СТРАХА НЕТ
Именно так называлась одна из предвыборных акций «Союза правых сил». Название акции подтверждает, что на СПС работали технологи, знакомые с американскими реалиями: в США молодежному лозунгу «No fear!» уже много лет. Лозунг не такой бессмысленный, как поначалу кажется. Потому что на вопрос: «Чего боится современная молодежь?» — можно ответить очень просто: современная молодежь не боится ничего
По рассказам родителей и из книг я знаю, что в советские времена боялись ядерной войны, боялись КГБ и милиции, боялись читать запретную литературу, боялись любить, боялись быть уволенными с работы или не принятыми в институт, боялись просто веселиться в свое удовольствие, рискуя привлечь внимание участкового по доносу добрых соседей. Человека, преодолевающего в себе тот или иной страх, считали героем. Я сегодня смотрю на старших и удивляюсь тому, что все свои страхи большинство из них носят с собой, хотя жизнь изменилась кардинально. Спрашивать у людей моего поколения, чего мы боимся, — глупо: страха для нас нет как такового. Высшим шиком считается плевать на все запреты, не боясь никаких последствий.
Многие скажут: а армия? а венерические болезни? а ядерная война? а нашествие марсиан? а реванш коммунистов?
Ничего из вышеперечисленного молодежь не боится.
Почему? Кому придет в голову бояться загреметь в армию, когда известно, что Борян подарил председателю призывной комиссии «девятку», Вован пошел учиться на мента, а Гришан подал в суд с просьбой принять его на альтернативную службу? Конечно, настораживает случай с Коляном, которого забрили в рекруты прямо в подъезде, или с Толяном, который при попытке выехать за границу был отправлен в Чечню. Но на это есть классический ответ: «Так то Колян! А я-то буду умней. Да и родители в крайнем случае что-нибудь придумают».
С венерическими болезнями дело обстоит еще проще: презервативы продаются в каждой аптеке, а страх купить презерватив молодежи не присущ. Сложнее с наркоманами и СПИДом — тут вроде как обезопаситься сложней. Но ведь не зря во всех аптеках продаются одноразовые шприцы. Постойте пять минут в очереди — увидите, как бесстрашно покупают их молодые люди, как будто это жевательная резинка... Да вообще проблема страха у наркоманов решается сама собой: пока ты не наркоман, боишься. Когда попробуешь, начинаешь вести себя предусмотрительно. А когда «сядешь», страх отступает.
Как ни странно, меньше всего нас пугает реванш коммунистов. Типичный разговор: «Да что ты говоришь?! Есть же Интернет!» — «Ну и что?» — «Ну, он так сейчас развит, что его и контролировать нельзя, и прикрыть нельзя, да и вообще мы по кабелям со всем миром связаны!» На самом деле довольно-таки смешной довод. Во-первых, прикрыть Интернет не так уж сложно. Даже не диктаторским указом, а наложением на провайдерские компании непосильных налогов. Гораздо важнее не способ «запрещения» Интернета — до конца дожать его вряд ли удастся, — а способ его «приручения». В предгитлеровской Германии никому не надо было прессу «давить», а надо было ее убедить, что Гитлер — это хорошо и что работать надо на него.
Короче, страх этот, конечно же, существует. Однако чтобы убедить себя, что ты этого не боишься, приходится убеждать себя, заставлять верить, что путей назад нет. Страху противостоит вера — во все времена. Вера чаще всего побеждает страх. Именно веры в то, что старое не вернется, старшим и не хватает. Они в большинстве ни во что вообще не верят. Старое для них — часть жизни, в которой они разуверились. А для нас оно виртуальная реальность. Приход коммунистов к власти для нас — все равно что предложение клонировать мумию дедушки Ленина.
Боязнь ядерной войны и соответственно уничтожения мира если когда-нибудь и была у молодежи (вспомним движение хиппи), сегодня пропала: полная уверенность в том, что «гайки заржавели», что самые ретивые наши «ястребы» погоды не делают.
Впрочем, отсутствие страха перед войной можно объяснить и менее прозаически: молодежь ее не боится, поскольку не представляет себе, что это вообще такое. Гораздо больше страха вызывает угроза нашествия марсиан, особенно когда посмотришь какой-нибудь фильм вроде «Матрицы». Но по выходу из кинотеатра страх улетучивается: какая Матрица, когда все так прекрасно?.. Хотя, если задуматься об исчезновении американских спутников и роботов-исследователей, стоило бы серьезнее отнестись к этой проблеме.
