ВОПЛИ ВИДОПЛЯСОВА
Олегу Скрипке, солисту самой популярной в России украинской рок-группы «Вопли Видоплясова», я предложила сыграть во что-нибудь национально-украинское — в футбол, например. Скрипка дал мне понять, что украинский футбол — это не игра, а национальная политика, а так, для себя, люди типа нас, сказал Скрипка, играют в боулинг.
Муж меня заботливо предупредил, что эта игра не для слабосильных. Я ответила, что этот боулинг знаю как свои пять пальцев... по фильму «Человек за бортом».
Девушка-гардеробщица долго подбирала тапочки на всю нашу команду, рассказывая, что в боулинг-клубах принято ходить в тапочках, чтобы не испортить покрытия. Любая шероховатость пола может кардинально изменить направление движения шара. Для тех, кого многоразовые общественные тапочки напрягают, есть одноразовые индивидуальные носки, сказала она, видя, как внимательно мы ее слушаем. От одноразовых носков «Вопли» дружно отказались — просто не смогли понять, что это такое.
Большой «мужской» шар, за который я опрометчиво схватилась, оказался неподъемным, и в очередной попытке меня куда-то унесло вместе с ним. Тогда решила быть скромнее и выбрала шар поменьше. Что, конечно же, сказалось на игре не в мою пользу. Тяжелый шар прямее мчится и больше сбивает.
— А что касается боулинга, — прокричал мне, уносящейся головой в кегли, Олег, — то в последний раз мы играли в Лондоне. По-моему, половина ребят играли впервые. А я — второй раз, я перед этим в Киеве тренировался. Нас организаторы лондонского концерта на следующий день повезли в лондонский боулинг. Это только у нас боулинг является таким... аристократическим видом спорта, а в Европе это народный вид спорта. Там, куда нас привезли, играли только цветные. Мы единственные белые люди были, причем рядом играли какие-то ребята, я сначала подумал, что арабы, потом они на поверку оказались украинцами из города Ровно, соотечественники.
— Загорели «до арабов»?
— Ага. Какой-то такой загоревший тип украинцев был. Очень смешно в Лондоне встретить соотечественников на соседней дорожке на боулинге.
Олег попытался сыграть со мной «в одной весовой категории» и продеть свои музыкальные, но немаленькие пальцы в маленький шар... и недовольно заметил, что в Лондоне «дырки больше». Я посоветовала взять нормальный «мужской» шар.
— В Лондоне боулинг более демократичный. Видишь, здесь по краям дорожки канавки? А у них просто бортики, и можно играть «от бортика»: шар ударяется в бортик и разбивает все биты. (Показывает. Артистично. Челентано рядом не стоял.)
— Слушай, откуда у тебя такая прикольная мимика... и жесты?
— Ну, жесты — я когда-то занимался в театральной школе пластикой. Жест — это основа театра. Когда я оказался на сцене в качестве певца рок-группы, мне сразу стало понятно, что нужно использовать какие-то... методологии актерские. То есть важно наладить контакт с публикой. Жест — это самое главное, чем можно общаться с публикой. Уже второе — это слово, текст. Что более всего меня заботит — это как правильно построить программу так, чтобы в ходе концерта ты сам не выдыхался и чтобы публика не выдыхалась, чтобы «на одном вздохе» провести весь концерт.
— Все эти прыжки и жесты — это импровизация или заготовки?
— Нет, я не в состоянии что-то тщательно отрепетировать, это импровизация, но есть какие-то наработки, они накапливаются с каждым концертом, и применяешь то или иное средство: жест... обращение к публике. Самое большое удовольствие нам доставляет то, что рождается само по себе, в данный момент.
Вообще это надо было додуматься — брать интервью в кегельбане. В одном ухе грохочут катящиеся шары, падающие кегли, дурная (не «В.В.», к сожалению) музыка, другим я слушаю Скрипку... Олега, Олега Скрипку.
— А украинский язык ты знал с детства или выучил потом?
— Первый раз я столкнулся с украинским языком, когда в мои семь лет родители перевезли меня из Таджикистана в Полтавскую область к дедушке с бабушкой, где и оставили на все лето. Когда я вернулся в школу, выяснилось, что я уже разучился разговаривать по-русски. У детей это быстро происходит. Потом меня в это украинское село возили каждое лето, и там я обнаружил кучу художественной литературы на украинском языке...
— Тараса Шевченко?
— Нет, Чернышевского «Что делать?» на украинском языке.
— Процитировать можешь?
— А как же! Начиная от названия: «Що робiти?» Не помню уже, как звали эту, как ее, главную героиню...
— Вера Павловна...
— Цитирую: «Вероника была коханкою», там, когось там, щось она «мрила, и колы вранци вона лижала влижку, вона любыла долго нэжитыся и мрия про, якись там, про зори — алюмынивы та скляние будынки, и щоб уси люды разом шли працюваты протыв сыдальни в едальнях и...», а дальше не помню.
— Она еще хорошую обувь, по-моему, очень любила.
