ЛЕСНОЕ ЧУДО ИЛИ ЧУДО ЛЕСНОЕ

Михаил Щетинин — сектант-новатор?

ЛЕСНОЕ ЧУДО ИЛИ ЧУДО ЛЕСНОЕ

Вот и Текос. Знаменитый пост охраны. Шлагбаум, солнцезащитный грибок, столик и несколько стульев. На посту двое юных щетининцев


1
В ДЖОНСТАУНЕ ВСЕ ТОЖЕ БЫЛИ СЧАСТЛИВЫ

Фото 1

Иногда мне говорят: отвяжитесь вы, ей-богу, от Щетинина! Ну, пусть он сектант. Но ведь людям-то у него хорошо!

Как им там хорошо — вопрос отдельный. Но в Джонстауне тоже было хорошо — естественно, до поры до времени. Пока все население этой деревни-секты не покончило с собой из-за панического ожидания конца света.

...Само понятие «коммунарская методика» ввел сотрудник ленинградского Дворца пионеров, впоследствии автор бесчисленных брошюр на эту тему Иванов. Идея новой педагогики была подхвачена целой генерацией учителей-революционеров, на которых активно ополчились «ретрограды» и «консерваторы», приверженцы традиционных методов обучения. Зато новаторов подняли на знамя публицисты из комсомольской прессы — Хилтунен, Мариничева, множество энтузиастов из провинции...

Следует сразу выделить из среды «новаторов» тех настоящих учителей, которые делали акцент не на воспитании, не на создании классов-коммун, а на обучении как таковом. Это блистательный физик Шаталов, филолог Ильин, математик Бунимович — те, кто мог спорить с программой, но главной целью своей ставил дать детям как можно больше знаний. Иное дело — педагоги-воспитатели с акцентом на внешкольную работу. Вместо устаревшей и занудливой пионерской рутины они предлагали, казалось бы, подлинную романтику: дальние странствия на саморучно сделанных каравеллах, походы, романтические посиделки при свечах с непременными гитарами. Атмосфера в таких кружках и коммунах всегда отличается не только колоссальной сплоченностью и обожествлением личности Учителя, но и чрезвычайной враждебностью к окружающему миру: ведь всякому коллективу нужны скрепы в виде внешних врагов. Учитель — всегда гонимый, всегда бескорыстный и нищий, всегда страдающий от непонимания. Вокруг него — тесное кольцо вернейших, которые охраняют его от посягательств и готовы пожертвовать за него всем. Таковы отряды корабелов Владислава Крапивина, фехтовальщиков Карема (Кавада) Раша, «Тропа» Юрия Устинова, школа в Текосе Михаила Щетинина.

Фото 1

О Щетинине написано, пожалуй, побольше, чем о большинстве новаторов. Восторженные публикации о нем принадлежат перу Шалвы Амонашвили и Аллы Боссарт — людей достойных, хоть и склонных к экзальтации. Великим педагогом назвал его основатель секты «Анастасия» Владимир Мегре (Пузаков) — о его деятельности я рассказывал в конце прошлого года, за что и удостоился бешеной ругани в очередном сочинении Мегре. Школа, расположенная под Геленджиком, получила в начале перестройки статус федерального педагогического эксперимента. Тогда, если помните, любое новаторство получало «зеленую улицу»: выяснилось, что в школе нашим детям только лгали, насиловали их индивидуальность... Это потом стало доходить, и то не до всех, что в так называемых новаторских школах и внешкольных объединениях существуют такой культ Учителя и такое единомыслие, которые не снились и самому тоталитарному директору обычной школы. Это потом стали отчетливо проявляться черты новаторской педагогики, которые роднят и знаменитый детдом Дмитрия Карпова, оказавшийся страшнее гестапо, и полувоенные формирования Карема Раша, и школу Щетинина.

