«МОЙ ПАПА — КОСМОНАВТ»

Когда папа что-то рассказывает о Звездном, о своих тренировках, мне от одних названий плохо становится. Для меня это темный лес

Агриппина СТЕКЛОВА

«МОЙ ПАПА — КОСМОНАВТ»

Я ни с кем не обсуждаю тему папиного полета... Наверное, из суеверия. И потом, я до сих пор не разобралась, как сама к этому отношусь. Когда все это начиналось, два года назад, а потом заглохло, я: «Ну и слава Богу!» Сейчас, клянусь, мое отношение меняется каждый час, каждую минуту. Конечно, я очень за папу переживаю. Но в то же время молюсь, чтобы полет состоялся. Ведь я понимаю, как он этого хочет, как это для него важно. Вообще если не обсуждать его увлечение космонавтикой, о папе я могу говорить бесконечно. Он, поверьте, стоит того.

У меня с ним отношения непростые. Я даже не знаю, за что люблю его больше: за то, что какой он отец, дед, артист или мужчина... Мне очень хочется, чтобы мой сын был на него похож.

Кстати, внешне я похожа на папу. Многие мамины друзья, которые помнят меня маленькой, встречаясь после десяти-пятнадцати лет разлуки, спрашивают маму:

— Как Володя? Как Гранечка?

— Гранечка — хорошо, большая, уже у самой сын.

— Ну, и на кого она похожа?

— На Володю.

На что реакция обычно такая: «Бедная девочка...» Но папа такой обаятельный. Мне кажется, что он может завоевать практически любую женщину... В свое время он очаровал всех моих учительниц, сейчас всех моих подруг-ровесниц. Пользуется у них бешеным успехом. Он развозит их по домам и пьет с ними пиво. Они его обожают, но отдают себе отчет, что он мой отец. А он, в свою очередь, — что они мои подруги.

...Мама с папой были феноменальной парой. Забавной, странной и очень красивой. Мне врезался в память один эпизод. На мой выпускной вечер в школе они опоздали. Вошли, когда уже шло вручение аттестатов. Появились родители триумфально! Оба рыжие, под руку, причем папа на голову ниже мамы. В зале все им зааплодировали. Мама очаровала сразу всех мужчин, папа — всех женщин. Я была счастлива.

...Когда мы жили на Камчатке, помню, папа частенько повторял одну фразу: «Жить можно в трех городах Советского Союза: в Москве, в Москве и в Москве». У него всегда было подспудное желание прорваться... На Камчатку родители перевелись из Кинешмы. У меня смутные воспоминания об этом времени. Лишь отчетливо помню, как меня каждое утро привязывали к санкам, чтобы не упала, и возили в детский садик. Никакая погода не была помехой, девать меня было некуда. Я помню папин силуэт, исчезающий в пурге. Еще мы с ним ходили на сопки. Папа восхищался природой Камчатки и приобщал меня к этому.

Он вообще любил меня воспитывать. Когда я обижалась, плакала, у него была система, как меня успокоить. Начинал показывать на меня пальцем и настолько глумливо смеяться, что у меня моментально высыхали слезы, и я принималась истошно орать: «Зако-ой от (рот) свой! За-кой от, за-ко-ой!» Вся моя энергия уходила на то, чтобы он заткнулся. А он продолжал истерически смеяться надо мной: «Как, бишь, тебя, Маланья?» Я в иступлении кричала: «Я Га-ня, Га-ня». И, естественно, забывала уже про то, от чего плакала. Недавно испробовала его метод на Даниле. Действует безотказно. Так что папа еще и крупный педагог.

