до следующих торжеств. Миллениум соберет в своих штабах генералов рок-н-ролла, каждый из которых предварительно облагодетельствует войска и скотов-штатских своими новыми произведениями — генералы Пол МакКартни и Брайан Ферри это уже сделали, генералы Майкл Джексон и Джордж Майкл готовятся. Родные и близкие выпустят новые сборники навеки уснувших героев — наследники «Куин» и Джона Леннона это уже сделали, потомки Элвиса Пресли и Джими Хендрикса готовятся. Под занавес года пройдут торжественные мероприятия, на которых в обязательном порядке в своих колясках будут присутствовать великие старцы: почетный бессмертный Джон Ли Хукер продекламирует под гитару новый стих, «Дункан Маклауд второй волны» Джо Кокер непременно споет сразу в нескольких передовых частях. Неотесанная молодежь попытается сорвать свою долю оваций, но первые секретари железной рукой доведут мероприятие до приличествующего их сану маразма и осенят собою XXI век, или что там будет в двухтысячном году.

Для удобства почтенной публики современная рок-музыка в конце XX века стала напоминать историко-производственный роман или фильм. Главные герои разбиты на две противоборствующие группировки — если оказывается, что группировок больше, по ходу сюжета лишние либо гибнут в борьбе с первыми двумя, либо бесследно исчезают в какой-нибудь пучине. Приятно также и то, что все второстепенные персонажи служат лишь для образования фона — после умерщвления или исчезновения под обломками о них легко забываешь, а действие разворачивается таким образом, чтобы никогда больше и не вспоминать. Чтобы публика не запуталась, герои и злодеи наряжены в разную форму, «наши» — рок-н-ролл, хард-рок и прочий «металл» — предпочитают пастельные тона, «они» — альтернативная галиматья, техно и прочая попса — легко соглашаются на вульгарный красный. Как и полагается в приличном романе, вначале злодеи берут верх, второстепенные герои картинно умирают, главные же персонажи зализывают раны и готовят отмщение в живописных пещерах или на берегу в окружении печальных, но доступных красавиц. Женские роли в сценарии специально не прописываются, потому о женском роке сегодня речь не идет. Бабы есть, а рока нет. А для чего нужны тетки в кадре, знают даже прыщавые любители кислотной попсы. Очень важно победить, потеряв в битве хотя бы одного главного героя, без его смерти никто в победу сил добра не поверит. Но за него со злодеев спросят строго, по полному счету, и в какой-то момент публике становится жаль растерянных и неуклюжих негодяев, которых штук пять героев второго сорта и пара молочных первого во главе с вечно живым и почти научившимся летать самым главным выкашивают шеренгами. Главное — не перегнуть палку, чтобы публика не воспылала любовью к отребью, как это случилось во второй половине 70-х во времена пришествия панк-рока. Любовь случилась затяжной, и фильм удалось выправить только в третьей серии, которая снималась уже в наши дни.

«Битлз» и начальник их Джон Леннон во главе списка общественного мнения в конце XX века — это неплохо. Хотя бы потому, что тридцать лет после распада группы и почти двадцать после смерти Джона — некий отрезок времени, имеющий право называться историческим. Грустно, что ничего более значимого за истекшие тридцать лет в музыке не произошло, а если и произошло, то все это была нирвана. С другой стороны, впервые за многие годы мировое общественное мнение обошлось без мнения подростков, точнее — процент его оказался столь ничтожным, что на общий результат не повлиял. Или же придется признать, что подростки вдруг поумнели, а в это поколение, вынесшее на свое знамя «битлов», добровольно не поверит. Хотя бы потому, что когда-то сами были подростками. Хотя, может быть, они — прагматики, и действительно любят наших «битлов», как своих. А где же веселое безумие, свое безумие, которое надобно протащить лет до сорока, а там передать в надежные руки? Где эти руки? Где же розы?

Сергей КАСТАЛЬСКИЙ