Первая такая особенность — замкнутость, идеальная охрана. Детям якобы создают идеальные условия, спасая их от жестокого, хищного мира. Дом Карпова, которым столько умилялись и которому столько жертвовали, был обнесен бетонным забором и охранялся овчарками; школу Щетинина стерегут казаки, а привечают здесь только тех, в чьей благонадежности Учитель может не сомневаться. «Я-то думал, вы наша», — скорбно сказал Щетинин одной из посетительниц, попытавшейся вполне невинно спросить у него, как он может преподавать в школе почти все предметы, когда его единственное образование — музыкальная школа по классу баяна. Впрочем, понятия «урок» у Щетинина вообще нет: «урочить» — по-древнерусски сглазить. Причем дети и учителя имеют равные права: всякий ребенок — гений, это взрослые должны у него учиться, а не наоборот. Дети сами пишут историю («Потому что наша история искажена русофобами и материалистами», — объясняет Щетинин), сами открывают законы физики и математики. То есть коллективным мозговым усилием постигают Вселенную. В школе Щетинина, как видим, не учат, а внушают. Все, что может быть рационально объяснено, подвергнуто анализу, внятно сформулировано, — здесь отрицается.

Вторая черта подобных объединений — полная неспособность Учителя-новатора внятно сформулировать, в чем особенности его методики. Повторяются слова о единении с природой, о светлом мире будущего, о детской республике. Но нравы в этой республике вполне сектантские: тут осуждают любого усомнившегося, докладывают Учителю обо всех своих переживаниях, не говоря уж о том, что ни покинуть школу, ни устроить свою судьбу без его благословения не могут. Особенная роль отводится физподготовке, а Щетинин и вовсе считает основой своей педагогики практику русского кулачного боя. Этот бой он считает занятием не столько физическим, сколько духовным. Такого рода упражнениям да еще строительству новых и новых корпусов школы посвящен весь день воспитанников.

В Министерстве просвещения РФ давно нет людей, которые бы отвечали прямо и непосредственно за щетининскую школу. Во всяком случае, все попытки связаться с ее куратором ни к чему не привели. Не было ни одной проверки, которая бы подтвердила, что щетининские дети знают программу хотя бы в объеме школьного курса (на большее претендовать не приходится). Сегодня в этой школе около трехсот человек, и десяток ее филиалов в последнее время открылись по всей стране — в Новосибирске, под Сочи, в Поволжье... Восторженные фильмы о Щетинине сняла рерихианка и теософка Наталья Бондарчук, которая за последнее время, кажется, не обошла своей поддержкой ни одного темного культа. И лишь патриарх Алексий II, вспомнив о том, что Церкви не худо бы иногда бороться с сектантами, во что бы они ни рядились, на встрече с участниками Рождественских чтений подтвердил, что школа в Текосе обладает чертами тоталитарной секты.

Дмитрий БЫКОВ


2
В ТОРСИОННЫХ ПОЛЯХ ЗАТЕРЯЛСЯ

Фото 3

За Михаилом Петровичем Щетининым я наблюдаю давно.

Перед Текосом он обитал в станице Азовская (Северский район Краснодарского края), откуда и увлек значительную часть своих учеников и педагогов. С тех пор прошло уже более пяти лет. Примерно столько же длилось пребывание в Азовской, а перед этим были поселок Ясные Зори, село Зыбково, Кизляр. И везде — не более пяти-шести лет. При этом ни публикаций, ни научных трудов у Щетинина никогда не было, не считая единственной брошюры «Объять необъятное» — о педагогических экспериментах в Зыбкове и Ясных Зорях. Несмотря на это, во время создания Российской академии образования после ликвидации союзной АПН Щетинин попадает в дюжину «академиков-основателей».

Впрочем, в жизни выбранных для щетининского эксперимента сел и станиц его эксперимент не оставил ничего хорошего. И самого экспериментатора добрым словом нигде не вспоминают. Для кого он остался «гармонистом», будучи неразлучным с баяном, для кого — «шаманом» из-за склонности к странным манипуляциям.

