БАТАЛОВ И АРДОВЫ
ВАЛЕРИЙ ПЛОТНИКОВ: ИГРЫ СО ЗВЕЗДАМИ
На этой фотографии три брата: Михаил, Борис и Алексей. Я сфотографировал их в доме на Ордынке, где они когда-то жили, где бывали в гостях у их родителей Ахматова, Пастернак, Раневская, Борис Ливанов. Сюда пришли, освободившись из лагерей, Русланова и Лев Гумилев, здесь позже появлялись Бродский и Солженицын.
Я узнал от художника Бориса Ардова, что в этой квартире они собираются создать музей и культурный центр. Алексей Баталов, мой кумир, пригласил меня на Ордынку — сделать семейный портрет.
Приехал из своего дальнего прихода о. Михаил Ардов.
Мне казалось, «легендарная Ордынка» — огромное академическое жилище с уютно расположенными в гостиной креслами и диванами.
Но куда я попал? В квартирку, состоящую из закутков, в старом нелепом доме, некогда двухэтажном, потом надстроенном еще двумя этажами, где в одну из комнат нужно пройти через кухню, ванную и коридорчик.
На фотографии видно: справа стол ограничен подоконником, слева — дверью. В кадре мне пришлось сконцентрировать все значимое в квартире: портрет Ахматовой, написанный молодым Баталовым, бюст Виктора Ардова, шкаф со старинной посудой, пишущую машинку (Михаил Ардов когда-то перепечатал на ней ахматовский «Реквием», после чего поэма начала ходить в «самиздате»). Непостижимым образом разместились все трое братьев.
Сам я, делая этот портрет, упирался спиной в шкафчик.
Я спросил у Баталова: «Где вы сами-то спали, когда приезжала к вам Ахматова?» Он провел меня в коридор и показал на антресоли, куда надо было залезать по лесенке. Такие я видел, когда служил на подводной лодке...
ФИЛАТОВ
Вениамин Смехов ставил на телевидении спектакль по «Воспитанию чувств» Флобера. Смехов попросил меня — «придворного фотографа Таганки» — сделать, воспользовавшись этим случаем, галерею портретов артистов театра... Съемка для меня стала ни с чем не сравнимым удовольствием: 18 часов я работал не переставая.
Леньку — Фредерика Моро в цилиндре я утопил в женском цветнике, в окружении лучших актрис «Таганки» — героинь Флобера. Первоначально портрет был выполнен в цвете и смотрелся потрясающе эффектно. Мне, однако, чутье подсказывало перевести изображение в черно-белую гамму.
В итоге получился снимок, отсылающий зрителя к дагерротипам начала века вроде тех, что отпечатаны в ателье Нодаром. Я сделал большие отпечатки, вставил в рамы. Когда мы их развесили в фойе, народ просто ахнул: сработал контраст политической бравады «Таганки» — и изящества, стильности его актеров, на которые как-то меньше тогда обращалось внимание...
ВЫСОЦКИЙ
При жизни Володи у меня было опубликовано всего шесть его портретов, а за десятилетие после смерти Высоцкого количество публикаций перевалило за сотню.
Этот снимок сделан 20 мая 1976 года. Володя приехал из Парижа, отпустив бороду.
Борода придала его лицу истовость, подчеркивала мятежность его натуры. В театре к тому времени был несколько раз показан «Вишневый сад», где Высоцкий сыграл роль Лопахина. Я уговорил Володю показать зрителям нового Лопахина — с купеческой бородой.
Мне хотелось пойти и дальше: сделать бородатым принца Гамлета. Но в день спектакля Володя явился в театр побритым. Сказал, что Любимов повелел...
И все-таки кое-что бородатое мы успели снять.
Странное чувство: смотрю сейчас на эти портреты как бы его глазами. Как когда-то он смотрел — на моей выставке в Доме кино.
Смотрел. Молчал. Потом написал в книге отзывов:
«Приехал я на выставку извне,
с нее уже другие сняли пенки.