Он всегда мне говорил, да и продолжает говорить, что две самые страшные вещи на свете: школа и армия. Ничего не могу сказать про армию, но школу я ненавидела люто и ненавижу до сих пор. Сейчас мне это грозит пройти по второму разу с Даней. Наша любовь со школой друг к другу была взаимной. В классе шестом к нам пришла новая учительница русского языка и литературы. И у меня сразу пошли плохие оценки. А это были единственные два предмета, за которые родители не волновались. По остальным они даже четверок не требовали. Как-то учительница влепила мне «пару» за сочинение. Мама более спокойно к этому отнеслась. Для нее было все-равно — алгебра или литература. Она за все меня методично пилила. Но папа! Он в бешенстве орал, что я пэтэушница, что мое место у прилавка овощного магазина. Следующее сочинение, за которое я получила снова двойку, было по поэме Лермонтова «Мцыри». Отец, прокричав свой обычный текст, что я необразованна, что не умею излагать свои мысли, вдруг сказал: «Садись. Я буду диктовать, а ты пиши. Потом мама проверит». И надиктовал сочинение. По глубине разбора и количеству страниц это больше смахивало на диссертацию. Мне его рассуждения казались гениальными! Он действительно умеет красиво излагать свои мысли. Я сдала сочинение. И... получила «три»! Это был самый счастливый день в моей жизни. Я, не скрывая своей радости, сообщила папе, насколько оценили его труд. И от себя добавила: «Так что ты свое среднее специальное образование засунь себе куда подальше, потому как тебе все-таки сорок, а мне 13. В твоем возрасте я и на «четыре» дотяну». На этом дело не закончилось. Папа отправился в школу, надолго заперся с этой теткой в классе. Уж что там было, не знаю. Сознался ли он ей или нет, до сих пор тайна. Но свою маленькую победу над папой я одержала.

Папа всегда был очень заботливым отцом. После третьего класса на каникулах он взял меня с собой на свои первые съемки в картине «Ураган приходит неожиданно». Это было в маленьком городке Тамань. Жили мы в неблагоустроенной гостинице. И папа считал своим долгом каждый вечер мыть меня. Засовывал прямо под колонку с ледяной водой. Главное для него было — соблюсти гигиену.

Еще папа — замечательный хозяин, он может сделать в доме все, что угодно. Но со всеми женскими занятиями — готовкой, стиркой, глажкой — у него большие проблемы. Вот уборку он относит к мужским занятиям. Как-то мама уехала, и мы с ним на целый месяц остались одни. Мне было лет 11 — 12. Естественно, растущего ребенка нужно каждый день кормить чем-нибудь горячим. Вот он на протяжении месяца и жарил на сковородке консервированный зеленый горошек. Было даже неплохо, один раз пожарит, а потом на протяжении нескольких дней разогревает.

Готовить папа так и не научился. Позже, когда он расстался с мамой и жил один, он часто приезжал ко мне поесть. Я тогда только поступила в институт, потом на втором курсе родился Данила. У меня образовалась своя семья, появился новый круг друзей. Мы жили в большой трехкомнатной квартире с Данилиным папой и моей мамой. У нас часто бывало много народа: приходили мои друзья, периодически приезжал кто-то из родственников. И... папа. Мы его подкармливали, обстирывали, он приходил с тюками грязной одежды. Я уже стала мамой, ощущала себя женщиной. И это было очень трогательно. Он, правда, приносил еще и сумки с продуктами. Это он умеет. Он даже зачастую не дает мне денег, особенно раньше. Для него проще поехать со мной в магазин и все, что нужно, купить. Потому что сколько раз было, когда я ему говорила: «Хочу джинсы!» — и он давал мне деньги, а потом ни денег, ни джинсов. К тому же он говорит, что у него сразу появляется ощущение, иллюзия подарка.

Так как папа все может сделать своими руками в доме и любит это, то он обожает строительные магазины и рынки. Это наше с ним хобби. Наша страсть. У меня женская, а у него мужская. За границей, особенно в Америке, мы не пропускали ни одного магазина «Все для дома», где продается посуда, всякие штучки. Мы можем часами смотреть на все это. В этом наши вкусы и интересы совпадают. Его хлебом не корми, дай только купить что-то интересное и для себя, и для меня, и для мамы.

