О «левом», о «Шелковом» и площади Тяньаньмынь
ПОСЛЕДНИЕ ЧЕЛНОКИ В ПЕКИНЕ
Перелет Москва — Пекин китайским «Боингом» — дело будничное, ничем даже не примечательное. Взлетели из Шереметьева, съели корм (из года в год он все хуже и хуже), чуток поспали, проснулись, подарков никаких не получили (а пару лет назад всегда китайцы дарили какую-нибудь мелочь), опять съели корм, заполнили какие-то бумажки на иностранном языке (здесь кто во что горазд: заполняй эти анкетки любой абракадаброй, лишь бы латинскими буквами — сойдет). Через семь часов сели, переводчик встретил, группа «туристов» прошла пограничный контроль, сели в автобус, поехали.
Иной челнок понт большой имеет, хочет в пятизвездочной гостинице «Чайна Уорлд» жить, хотя основную часть жизни за рыночным прилавком проводит. Ради Бога. Эллочка Щукина тоже иногда бралась с Вандербильдихой тягаться. Автобус заезжает в «Чайна Уорлд», затем в трехзвездочный «Ритан» едет, высаживает тех, у кого понтов меньше. «Ритан» — это и гостиница, и улица так называется, и парк неподалеку. Рядом улица Ябао Лу и рынок. Его первое название — «Польский рынок», ведь поляки здесь раньше русских объявились, но теперь редко встречаются, разве что «шкуру» (кожу) хорошую ищут-рыщут.
«Ритан» — гостиница шестиэтажная, на первом этаже ресторан, киоски разные, стойка портье, три лифта. Номера двухместные, ванная-туалет, холодильник, телевизор — русское телевидение принимает, не то Иркутское, не то Владивостокское. Чего еще надо? Не на курорт приехали, сойдет!
Приняли душ с дороги, попили по-быстрому кофе — и вперед, за дело.
Многоголосый крик: «Поехали!» — первое, что слышит каждый челнок, выходя из гостиницы, из магазина и вообще отовсюду. Предложение исходит не только от весьма многочисленных в районе велорикш, то есть обладателей трехколесных велосипедов с сиденьем над задней осью и под некоторым балдахином, но и от молодчиков, в чьем распоряжении имеется лишь велотелега, то есть грязная грузовая платформа на велоходу. Проще ходить пешком, а для поездок на дальние расстояния имеются такси. Тем не менее сидит ли челнок на веранде ресторанчика, торгуется ли с продавцом-китайцем или спешит в туалет, он совершенно неожиданно может быть огорошен призывом: «Поехали!» — и оглянувшись увидеть ухмыляющуюся рожу делающего приглашающие жесты китайца. Ну конечно, сейчас все брошу и поеду...
На этих велотелегах больше возят товар продавцы-китайцы (предположим, со своего склада на склад покупателя), перегружая их сверх всякой меры и платя сущие копейки. Оттого, может, и появляется у возницы голубая мечта — прокачу-ка я русского и слуплю с него тройную цену! Что же, редко, но мечты сбываются.
Отбившись от велорикш, челнок спешит на рынок: нетерпение душит, давит — как там сегодня? Есть ли профильный товар, много ли? Какие цены? По пути китайцы стоят, смотрят внимательно: знакомых челноков высматривают, первыми клиента перехватить хотят — какой-никакой, а шанс. Берет визитки, отчего не взять, выбросить всегда можно, а вдруг пригодится. Вот первая, на ней надпись: «ВОЛОДЯ дело возглавлять», адрес «возглавляемого дела» — по-русски, все остальное — по-китайски и для челнока прочтению не подлежит.
Торгаши-китайцы за последние годы обзавелись визитками, считая, что это придает им солидности и достоинства. Каждый встречный-поперечный сует челноку визитку: «МАРК. Директор» — и штук шесть телефонов, без малейшей попытки объяснить, чем занимается Марк-директор и зачем он нужен челноку. Впрочем, бывает, что на карточке все просто и ясно: «Чжан Цзилай (Миша). Зимние куртки» — и адрес. Но радоваться все же рановато. Явившись по указанному адресу, там можно не застать ни «Миши», ни курток, а совсем другое заведение или вовсе никакого.
Иные поражают широтой штатного расписания: «Яша-директор, Вера-переводчик, Мария-секретарь, Люба — неизвестно кто». Адрес, пять телефонов, все чин-чинарем. Другие, наоборот, берут краткостью: «Вика — сфера торговли», адресок, и шабаш. И все это лишь цветочки: большинство таких карточек по-русски написаны так, что не знаешь, плакать или смеяться, а на некоторых ничего понять просто невозможно.