Теперь перейдем к «страху абитуриентства» — страху не поступить в вуз. Порожден этот страх вовсе не тем, что пропустишь какой-то «важный этап» жизни, прослывешь дураком, лентяем или неудачником (как было в СССР), а комплексом совсем других страхов: отчасти страхом перед армией, отчасти тем, что родители ругать будут, особенно если родители платят репетиторам и хотят за свои кровные деньги получить товар. В последнее время также появилась новая социальная установка: общая карьеризация. «Надо поступить в хороший вуз, чтобы меня потом взяли на престижную работу». Лично мне такое мировоззрение глубоко противно, хотя оно в принципе нормальное, по крайней мере куда более здоровое, чем остальные компоненты «страха абитуриентства».
Раз уж мы в этом берем пример с Запада, нужно быть последовательными. Дать себе отчет в том, что на вузе, на дипломе свет клином не сошелся. Парадокс: по идее, в новых условиях этот страх должен был бы стимулировать молодежь получать хорошее образование. Но выходит по-другому: год изматывающей подготовки ко «вступилке» приучает абитуриента думать о будущем примерно так: «Сейчас я напрягусь и выложусь, а там уж отдохну!» И большинство новоиспеченных студентов вузов не учатся.
Кстати, существует еще одно последствие, к которому приводит «страх абитуриентства». Это дикая «ботанизация» (говоря на молодежном сленге). Вчерашний твой друг, перейдя в 11-й класс и решив поступать в вуз, превращается из развеселого малого в зануду, который с серьезным видом однажды сообщает тебе, что у него больше нет времени пойти с тобой поиграть в бильярд, потому что: ну ты же понимаешь, я же поступаю в МГиМО, академию юриспруденции, РГГУ, мне надо заниматься, да и тебе стоило бы заняться делом...
Но — после всего, что я тут написал, — есть три вещи, которых сегодня молодежь действительно боится. Хотя и не понимает, что это страхи.
1. Решительный страх повзрослеть.
2. Привычный страх брать на себя какую-либо ответственность.
3. Панический страх кратковременности.
В чем проявляется наш страх повзрослеть? Казалось бы, новое, незакомплексованное поколение — наоборот, люди действуют, проявляют инициативу, куда-то пробиваются. Но внешняя раскованность на самом деле говорит о желанном, но не реальном. Попробуй поговорить с кем-нибудь из сверстников более-менее серьезно на более-менее серьезные темы, например спросить: «Чего ты боишься?» Это, конечно, не очень серьезная тема, но как пример подойдет. Попробуй — не получится. В ответ услышишь: «Не грузи». Но это не значит, что молодежь не способна говорить на такие темы. Способна. Просто боится, вот и все. Раскрыть свою душу кому-либо, даже и себе самому, настолько страшно, что предпочтительнее делать вид, что тебе нечего раскрывать.
Боязнь брать на себя ответственность никого, впрочем, не останавливает от каких-либо поступков, от попыток решения каких-то проблем. И проблемы и поступки в наличии, просто в жизни отсутствует представление об ответственности: «Кому какое дело до того, как я живу?» Нежелание брать на себя ответственность перетекает в то, что я называю «Страхом Кратковременности». Это боязнь того, что что-то в жизни может оказаться безвозвратным. Что нельзя будет нажать «Undo» или вызвать сохраненную игру.
То, чего боялись, как мне кажется, молодые лет пятнадцать назад, сегодня в сознании моих сверстников отсутствует. Названные мною три страха — скорее возрастные болезни, которые можно преодолеть.
Но хорошо это или плохо — когда страха нет?
На мой взгляд, в принципе это хорошо. Ни советская молодежь, которая вечно боялась «провиниться», ни средневековое общество, когда простолюдин боялся всякого власть имущего, ни расслоенное российское общество прошлого века не являются примерами идеальных моделей.
Но полное отсутствие страха приводит к далеко не приятным последствиям.
Любое нормальное сообщество строится на основополагающих принципах (заповедях, конституции, обычаях, своде законов), которые отражают своеобразие данного общества. Так, Америка традиционно держалась законами, Англия — обычаями, а европейская цивилизация в целом — религией.
Наше общество (как раз в те годы, когда мое поколение вступало в «сознательный возраст») отбросило все, что было присуще России на протяжении многих веков (как хорошее, так и плохое), и оказалось без основополагающих принципов жизни. Те, кому сегодня от тринадцати до двадцати, должны понять не чего мы хотим от жизни, а чего в принципе сегодня стоит бояться.
Чтобы этот страх стал главным нашим отличием от старших поколений.
Григорий ОХОТИН
Григорию Охотину 17 лет. В свободное от учебы в школе время — главный редактор газеты «Бабуния».