Особенно болезненные следы он оставил в последней перед Текосом станице Азовская. В Текосе Щетинин основал интернат, и подавляющую часть его насельников составили дети из Азовской, бросившие родителей для того, чтобы помчаться за Учителем в туманную даль. Почти все они и теперь живут в Текосе, прервав практически всякую связь со своими семьями. Другую часть нынешних текосцев составляют дети состоятельных, влиятельных и знаменитых людей, благодаря которым, возможно, осуществляется часть финансирования школы. Текосский интернат — государственное учебное заведение. Более того, это экспериментальная площадка федерального уровня, подчиняющаяся только Министерству образования РФ. Тем не менее на бюджетные деньги не построишь того, что вызывает умильное восхищение многих журналистов.

Говорят, Михаил Петрович верующий. Сам он называет себя православным. Вот и хорошо, будет о чем поговорить. Я ведь тоже человек православный. Да и день выпал праздничный: Пасха! Светлая седмица! Всемирная радость.

Вот и Текос. Знаменитый пост охраны. Шлагбаум, солнцезащитный грибок, столик и несколько стульев. На посту двое юных щетининцев.

— Христос воскресе!

На лицах замешательство, отражающее секундный сбой программы. Наконец отвечают: «Здравствуйте!»

— А мы к Михаилу Петровичу. Можно?

— Посидите, мы сейчас доложим.

Двигаюсь внутрь комплекса. Встречаются дети, выражение лиц то же. Ответы в большинстве случаев такие же. Поведение муравьиное, слаженно-озабоченное. За чем-то бегут, что-то переносят.

Подхожу к стене, на которой огромная, метровой ширины лепнина: «РАССИЯ». Вот это школа! Неужели тут и грамоте не учат? Впрочем, РАССИЯ — это уже не правописание, но эзотерика. Из каждого слова, слога, звука Михаил Петрович умеет вывести целую вереницу важных смыслов и опять-таки связать эти смыслы в тесный мировоззренческий узел. «Ра-сия. Сия-ра. Сиять... Жи-ву. Я — вам. Жить не для себя...» (Кирьянова И. Плохой конец заранее отброшен. /Русское боевое искусство. — РОСС. № 2 — 3, 1999).

В провожатые нам дают дежурного администратора, «статную девушку с длинной темной косой, Елену Борзых, уже имеющую вузовские дипломы историка и социального педагога. Она преподает в Школе и учится в инязе, а к тому же... великолепно танцует, поет, рисует, готовит, шьет, вышивает и борется врукопашную» (тот же «РОСС»).

— А там, кажется, урок? — спросил я Елену Алексеевну.

— Не урок, а встреча, или погружение.

— А в какой предмет погружаются ребята?

— В физику.

В аудитории царило описанное всеми поклонниками Щетинина оживление. Поздоровались. Учительским взглядом скольжу по страницам тетрадей. Примитивные задачки в одно-два действия.

— А какую тему учите, дети?

— Две сразу: теплоту и электричество.

— Позвольте, да ведь это и не темы даже, это целых два РАЗДЕЛА физики! Их в разных четвертях изучают!

— Очень просто. Там все законы одинаковые.

— Да что вы! А какие?

— Ну... ну... ну, закон сохранения энергии, например...

— Так это вам, ребята, и биологию с химией на этом уроке изучать можно. Ведь и для них закон сохранения энергии действителен... Но оставим это. А что это у вас на стене висит?

— Ах, это... Это концепт!

На плакате, плавно разворачиваясь, две спирали.

Бойкая девчушка лет тринадцати, выйдя к плакату и ткнув в центр указкой, изрекла:

— Это — сверхплотная точка, из нее произошла Вселенная...

— Вы имеете в виду Большой Взрыв?