ЭКОНОМИКА КИТАЯ ГЛАЗАМИ ЧЕЛНОКА
Прежде чем на рынок соваться, надо хоть чуть-чуть знать его основные законы, замашки торгашей-китайцев да и в самом товаре, хотя бы в своем, профильном, уметь отличить «зерна от плевел».
Китайская легкая промышленность выпускает огромную массу самых разнообразных товаров, вполне приемлемых по качеству даже по западным меркам (все западные рынки завалены китайским товаром), а по российским меркам — и говорить нечего. Продукция такого качества производится на крупных государственных и негосударственных фабриках, расположенных на Юго-Востоке и в других промышленно развитых районах. В основном она предназначена на экспорт и всегда имеет четкую маркировку: «Сделано в Китае», поскольку китайцам нечего ее стыдиться. На внутреннем рынке она встречается только в дорогих магазинах и на некоторых дорогих рынках, например, на «Шелковом» в Пекине. В челночный оборот такая продукция не входит из-за высокой цены. Одновременно существуют десятки и сотни менее крупных и современных фабрик, специализирующихся на подделке как продукции своих фабрик «первого ряда», так и товаров известных зарубежных фирм, таких как «Пума», «Адидас», «Рибок». Подделки выполняются на весьма высоком уровне, на глаз не отличишь, но, разумеется, уступают в качестве. Такая продукция пользуется некоторым, очень ограниченным спросом челноков — опять дороговато. В большей степени она прямо с фабрики закупается эсэнгэшными фирмами и с маркировкой «Сделано в Италии, Германии, Канаде» попадает на прилавки наших магазинов.
Основная же масса фабричного товара на оптовых рынках Пекина представлена продукцией фабрик «третьего ряда». Их тысячи. Они производят все. Качество их изделий уступает качеству продукции фабрик двух первых категорий, но все же и они изготовлены с некоторым соблюдением технологии из приличного сырья, имеют вполне товарный вид и добротную упаковку. Такая продукция имеет для челнока наиболее выгодное соотношение цена/качество и закупается охотно.
Тем не менее ВСЕ ЭТО входит в неопределенное понятие «фабрика», известное каждому челноку и продавцу-китайцу. В противоположность этому понятию существует тоже очень широкое понятие — «нефабрика», известное нам не меньше первого. Сюда входят изделия различных легальных, подпольных и полуподпольных производств в лице многочисленных швейных кооперативчиков, мастерских, ателье и Бог знает чего еще. Единственным достоинством изготовителей этой дряни является их завидная оперативность. Если на рынке появляется партия продукции «фабрики» и она пользуется спросом, то уже дня через три появляется подделка, имеющая с оригиналом внешнее сходство, но не имеющая с ним ничего общего по качеству.
Нередки случаи, когда продавцы фабричной продукции входят в стачку с изготовителем «левака» и ухитряются подсунуть челноку полноценный товар пополам с «нефабрикой», а барыши от этой операции делят пополам. Заказанный товар китайцы привозят на склад челнока в фабричных коробках или в мешках. В верхнем ряду такой коробки всегда лежит «фабрика», так же и во втором. А в нижних слоях — неизвестно. Малоопытного, незнакомого челнока могут надуть. Иногда надувают и опытного, знакомого челнока, играя как раз на давно установившемся доверии:
— Привез? А внутри нормально?
— Э, Леса, ты — я, не один год! — обижается китаец.
— Ну ладно, ладно, я так, для порядка спросил.
Оскорбленный китаец, получив деньги, уходит. И лишь в Москве «опытный», но все же не до конца постигший основы своего ремесла Леша узнает, что из двухсот курток восемьдесят оказались «левыми».
ПРОЦЕСС. СКЛАДЫ. ПРЕСС
Товар наш — перчатки-дутыши и варежки. На рынке ими торгуют человек десять, да еще в двадцати местах они есть. Но там — на дурака, там не хозяева, просто взяли «на реализацию» и накручивают цену. Кто по этому товару спец, к таким и не подходит, а вот какой-нибудь залетный умник может и хапнуть. Из настоящих продавцов кто? Малышка, Косой, Продажная, Леша — по-русски отлично говорит, Андрей — по-русски тоже отлично, Коля-заика и еще двое-трое без прозвищ. И, конечно, каждый день может кто-то новый объявиться, не исключено.