Папа ушел от нас, когда я оканчивала школу. Наши отношения не изменились. Но на меня это повлияло. Я тогда переживала сложный период, потихонечку становилась взрослой. Начинался новый этап жизни, поступала в институт. Думаю, если у нас и возникла какая-то сложность в отношениях в тот период, то только благодаря мне. У папы сейчас новая семья, маленькая дочка Глаша. Его жена Ольга — очаровательная женщина, врач-стоматолог. Мне кажется, с Глашей мы тоже нашли общий язык. У нас большая семья. Мы, а это и моя мама, очень любим собираться на праздники вместе. Мне кажется, чем больше собирается родного народа, тем лучше. Я не знаю, воспринимаю ли я Глашу, как сестричку, но однозначно, как что-то родное, свое. Ее бесконечно любит Данила, и она к нему с нежностью относится.

Еще папа заядлый футболист и болельщик. Он вообще человек легко возбуждающийся и вспыльчивый. На футболе он, и когда смотрит, и когда сам играет, ведет себя очень нервно, очень возбужденно, порой даже агрессивно. Он возмущается, злится и на себя самого, и на своих коллег. Признаюсь, он страшный матерщинник. Но, я не знаю почему, у него это органично получается. Конечно, это не значит, что он ругается всегда и везде. Но он из разряда людей, которые вкусно это делают. Он шикарно рассказывает матерные анекдоты. Он из людей, у которых это как мат-то и не звучит. Он любит ненормативную лексику в любых вариантах: и когда кипятится, и когда он в благодушном настроении, для приправки. Меня это веселит и радует. То, как папа относится к ненормативной лексике, мне кажется, хорошо видно по спектаклю «Жак и его господин». Он там так смачно говорит эти слова, как никто! И меня все время упрекает, что слово «б...» нельзя произносить впроброс. Его нельзя стесняться, надо говорить смачно, на подъеме: «Б...!» И он прав. Никто, кроме него, с таким азартом, так красиво не скажет: «Жопа круглая, как полная луна», — как он в «Жаке...».

Папа очень любит водить машину. А водитель он такой же, как футболист — тоже очень одержимый, сумасшедший. Не знаю, насколько можно его назвать лихачом, но он, конечно, ездит не-р-вно. Попадал в передряги. По-моему, как только мы переехали в Москву, он купил первую машину, «шестерку», на которую долго копили деньги. Он мечтал о машине. Я помню, в пионерском лагере я получила страшное письмо: «Мы разбились на машине... Точнее, мы разбили машину». Он водил чуть больше месяца. Они с мамой поехали в Рузу и не вписались в поворот. Сейчас, если он что-то нарушает, гаишники его узнают и сразу отпускают.

Он очень переживает за меня. И я безумно переживаю за него, когда у него что-то вдруг не складывается. Он первый человек, с которым я многим делюсь. Мне кажется, он не просто чуткий отец, у него и как у мужчины богатый жизненный опыт. Я не знаю, ревновал ли он меня когда-нибудь к моим молодым людям. Но если и ревновал, то ревность была очень сдержанной. Я думаю, в этом случае это было подтверждением его любви. В папе есть еще одно, как мне кажется, замечательное качество (я тоже такая) — близкий человек для него всегда прав. Он всегда будет на его стороне. В то же время многие мне говорят, что сейчас такое время, когда папа должен тебе помогать — устроить, порекомендовать. В этом смысле он мне никогда не помогал. Никак. Папа всегда будет для меня объектом преклонения. Моему теперешнему спутнику, мне кажется, очень тяжело, потому, что за всем у меня подспудно стоит отец. И его пример перебить практически невозможно.

Наверное, я до сих пор самая большая папина боль, самое большое его беспокойство. Это не потому, что я такая непутевая. Не хочу преуменьшать свои достоинства. Я живу одна, у меня сыну шесть лет, но если вдруг папа звонит в час ночи, а меня нет, то автоответчик забит: «Я переживаю? Что случилось?» Я перезваниваю: «Ты что вдруг?» А он говорит: «Я не знаю, Гранька, я понимаю, что тебя ругать за это бессмысленно, как и требовать, чтобы ты звонила. Но мне что-то нехорошее навеялось вдруг».

Записала Марина ЗЕЛЬТЦЕР