Нет, она имела в виду другое, но что именно — человеческим языком не объяснишь. Напрасно Учитель считает, что у детей нет возраста. Согласитесь, не все рождаются идиотами, а чтобы воспроизводить щетининские вещания, надо лет десять упражняться в идиотизме: «... мы и есть та самая сверхплотная точка, из которой произошла Вселенная, которая настанет и которую мы будем вновь разворачивать в бесконечном времени и пространстве, совершенствуя связи...»

Мое недоумение выпустило наружу вихрь торсионных полей, туго забитых в несчастные детские головы. «Информационные поля», «биоэнергия» и даже «магическое воздействие фигур на биополе человека» сыпались на меня, учителя физики, как ядра.

— Да вы хоть знаете, зачем купол у храма? — сочувствуя моей темноте, вопросили сразу несколько присутствующих гениев. Я как православный некоторое понятие о символике храмовой архитектуры имею.

— Темнота! Физику учить надо! Там же ведь торсионное поле собирается!

— Ну, хорошо. А как вы живете?

— Посмотрите.

Входим в корпус, где живут мальчики. В зданиях чистота идеальная, сравнимая только с чистотой казарм дисциплинарного подразделения. На каждой койке по экземпляру холодного оружия. Здесь нагайка, там нунчаки, тут саперная лопатка, а вот самодельный меч-кладенец длиной с метр. Беру нунчаки, пробую покрутить.

— Браво! У вас прекрасная родовая память, — хвалит меня прекрасная рукопашница.

— Да разве ж я китаец?

— По нашим историческим исследованиям, нунчаки — чисто славянское оружие.

Мои глаза, уже сужавшиеся до дальневосточного стандарта, вновь расширяются. Однако все кончается, и наш осмотр тоже. Вернувшись к кабинету директора, я сижу в приемной и беседую в ожидании встречи с одной из заместительниц Щетинина. Мои безобидные, но прямые вопросы вызвали настороженность:

— Вы что, экзаменовать нас приехали?

...Нервность хозяина ощутилась сразу. После нескольких первых фраз следует не слишком дружелюбное, но конструктивное предложение:

— Может, вам сосуд предложить для сбора грязи, за которой вы сюда приехали?

— А все-таки, Михаил Петрович, правда, что Христа к нам из Атлантиды прислали?

— Вам-то какая разница, что вы меня об этом спрашиваете?

— Да ведь вы сами так говорили! (См. Боссарт А.Б. Парадоксы возраста или воспитания. — М., Просвещение, 1991. с. 91.) А может, написали о вас неправильно? Ведь я православный, вы, говорят, тоже, а это ведь чистая оккультятина, язычество получается.

— А разве язычество и христианство не одно и то же? — ах, Елена Алексеевна, вот женский ум!

— Михаил Петрович! У вас же иконы в кабинете, а дети ваши на физике о торсионных полях, о сверхплотных точках, о магическом воздействии ерунду несут.

— Этого не было! — опять подала голос Елена Алексеевна.

— Да что вы, вы же сами со мной час назад были на уроке... то есть на погружении...

— А вы сразу за свидетелей, — укоряет Щетинин. Вдруг он напрягся, его взгляд уперся в моего спутника, нажавшего кнопку наручных часов. Может, он думает, это магнитофон? Да, не только вихри торсионных полей, но, кажется, и вихри враждебные веют над буйными текосскими головами. Ощущение опасности постоянно нагнетается. Пускаются слухи о возможных покушениях. Еще бы, ведь «в Академика Щетинина стреляли», — как сообщает его друг и соратник Владимир Мегре в третьем томе своей эпопеи.

Беседа подходит к концу. Идем на волю мимо легендарного баяна, без которого едва ли обходится хоть одна фотография Михаила Петровича, мимо «Человека с филином» — известная картина Константина Васильева, воспроизведенная местными талантами на стене кабинета. Человек сильно смахивает на Щетинина.