Прошлись по всем, поздоровались (а с Косым не стали — он, собака, в прошлый раз «левак» подсунул), узнали цены. Сказали: «Подумаем». В первый день на рынке не надо ничего покупать, в первый день китайцы цены высокие держат, потом «падать» начинают, боятся, что у другого возьмешь. Прикинули: перчаток у каждого видов по двадцать, из них «фабрика» — треть, а у кого и четверть. Из них дорогие — по семь, по восемь юаней — отпадают, в Москве не продать, разве что в розницу. Приемлемых — по пять, по пять с половиной юаней — мало, только у Малышки, у Андрея и у Коли-заики. Будем бодаться за цену. Варежки фабричные — только у Леши и у Андрея и еще у Продажной то ли есть, то ли нет, не поймешь, с ней всегда очень тяжело. День-другой походили по рынку, поторговались, Косой подъезжал — отфутболили, проверили Продажную. Кричит:
— Тысяся валежка? Восемь юань!
— Ско-олько? — чуть с копыт не попадали.
А Продажная знай себе воловодит:
— Сем половина — фаблика, сто юань — «поехали», сто юань — «помогай» (погрузить-разгрузить) — я — сколько юаней?
— Ну, а триста юаней тебе мало, что ли? За пару часов работы?
— Триста юань — сам... — дальше что-то по-китайски, и я не хотел бы услышать перевод. Все ясно. Все врет, каждое слово. Семь с половиной юаней за пару варежек при опте в тысячу штук — таких цен нет на фабриках, от силы — четыре с половиной. Привезти их из любого конца Пекина — пятьдесят юаней, а поскольку склады у всех рядом, еще меньше. А разгрузить их — смешное дело, пять юаней, да мы и сами разгрузим за двадцать секунд, чай, они не чугунные. Что же, Продажная не зря Продажная, нет у нее ничего. Делать ей нечего, вот и сидит, завирает.
Продавец-китаец везет заказанный товар прямо на склад челнока — больше некуда. Склад складу рознь — большой или маленький, на маленьком всегда толкучка: товар толком не проверишь — пропустишь «левак». Далеко от рынка или нет — разница непринципиальная, но даром ноги бить тоже неохота, да и время свободное не всегда есть. Но главное — пресс. Нынче пресс — великое дело, без него один убыток. Челноки платят за воздушную перевозку и расстановку груза из расчета за килограмм веса. Года два-три назад мешки профессионально набивала бригада китайцев-паковщиков. Набьют — палец не всунешь, но потом все же победила техника: пневматический пресс трамбует мешки гораздо сильнее любого паковщика. Спрессованный мешок намертво утягивают четырьмя капроновыми шнурами, обматывают одним-двумя слоями скотча и отправляют в штабель. Стоит такая операция шестьдесят юаней — примерно семь долларов.
«ЖЕМЧУЖНЫЙ» И «ШЕЛКОВЫЙ»
В поисках сувениров для дома, для семьи челноки посещают «Жемчужный» рынок. Спрос рождает предложение, и ширпотреб за несколько лет почти полностью вытеснил с «Жемчужного» рынка авторские и мало-мальски оригинальные работы. Сейчас там делать нечего.
«Шелковый» рынок потому «Шелковый», что здесь царствуют изделия из китайского шелка: кимоно, яркие, расшитые желтыми и синими драконами китайские халаты, китайского и европейского покроя блузки, юбки, кофточки. Рынок сугубо розничный, дорогой, считается, что товары здесь высшего качества: свитера и кофты из кашемира, футболки, ветровки, брюки, ботинки — производства лучших китайских фабрик.
Вот покупатель ухватил за рукав очень приличную куртку, треплет ее во всех местах, внимательно разглядывает подкладку, молнии, внутренние швы. Тут же, чуя поживу, подбежал продавец-китаец и... сходу распознав челнока-русского, почувствовал себя обворованным: предполагаемый заоблачный барыш мгновенно упал до разумных пределов. Но он все же взял себя в руки и с незаинтересованным видом сказал: «Восемьсот пятьдесят юань, френда. Государственная фаблика!» Государственная фабрика в глазах китайца — гарантия качества и надежности. Он и представить себе не может, что в глазах русского дело обстоит наоборот. «Триста пятьдесят, френда», — для верности челнок пустил в ход калькулятор — лучший переводчик с русского на китайский.