Да! Не забудут те, что на стене,
тех, что у стенки!»
АРКАДИЙ РАЙКИН
На фотографии, что вы видите перед собой, — сцена из спектакля Райкина «Его Величество Театр». Оформление его спектаклей чаще было скромным, дешевым и не очень изящным. На этот же спектакль он пригласил хорошую художницу по фарфору, которая выполнила костюмы в духе итальянской комедии. Райкин в этом пространстве был самим собой.
Однако мне долго хотелось сделать фотографию особенную, петербургскую — уютную, в удобном кресле... Ни ленинградская, ни московская квартиры Аркадия Исааковича меня не устраивали: вроде и мебель там стояла, и портьеры висели, но квартиры не были характерными для него самого.
Случай представился, когда Райкин приехал на гастроли в Москву, в ДК имени Горького. Декорация — если ее собрать и переделать — очень походила на то, о чем я мечтал.
Этот портрет занял свое место в театре, с него впоследствии было сделано надгробие Райкину.
ЛИЛЯ БРИК, ПАРАДЖАНОВ И КАТАНЯН
Мы познакомились с Лилечкой, когда «Vogue» заказал мне ее портрет к интервью. Я промучился час, фотографируя ее на фоне жостовских подносов, — это была экзотика. В полном изнеможении я понял, что фотография не получается. Тогда я сделал перерыв и стал ходить по квартире. Заглянул в кабинет Катаняна и увидел много старых книг, плакаты Маяковского, продавленный диван... Я почувствовал, что нашел то, что нужно.
Прощалась она со мной холодно. Но когда я принес ей снимки, они ей очень понравились.
И началась наша дружба.
Портрет, который вы здесь видите, был опубликован впервые во французском журнале «Le Point» — на всю полосу плюс несколько строк. Лилечка мне перевела: «Этот снимок сделан в квартире Лили Брик. Она сидит в платье от Ив Сен Лорана на фоне подаренного ей Маяковским коврика, который держат ее муж Василий Катанян и освобожденный из тюрьмы Сергей Параджанов».
Однажды она произнесла слова, которые мне нужно всю жизнь отрабатывать: «Валерий, вы сняли меня лучше Родченко»...
ТАТЬЯНА ДРУБИЧ
Как сторонний наблюдатель, я давно рассматриваю это удивительное существо, не в силах разгадать его надмирную загадку.
Иногда страшусь приблизиться и заглянуть в смутную глубину, чтобы не прочесть там что-то для себя определенное.
Я впервые увидел ее школьницей — мой друг Сережа Соловьев привел Таню ко мне в студию: «Можно я у тебя ее поснимаю?» То были пробы для фильма «Сто дней после детства». После Иры Купченко не встречалось мне до такой степени печально-нездешнее лицо девочки-женщины. Ее как будто запекшиеся губы, трагический разрез глаз, таящих испуг... Как у Бродского: «Хлопок — и бабочка взлетит...»
Наша с Сережей молодость прошла в Петербурге. Прогулки по островам, катание на лодках, чтение вслух наизусть запоем Блока. В наших юных головах сформировался образ Прекрасной Дамы, таинственной Незнакомки, неуловимой Беатриче. Подобно тому, как в девичьих умах в определенную пору зреют мечты о Принце.
И когда спустя много лет она появилась в сопровождении Сережи в моей студии — образ Прекрасной Дамы материализовался. Был мною сразу же узнан...
В этом году к 200-летию Пушкина меня попросили сделать новую серию Таниных портретов. Я пошел по прямому пути. Выбрал интерьер Музея Пушкина в Москве, нашел несколько платьев для Тани, отражающих мое представление об идеале красоты пушкинской эпохи.
Удивительное ощущение: я знаю, что на цепочке можно носить камешек-сердолик (сердце-лик), похожий на Таню.
Но я даже не желаю знать, как этот камень выглядит...
Валерий ПЛОТНИКОВ
В материале использованы фотографии автора