Константин ДЕМИДОВ
Текос — Краснодар — Москва


3
ПОД КОЛПАКОМ

Фото 4

«Школа Щетинина» — замкнутая на себе система, которая потребляет то, что порождает: окончившие эту школу становятся ее преподавателями. Не известно ни одного случая плодотворной работы выпускника щетининской школы за ее пределами. «Студенты вузов» проходят очно-заочное обучение, не выходя из стен школы.

«-- Основное время твои студенты проводят в школе. Почему? Боишься выпускать из своих рук? Боишься, сразу испортятся?

— Тут другое. Ты же видел сам: у нас каждый студент — учитель в лицее и пролицее. Семьдесят пять студентов — это и семьдесят пять учителей» (из беседы Щетинина с А. Цирульниковым). Таким образом, созданная Щетининым система образования закрытого типа идеально служит для изоляции адептов группы от связей с внешним миром.

В школе Щетинина применяется метод «вызова на круг», когда провинившийся оказывается перед лицом всей группы, настроенной к нему отрицательно и выражающей свое порицание. Всякое несоответствие предписанной модели поведения расценивается как «жидовство» (?!) и подлежит осуждению всей группой. При этом возраст проявившего «жидовские» качества не играет никакой роли: и взрослый человек и ребенок подвергаются одинаковым по строгости мерам.

Вся информация, проникающая внутрь «группы Щетинина», проходит тщательнейшую фильтрацию и жесточайший контроль со стороны Учителя и его ближайшего окружения. Телевизор, радио полностью исключены из жизни группы как «источники грязи». Книги, газеты, журналы можно читать только после личной санкции Щетинина. По словам адептов группы, письма перед выдачей адресатам перлюстрируются, а телефонные разговоры записываются на пленку и прослушиваются. Причем эти меры не считаются чем-то аморальным в группе, но воспринимаются как необходимые и справедливые. Свидания с родителями строго регламентированы и не могут быть продлены более установленного срока.

Нужные качества у адептов достигаются через восприятие «концепции родовой школы», которая предполагает восприятие себя как частицы «рода», немыслимой без нее. Эта концепция заставляет адепта неадекватно воспринимать свою роль в ситуации: так, шестилетний мальчик в день своего рождения на вопрос: «Сколько тебе исполнилось?» — ответствовал: «Много. За мною — века. Я княжьего (?) рода». Другой ребенок на каком-то основании считает себя потомком... Ермака. И все как один члены группы Щетинина не мыслят себя в иной роли, кроме как «спасителей России», хотя, будучи оторванными от реальной жизни, вряд ли представляют, что на самом деле требуется сейчас России. Можно отметить, что социальный возраст адептов группы значительно ниже фактического.

Уход из «группы Щетинина» расценивается прежде всего как «предательство Учителя», поступок несомненно аморальный для члена группы. Кроме того, удерживающим фактором являются социальные льготы, получаемые членами группы: возможность бесплатного (в том числе высшего многократного) образования; освобождение от службы в армии — сначала как студентам, а потом как сельским учителям. Ко всему прочему адепт, проведший многие годы на полном довольствии, за пределами группы оказывается полностью дезадаптированным, вплоть до того, что не имеет никакого опыта обращения с деньгами. При этом нужно учесть постоянно нагнетаемый образ внешнего мира, в котором только «...мусор и гниль» («Литературная газета», 15.04.98).

Область брачных отношений также регламентируется Щетининым. Известны случаи, когда давно желающие вступить в брак ученики его комплекса не делают этого только потому, что не имеют санкции Учителя. С другой стороны, имеются примеры браков, заключенных на основании одного лишь благословения лидера группы. Одним из показаний для вступления в брак является возможность поездки супругов в родные места на жительство с целью создания там филиала щетининской школы. Добавим, что большинство браков между адептами «группы Щетинина» заключено уже после обнаружения беременности у невест.

