ОТЛУЧЕНИЕ ОТ БЖ

Коню, собаке, крысе можно...

ОТЛУЧЕНИЕ ОТ БЖ

Таинственное Большое жюри Союза журналистов (далее для краткости БЖ) отлучило Сергея Доренко от профессии журналиста. То есть, говоря по-русски, лишило его права так называться.

Честно сказать, ни о каком Большом жюри (название которого напоминает мне только об Америке времен Маккарти) я доселе понятия не имел и судьбоносных его решений что-то не припомню. Поняв бесперспективность своих личных попыток заткнуть фонтан под названием «Доренко», московский мэр прибег к хитрому маневру и решил задушить противника руками его коллег.

И коллеги, плюнув на корпоративную этику, практически единогласно ответили: р-р-рады стараться, ваше-во-во-во! Отлучение — оно, конечно, только гражданская покуда казнь. Половинчатая мера. Если нельзя убедительно опровергнуть — приходится отлучать. Дальше они его, вероятно, из москвичей разжалуют, потом — из россиян, потом — из рода человеческого...

Сергею Доренко нельзя называться журналистом. Александру Хинштейну — можно. Светлане Беляевой-Конеген — можно. Александру Терехову, Павлу Гусеву, Сергею Цою — запросто. «Коню, собаке, крысе можно жить, но не тебе. Тебя навек не стало...» «Король Лир», акт пятый, пер. Б. Пастернака.

Доренко, конечно, далеко не Корделия, в том смысле, что его просто так не задушишь, не убьешь. И чувства, которые он у меня вызывает, мягко говоря, противоречивы. Но, воля ваша, я не могу одобрять политика, который не ограничивается беспрерывными судами с прессой, а еще и пытается в эту самую прессу внести дополнительный раскол. Мы можем, конечно, быть идейными противниками, но вот до отлучений пока не доходило. Сначала (в совместном обращении лидеров

«ОВРАГа» к президенту) Лужков просит Ельцина своими руками заткнуть врагов Отечества, то есть «Отечества». Теперь недвусмысленно вербует на свою сторону коллег Доренко: рассудите нас, люди! А что дальше?

БЖ молчало, когда мэр Лужков возбуждал дела против журналистов решительно по любому поводу — за упоминание о трудностях с продовольствием в Москве после 17 августа, например. БЖ молчало, когда пресс-секретарь московского мэра публично обозвал сумасшедшим молодого журналиста Рубена Макарова. БЖ не пикнуло, когда в газете Александра Терехова «Настоящее», выходящей под эгидой префекта Брячихина, была опубликована откровенная ложь насчет того, что Егор Гайдар систематически скрывает доходы. Наконец, многочисленные публикации прослушек, фотографий и документов, составляющих тайну следствия, тоже не привлекли интереса больших жюрил — видимо, потому, что «Московский комсомолец» они не читают из брезгливости. Когда газета «Завтррря» публиковала некрологи живому Ельцину, приглашала под фонарь Андрея Черкизова, сравнивала со сперматозоидом Гайдара и с жабой — Новодворскую, наших доморощенных маккартистов все устраивало.

А тут, вишь ты, жареный петух пропел — и поутру они проснулись и отлучили Доренко, который вдобавок их союза вообще никаким боком не член. Того Союза, перед которым Юрий Михайлович три года назад уже выступал: добрее, учил, надо быть. Наша журналистика — цитирую дословно — должна быть в чем-то даже сусальной. И чтобы профессионалов критиковали только профессионалы: политиков — политики, градостроителей — градостроители... С этой точки зрения, вероятно, его деятельность должны критиковать в основном химики и снабженцы — всеми другими навыками наш герой овладевал самоучкой.

В своей программе Доренко правильно сказал (хотя, подчеркиваю, иные его приемы и у меня вызывают тошноту): да зачем собирать компромат на Лужкова? Он рот открыл — и пошел компромат... Я тоже недоумеваю: ну зачем это копание в грязном белье? Нам что, и так не видно, кто такой Юрий наш Михайлович? Видно нам, что хозяйственник он, может, и крепкий, но покупаться на относительное московское благополучие образованному человеку стыдно. И самые рептильные газеты, и самые продажные перебежчики, успевшие посветиться во множестве политических штабов, включая президентский, — с потрясающим упорством бегут под лужковские флаги, где находят неизменно сердечный прием. Какого вам еще компромата, милые мои?

