СНЕГ И СМЕХ
В Штатах выпал снег — такой, что, несмотря на тамошнюю хваленую готовность ко всему и безупречную организацию любой городской службы, Вашингтон и Нью-Йорк на три дня парализовало. Билл Клинтон, выходя из Белого дома проводить делегацию иностранных гостей (которым впервые за всю историю американской дипломатии пришлось воспользоваться не кортежем, а подземкой), увидел лыжников на Капитолийском холме и от души расхохотался.
Этот озорной, изумленный и столь неуместный по нашим меркам смех Клинтона явственно обозначил границу между нашей и американской цивилизацией. Еще понятнее все стало, когда в нью-йоркском метро стали передавать объявление: «Если вы опоздали на работу, не переживайте. ВСЕ уже опоздали».
Нет ничего трогательней, чем это веселое единство нации перед свинством природы. Воображаю, какой хай поднялся бы в отечественной прессе, завали нас снегом больше обыкновенного и выйди Путин к народу с улыбкой. Правда, улыбающийся Путин — тоже зрелище довольно экзотическое, а уж представить его обаятельно хохочущим (даже в случае победы на выборах в первом туре) я не могу так же, как и вообразить его рядом с Моникой Левински. Однако допустим, что он смеется. Так и вижу заголовок какой-нибудь ура-правоцентристской газеты, за каждым текстом которой угадываются скорбно поджатые губы а-ля Явлинский: «Нам — снег, а им — смех!» Вот в чем дело. ОНИ — не МЫ. Это разделение мы свято блюдем, чтобы всегда было кого обвинить: ведь если бы такой снег выпал у нас, виноват был бы Путин.
Вот во Владивостоке перестали топить: кошмар. Морозы стоят тридцатиградусные. Видный чиновник городской администрации купается в проруби и оттуда дает интервью телекомпании НТВ. Лично я восхищаюсь бодрым мужичком, а в голосе корреспондента явственно слышится: ему смешно!!! Ну а что ж ему еще делать-то, товарищи дорогие, как не потешать граждан личным примером?
Вообще при любой попытке консолидации народа и власти у нас немедленно начинаются вопли о диктатуре. Я и сам считаю, что сливаться с властью народу необязательно. Но вечно противостоять ей, предъявляя претензии за все — за снег, за дождь, за отсутствие смысла жизни, — тем более не имеет смысла. Нам пора бы понять, что трудности, с которыми сталкивается страна по сто раз на дню, у нас общие. Они не только наши. И виноваты в них не только пресловутые они, которых столько уже прошло перед нашими глазами. Они приходят и уходят, а мы остаемся. Может, дело все-таки в нас, а не в том, что попадаются такие плохие они?
Меня в Путине настораживает многое, но безоговорочно привлекает только одно. Он попытался вернуть ощущение общих трудностей. Может, тут дело вовсе не в нем, но никогда я не видел в стране такой сильной тоски по артельному духу, когда всем вместе удалось бы наконец хоть что-то довести до конца. Я говорю не о чеченской войне, которую придется заканчивать так или иначе. Я говорю о тысячах других русских проблем, с которыми столкнется Путин и мы, грешные. И ни одна из них не будет решена, пока власть останется нашим априорным и злейшим врагом. Отлично понимаю, какой гнев либеральной интеллигенции вызываю на свою бедную головушку, но я уже в тех годах, когда думаешь не только о реноме, но и о том, чтобы высказаться честно.
Я не призываю лизать Путина. Кто меня читал, тот знает, как я ненавижу любой лизинг. Я призываю перестать наконец рассматривать любую нашу проблему исключительно как преступление власти перед нами. И хорошо бы нам прекратить стонать по поводу наших стихийных бедствий, а мобилизовать отечественный черный юмор и от души посмеяться хоть над чем-то — не над беженцами, конечно, не над террористами, не над замерзающими на улицах бомжами, а... Вот вам, например, обнадеживающая история из недавнего прошлого.
Я живу рядом с Киевским вокзалом, и всякий раз, как троллейбус пересекает вокзальную площадь, ему приходится с трудом лавировать между иномарками. Иной раз иномарка встанет так, что троллейбусу не проехать никак — и по три штуки «семнадцатых» или «тридцать четвертых» стоят хвостом, дружно ругая нуворишей, а сделать ничего не могут. Через час приходит владелец иномарки, презрительно оглядывает граждан второго сорта, толпящихся на остановке, и плавно укатывает в свою счастливую, отдельную жизнь.
И вот, представьте себе, неделю назад еду я в троллейбусе и попадаю в аналогичную ситуацию. Новенький «вольвешник» перегородил дорогу, владелец исчез в неизвестном направлении. Толпа выползла из транспорта и принялась, по обыкновению, скорбно и безнадежно ругаться.
Но тут из толпы выделились два мужика средних лет (из той средней научно-технической интеллигенции, что после закрытия родных НИИ шла ремонтировать машины или квартиры) и стали иномарку раскачивать, чтобы сдвинуть с места.
— Не надо, он же придет и вас убьет! — крикнула сердобольная женщина учительского вида.
— Сколько можно! — хором ответили мужички, продолжая раскачивать машину. Скоро к ним присоединились еще трое, в том числе я, грешный, и общими усилиями «вольвешник» с заблокированными колесами передвинули на три необходимых метра. Ликование толпы попросту не с чем сравнить.
Я отнюдь не призываю громить иномарки «новых русских». Я хотел бы вернуть ощущение, что мы что-то можем, что снегопад не катастрофа, что холод не конец света, что многое в нашей жизни преодолимо и зависит только от нас. А тратить время на поиск чужих пороков и на бесплодные, натужные противостояния — занятие для более благополучных и, главное, более глупых сообществ. Я все простил бы своему президенту, если бы в день, когда в нашей столице не будет ходить ни одна машина и кое-где оборвутся под снежной тяжестью провода, он вышел бы к народу хохочущим и сказал: «Ну ни фига себе погода, е.в.м., дорогие сограждане!» А если бы, как Альенде в аналогичной ситуации, сам взялся за скребок или объявил игру в снежки на Красной площади — цены бы не было такому человеку!
А всех, кто мрачно отвечал бы ему — на дешевый, мол, популизм не покупаемся, — я лично забросал бы снежками с тем же наслаждением, с каким катил недавно иномарку «нового русского».
Дмитрий БЫКОВ