Вообще, в публикациях, освещающих «щетининскую» тему, слово «семья» встречается только по отношению к «группе Щетинина». Например: «Мы здесь живем одной семьей, большим русским домом, следуем традициям предков» — сообщает корреспонденту один из щетининцев. Ситуация, впрочем, не новая. На семью покушается всякая тоталитарная идея.

Отец Алексей (Касатиков), священник
Краснодар


 

Дмитрий Быков любит повторять, что он учительский сын. В этом усматривается не только разночинный гордый дух, но и духовное наследие. Так вот, как духовный наследник своих родителей Дмитрий мог бы из интереса, что ли, заглянуть в любой учебник по истории педагогики. Там бы он увидел нечто до боли знакомое. Закрытый интернат... Натуральное хозяйство с большим обилием животных... Физический труд на свежем воздухе... Уроки-импровизации с перескакиванием из одного предмета в другой... Очень странный для обычной городской школы с ее вечной войной между учителями и учениками культ Учителя. Таковы были и средневековый Песталоцци, и известный нам Макаренко, и гуманист Корчак с Сухомлинским в придачу, и Лев Толстой, и мистик Штайнер. В истории школы был не только пушкинский лицей, в котором по первоначальному плану должны были учиться дети царя, но и такие вот вовсе непривилегированные учебные заведения, для детей совсем бедных, порой обездоленных. И которые тем не менее дали учителям идей и методик не меньше, а может, и больше, чем пушкинская альма-матер. Осмелюсь предположить, что любое закрытое учебное заведение, будь то английская частная школа (где обучение стоит 20 тысяч долларов в год), или советские школы-коммуны 30-х годов, или школа Щетинина — все обладают родовыми признаками Города Солнца, все в той или иной степени «тоталитарны», поскольку дисциплина в них по определению намного строже и построены они по принципу государства в государстве.

Но вот беда — знать и размышлять об этом скучно. Неинтересно. Гораздо интереснее объявить Щетинина тоталитарным сектантом.

В отличие от Дмитрия Быкова я в школе Щетинина был. И в отличие от одного из его храбрых агентов, засланных на вражескую территорию, я слежу за ним не с 1989-го или 1991 года — а с еще более ранних времен. Тогда, в 1984 году, в составе некоего «круглого стола» я посетил Ясные Зори и был поражен, но не педагогическими достижениями, в которых мало что смыслил, — а тем, как в принципе удалось обустроить Щетинину свою школу. Это была огромная территория с невероятным количеством подробностей — сады, огороды, конюшни, трактора, мастерские, новые пристройки, которые возводились на наших глазах, с каким-то немыслимым количеством преподавателей, младших преподавателей, практикантов, стажеров, просто гостей — то есть взрослых на душу детского населения. Само это детское население имело слегка ошарашенный вид, по всей видимости, с трудом переваривая обилие впечатлений. В нашей советской школе всегда всего мало, а у него всегда всего много — этот нехитрый урок я и вынес из посещения Ясных Зорь, узрев перед собой чрезвычайно хитромудрого, практичного, крепкого мужика и директора, который умудрялся выбивать, выколачивать из всей окружающей жизни, из советской власти с ее райкомами и обкомами, из многочисленных гостей и экскурсантов всегда что-то полезное для школы. Умудряется, как видно, и теперь.

Тогда Щетинину инкриминировали: плохое знание детьми школьной программы, абстрактный христианский гуманизм и культ своей личности. Сегодня ему ставят в вину: плохое знание детьми школьной программы, неортодоксальную мистику и то же самое на третьем месте. Тогда он был опасный экспериментатор, сегодня — тоталитарный сектант.

Правда, изменились цели. Тогда призывали расформировать школу, сегодня — вроде бы только развенчать миф. Хотя, если подумать, это, по сути дела, одно и то же.