Вступать в журналистский союз я побрезговал еще в 1995 году, когда он отказался защитить меня и Александра Никонова, арестованных за публикацию нескольких матерных слов в первоапрельском приложении к «Собеседнику». За нас тогда вступились кинематографисты, писатели, русский и международный «Пен-центры», и Тверская прокуратура изменила нам меру пресечения на подписку о невыезде, а через два года и дело рассыпалось. Как раз в день нашего ареста открылся съезд Союза журналистов. Высказаться в нашу поддержку съезд отказался: хулиганы, мол. Тогда первый телесюжет в нашу защиту сделал Сергей Доренко, лично нас в те времена знать не знавший. Множество коллег, конечно, вступались — стояли в пикетах, печатали гневные заметки, приходили на суды... Но — в порядке личной или редакционной инициативы. Союз безмолвствовал. Как безмолвствовал он и после уголовного дела против программы «Куклы», и во время преследования Елены Масюк, и после ареста Витухновской за ее статьи в «Новом времени» (прочие обвинения остались недоказанными). Витухновскую Кучкина вытаскивала практически в одиночестве — помогал опять-таки «Пен-центр» да «Собеседник» с «Вечерним клубом». И пока во Владивостоке два года сидел Григорий Пасько, я тоже что-то не слышал о деятельности БЖ.

Но и у меня, рядового журналиста, несколько десятков раз сталкивавшегося с лужковским террором в отношении СМИ, когда одну и ту же заметку приходится таскать по двадцати изданиям в надежде на чью-то редакторскую храбрость, — у меня тоже есть кое-какие права. И даже обязанности. Мне в данный момент безразлично, хорош или плох Доренко. Он раньше многих, если не вообще первым, стал выполнять главную обязанность журналиста — бороться с тоталитаризмом, во что бы последний ни рядился. Он делал это за всех нас. Часто — прибегая к недозволенным приемам. Но первым начал, как все мы видели, не он. И вы действительно не имеете никакого морального права выступать представителями той же профессии, что и Доренко, который и рискует, и долг свой выполняет. Вам вольно утверждать, что между «Отечеством» и Кремлем нет никакой идейной разницы, но... Что-то не помню, чтобы Ельцин возбудил хоть одно дело за его оскорбление (Ильюшенко попытался и тут же сел). Не помню, чтобы Ельцин закрывал газеты, как делали это лужковский друг Илюмжинов, лужковский кумир Лукашенко или московские пожарные. Не помню, чтобы культ ельцинской личности заявлял о себе так недвусмысленно. Есть разница, есть. Только видеть вы ее не хотите, оберегая сомнительную чистоту своих одежд.

Так что я вас отлучаю. Лично. И предрекаю, что день, когда вы отлучили его, станет для вашего БЖ позорным днем. И помяните мое слово — еще при вашей жизни (ибо история убыстряется) мою, а не вашу правоту признают миллионы читателей и зрителей. И в том, что этот день наступит, будет заслуга Сергея Доренко. Временами отвратительного, часто противного мне самому. Но каков бы он ни был, своей свободой мы будем обязаны таким, как он. А несвободой — им...

Но вечной несвободы не бывает. Во второй раз семьдесят лет стоять у страны на горле не получится ни у кого. Найми он хоть десяток хинштейнов, вооружись сотней Б и тысячей Ж.

Дмитрий БЫКОВ

УЖЕ ПОСЛЕ ОТЛУЧЕНИЯ ДОРЕНКО АЛЕКСАНДР ХИНШТЕЙН В ЭФИРЕ СВОИХ «СЕКРЕТНЫХ МАТЕРИАЛОВ» (ТВЦ, 20.30, 21 НОЯБРЯ — ССЫЛАЮСЬ ТОЧНО НА СЛУЧАЙ, ЕСЛИ СЛЕДСТВИЕ ЗАИНТЕРЕСУЕТСЯ) ПРЕДУПРЕДИЛ НАС ВСЕХ, ЧТО СКОРО ДОРЕНКО МОГУТ УБИТЬ. ПРАВДА, УБЬЕТ ЕГО, КОНЕЧНО, БЕРЕЗОВСКИЙ — НО ЭТО СКАЗАНО ДЛЯ ПОРЯДКУ, ПРОСТО ПОТОМУ, ЧТО НЕКОТОРЫЕ ЛЮДИ У НАС ВСЕ СВОИ ДЕЛА ВАЛЯТ НА БЕРЕЗОВСКОГО. ЖУРНАЛИСТА УГРОЖАЮТ УБИТЬ. И НИ ОДНА СОВЕСТЬ НАШЕГО СООБЩЕСТВА, ВХОДЯЩАЯ В БЖ, ДАЖЕ УХОМ НЕ ПОВЕЛА...