Начал новый генсек, как водится, со встреч с интеллигенцией
СТАКАН ГОРБАЧЕВА
Это был год крутых перемен и радостных ожиданий.
— Гор-ба-чев! Гор-ба-чев! — хором скандировали восторженные толпы людей. Недавно точно так же, в едином порыве, делегаты какого-нибудь очередного съезда поднимались со своих мест, приветствуя руководителей партии и правительства, рассаживающихся в президиуме.
Впрочем, нет, на этот раз не по партийной указке — искренне радовались тому, что генеральный секретарь ЦК КПСС говорит без бумажки, ходит бодро, простого народа не чурается, наоборот, охотно общается с гражданами на улицах, улыбается. Словом, простой, доступный, совсем как Ленин...
Начал Горбачев, как водится, со встреч с интеллигенцией. В спешном порядке пригласили в ЦК писателей, главных редакторов журналов, членов Верховного Совета, всевозможных лауреатов и орденоносцев. Как вспоминал потом один из них, Григорий Бакланов:
«Все, о чем говорил Михаил Сергеевич, поражало своей откровенностью. Не где-нибудь на московской кухне — в святая святых власти сам генеральный секретарь рассказывал о том, какой отдельный коммунизм построили для себя высшие чины КПСС и как трудно живет простой народ, как требуются перемены в стране... «И не старческая слеза застилает взгляд, которая всей стране светила целых восемнадцать лет, — записал Бакланов, — а живой ум в глазах... Тогда он понравился мне, поверилось в него, мне давно хотелось поверить».
Одна, совсем крохотная, деталь смущала. Беседуя, отпивал Горбачев что-то молочно-белое из стакана. И почти тут же появлялся официант — «грудь белая, пиджак черный, под пиджаком мышцы рук ощутимы на расстоянии», — жестом фокусника сдергивал крахмальную салфеточку, ставил новый стакан, а этот уносил под салфеткой. Лигачеву и Яковлеву, которые сидят за тем же столом, не ставят ничего. И все приглашенные лишь молча взирают на происходящее. Им тоже по «табели о рангах» ничего такого не полагается.
«Этот персональный стакан, — продолжает свои записи Григорий Яковлевич, — отвлекал мое внимание, озадачивал меня. Думалось: ну уж в следующий раз, наверное, поставят всем троим. Нет».
...Потом, спустя семь лет Михаил Сергеевич, уже не генсек и не президент, вернется из Соединенных Штатов, где он читал лекции. Его обидит невнимание отечественной прессы: «Я четырнадцать тысяч километров исколесил по Америке, десятки самых разных встреч... И всюду — внимание, тишина. Две недели все американские газеты, все телекомпании освещали визит. Не может же быть так: их интересует одно, а нас это вообще не интересует».
В тот же день, когда Горбачев вернулся на родину, в одной из газет было опубликовано письмо из маленького провинциального городка: «...Умерла мама. Обегал 18 телефонных автоматов — все раскурочены. Когда все-таки дозвонился до «скорой», мне ответили: «Стариков в морг не берем, обращайтесь в поликлинику». Там из регистратуры отправили к терапевту. «Это не мое дело», — был ответ. Пошел ко второму, от него — к третьему, третий послал к руководству. Заведующая поликлиникой отправила меня во ВТЭК, оттуда — опять к заведующей, которая поручила врачу выдать справку о смерти матери. Со справкой в руках пошел в городское похоронное бюро заказать гроб, а это, оказывается, дефицит, хотя и стоит 1300 рублей. Сколотил его сам: доски ночью наломал из забора (когда к нам приезжал Горбачев, на проспекте Ильича сделали хороший забор, чтобы спрятать мусорники). Утром соседи помогли обить гроб материей, помогли похоронить. Хорошо еще, что место на кладбище нашлось. А соседский парень похоронил мать прямо в огороде...»
Это вечная история. У одного — суп жидок, у другого — жемчуг мелок.
Екатерина САФОНОВА
На фотографиях:
- НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ТАК: ИХ ИНТЕРЕСУЕТ ОДНО, А НАС ЭТО ВООБЩЕ НЕ ИНТЕРЕСУЕТ.
- В материале использованы фотографии: ИТАР-ТАСС