Судя по глухому упоминанию ЮНЕСКО и неких «посетительниц» в одном из агентурных донесений на имя Быкова, в школе Щетинина по-прежнему полно гостей, в том числе иностранных, то бишь делегаций, экскурсий и просто всякого приблудного народа (охрану выставляют не только, когда хотят что-то скрыть, но и тогда, когда есть необходимость регулировать неостановимый поток людей). То есть школа эта, делаю я косвенный вывод, как была так и остается открытой системой — что в данном случае очень важно. То, что в этой системе нет нарушений прав человека, нет насилия над личностью, а значит, школа эта ни в коем случае не может быть названа тоталитарной сектой — для меня тоже очевидно. Что же касается прослушивания телефонных разговоров, просматривания писем и прочей чуши, которая и составляет главную суть донесений, — это, простите меня, надо доказывать. Такова азбука журналистики. На мой взгляд, никакая школа не может быть полностью закрытой, пока в ней есть дети и их родители. А школа Щетинина — не детдом Карпова на двадцать девочек-сирот (тут уж Быков прибегает к прямой диффамации), через нее за все эти годы прошли тысячи детей! И никто, заметьте, не жаловался, а только благодарил.

...А вот насколько школа Щетинина хороша или плоха КАК ШКОЛА, как педагогический эксперимент — сейчас, через столько лет, можно бы и поговорить. Правда, говорить на языке доносов лично я не умею. А вы?

А теперь представьте, что вы министр образования. Вам предстоит делать огромную госреформу, чтобы учителя не голодали и не бастовали. У вас болит башка от двенадцатилетки. У вас запутанные программы, требующие выравнивания. А тут еще эти альтернативщики. С одной стороны — частные лицеи и гимназии, которые берут с людей немалые деньги (а за что, спрашивается?). Есть еще военизированные интернаты — кадетские, казачьи, бог знает еще какие. Есть школы православные. Есть мусульманские. Есть, наверное, и школы действительно сектантские, полузакрытые или закрытые вовсе (сам я, правда, о таких не слышал).

Одни журналисты требуют прикрыть те, другие — эти. Что вы сделаете на месте министра Филлипова? Правильно, разом прикроете ВСЕ альтернативные школы. Или придушите их системой запретов и ограничений. Именно по этому пути может сегодня пойти пресловутая реформа. А что это значит для нас, родителей?

Я прекрасно помню статью в старом «Огоньке», где Быков признавался в любви к «Артеку», к республике вожатых. Он сам воспитанник «Артека». Он сам сидел у свечки и пел под гитару. Он сам продукт педагогики сотрудничества и даже (извини, Дима!) плод коммунарской методики. Сегодняшнее разочарование Дмитрия в своих учителях мне по-человечески понятно. Но волнами разочарования и очарования общество жить не может. Я помню, как в начале девяностых мы, растерянные родители, метались по Москве, чтобы найти «приличный» детский сад, «хорошую» школу, где бы у учителей были интеллигентные лица, и несоветская программа образования, и пресловутые «дополнительные занятия». Неужели опять все под корень?

И Щетинин в этом смысле фигура для меня — абсолютно знаковая. Все модные московские школы, все новые лицеи, вся сегодняшняя тусовка молодых творческих учителей — возникла в каком-то смысле благодаря щетининскому мифу, мифу Соловейчика и Матвеева (старого редактора «Учительской», которого, кстати, выгнали с работы уже при Горбачеве и посадили вместо него нынешнего спикера Госдумы). Если совсем коротко, проблема выглядит следующим образом: сегодня мы позволим «инспекторам в рясах» закрыть Щетинина, а завтра обычные инспектора закроют все без исключения «другие» школы, частные лицеи и гимназии. А свобода — это и есть право на что-то другое.

Никакого знака — ни восклицательного, ни вопросительного — в конце этой публикации я ставить не буду. И прошу Щетинина, Асмолова, Тубельского, Амонашвили и других не зачислять «Огонек» в число своих заклятых врагов. Мы только начинаем этот разговор о новой школе.

Борис МИНАЕВ

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...