ЗМЕИ НАД ПЛОЩАДЬЮ ТЯНЬАНЬМЫНЬ
Пройдя через «Шелковый» рынок и выйдя на Центральный проспект, любитель пеших прогулок по предвечернему Пекину узрит перед собой три пути-дороги: прямо пойдет — под машину попадет на проезжей части, налево пойдет — ничего не найдет интересного, но головы не потеряет. Направо пойдет — с течением времени дойдет до площади Тяньаньмынь и если не потеряет там головы, то она у него по крайней мере закружится. Но еще по дороге к площади неопытный путник может потерять многое другое. Нет, на бульварах Центрального проспекта никого не убивают и не грабят, наоборот, китайская респектабельная публика чинно прогуливается и заглядывает в многочисленные здесь магазины. Однако в сумерки как по команде на бульвары высыпают самые разнообразные группировки нищих, попрошаек всех мастей, калек, больных и тех, кто навязчивыми приставаниями к иностранцам вынуждает их покупать никчемный и совершенно ненужный им товар. На первом этапе пути пешеход с некитайской внешностью подвергается атакам «легкой кавалерии» — какие-то не по-пекински смуглолицые азиатки, загораживая дорогу, начинают размахивать и трясти многочисленными расшитыми платками, бормоча при этом что-то жалобно-профессиональное. От таких достаточно решительно отмахнуться и рукой, и они сами, поняв, что имеют дело с русским, быстро отвязываются. Следующий кордон составляют нищие — калеки и лжекалеки, сидящие по краям тротуара и при появлении иностранца начинающие бить-колотить в свои мятые металлические миски и кружки. Хладнокровный путник метров двести шествует в сопровождении оркестра, с некоторыми элементами оперетки, поскольку все участники действа еще и провожают его горестным воем, а кое-кто и весьма гневными выкриками. Если подать милостыню одному-двум, то это не спасет — остальные обидятся, что дали не им, и грохот и вой только усилятся.
Однако бульвар все продолжается, и вновь начинают встречаться попрошайки, теперь уже совсем другого вида: все уже в почтенных летах, отменно худые, с некоторым подобием седой бороды, все в очень потрепанных синих френчах времен председателя Мао. У некоторых на головах коническая китайская соломенная шляпа. Судя по всему, они этнические китайцы и, возможно, в глазах местного населения несут на себе легкую печать если не святости, то, во всяком случае, некой таинственности. Таким, впрочем не без насмешки, подают и сами китайцы. Повадки у них однообразные: приблизившись к предполагаемому кормильцу, они скромно показывают ему один свой корявый палец — дескать, дай один юань! Реакцией же обладают просто великолепной: при первом подозрительном движении молниеносно отпрыгивают метра на два и показывают палец уже с безопасного расстояния. Видно, немало доставалось им в жизни колотушек.
Наконец справа по борту появилась серо-коричневая громада гостиницы «Пекин», некогда лучшей в городе и сейчас еще довольно престижной. Отсюда недалеко и до площади Тяньаньмынь. Нищие здесь уже не водятся, ведь неподалеку покоятся останки Великого Кормчего, висит его огромный портрет, здесь не место низменным, совершенно нетипичным проявлениям отдельных отрицательных сторон жизни счастливого китайского общества. Какие могут быть нищие?
Наоборот, на площади Тяньаньмынь народ радуется, ликует, и с моей точки зрения, неподдельно искренне. Часть площади, примыкающая к мавзолею Мао, постоянно заполнена экскурсионными автобусами, бурлит празднично одетая толпа экскурсантов. Практически все норовят сфотографироваться на фоне портрета вождя, если поблизости случился иностранец — волокут его, как диковинку, фотографироваться вместе с собой.
В безоблачном предзакатном небе на стометровой высоте (площадь очень большая, и ветру есть где разгуляться) реют воздушные змеи: искусно изготовленные орлы, аисты, какие-то петухи, сказочные рогатые драконы, замысловатые воздушные этажерки. Запускают их дети, взрослые и даже почтенные старцы, чьи преклонные годы, кажется, вовсе не сочетаются со столь легкомысленным занятием.
Десять лет назад площадь Тяньаньмынь была знаменита вовсе не своими воздушными змеями. И даже веселясь и радуясь хорошей погоде, счастливой минуте, смеху детей, вовсе не забывают об этом китайцы.
Алексей АВТОКРАТОВ
В материале использованы фотографии: Марка ШТЕЙНБОКА