— Точно. Вообще очень мрачное произведение. А еще у меня были рассказы про казаков на украинском языке, «Уповедальня про козаки». Такий козак Вернигора... не помню уже автора, но у меня аж две книжки про этого Вернигору были любимые.
— Это что-то серьезное?
— Что ты! Детское, приключенческое. А еще была огромная такая книжка — сборник индийских сказок на украинском языке. Я ее перечитывал каждое лето. Сказки вроде бы религиозные, про Шиву, про Кришну, про Вишну, которого по молодости в слона превратили. Читалось так: «Вышну покынув село вранци, подывився в зеркало и побачив, що в него е добрый хобот, и хтось там? Який Бог прэтворыв ёго в слона? У его была голова слона, а руки-ноги — чоловичи, людски»... и т.д.
В этот момент меня чуть не унесло следом за шаром в кегли, но в последнюю минуту мне все же удалось от него отделиться, и он, гад, конечно же, снова ушел в «канаву».
— А думаешь ты на каком языке?
— Одно время на французском языке думал, теперь мне на французском сны снятся. Киевляне, они на самом деле разговаривают по-русски, но с украинским акцентом и при этом думают... с очень сильным украинским акцентом. Но многие фразы у меня возникают именно на украинском языке, и многое чаще удобнее и приятнее сказать на украинском.
— А сны тебе, кроме французского, еще на каком снятся?
— На английском, на украинском. На русском — редко.
— А свой любимый сон можешь вспомнить?
— Бывают сны прикольные, бывают крутые сны, их надо записывать, по ним можно снять фильм или клип. Но я их обычно забываю. А один сон я помню. Детектив. Я убегаю от каких-то преследователей. Как всегда, я не могу быстро бежать, они меня догоняют. И я понимаю, что надо сделать какое-то усилие, найти внутренние силы, чтобы оторваться от погони. Я подбегаю к каким-то кустам, ныряю в них и попадаю в другой мир, на другую планету. Там все по более высшим и красивым законам. Я попадаю в королевство... в город, весь такой из одноэтажных коттеджей. Иду по улице — очень красиво и очень много сирени, много цветов перед каждым домом. Я знакомлюсь с королем, приятный такой, седовласый дядька... и с его дочкой...
— Тут-то ты и влюбляешься!
— ...я влюбляюсь в его дочку, а она влюбляется в меня. Она очень красивая. Единственная женщина на этой планете. У меня с ней долгий и очень душевный разговор. Я ее пытаюсь поцеловать, а она не разрешает. И мы гуляем по городу. А когда я возвращаюсь на Землю, я почему-то встречаю ее там и спасаю из какой-то опасной ситуации. В результате мы оказываемся с ней в каком-то доме... но уже опять в ее городе. Этот дом стоит на пустыре, и вокруг него нет цветов! И там у нас происходит любовь. Земная. Утром я просыпаюсь (это еще во сне), а солнце — какое-то очень желтое. Принцессы нет. Я открываю окно и вижу: вокруг множество желтых цветов — мимоза. Тогда я понял: после любви здесь женщины превращаются в цветы.
Три явно случайно сбитые мною кегли были встречены группой «В.В.» дружным одобрением и аплодисментами.
— Какие женщины лучше — украинские, французские или русские?
— Смотря какие качества женщин ты имеешь в виду.
— Это на взгляд мужчины, я же не знаю, какие качества ты ценишь в женщинах.
— Для меня в женщине важнее всего душевность.
Славянские женщины — душевны. Как спутницы жизни мне они больше подходят. Комплимент славянским женщинам — они в последнее время прогрессируют в смысле эмансипации. Но позитивно.
— И ты считаешь это важным?
— Это очень важно. Для меня. Я ценю в женщине самостоятельность и независимость. Если женщине необходим мужчина не в житейском смысле — «чтоб носил деньги, кормил ее и кормил детей», — а для того, что нужна родная душа. И мне кажется, что женщины все чаще и чаще ищут в мужчинах именно это.
— «Душа» — это хорошо, а кормить детей и себя женщина, что, должна сама?
— Мужчина и женщина должны все делать вместе, по принципу «кто сколько может», и не считать, кто сколько внес в «копилку».
— А ты мог бы жить с женщиной, которая зарабатывает больше тебя?
— Так я так и жил. С француженкой. Она пахала на две вакансии какое-то время. А потом я стал зарабатывать больше, чем она. Но разные мы были люди, разные менталитеты.
— Она «разности менталитетов» не выдержала?
— У них принципы «эгалитэ-фратэрнитэ» порой доведены до абсурда. Женщина может посчитать оскорбительным, когда мужчина обозначает какие-нибудь знаки внимания, например подает руку или платит за ужин.
— По Чернышевскому. Вышеупомянутая Вера Павловна считала, что мужчины своими «знаками внимания» унижают женщин. А чем еще француженки... отличаются?
— Сразу бросается в глаза, что они менее женственны. А этого не хватает. Мы же стремимся именно к женскому началу, нам нужно общаться с мягкостью, теплотой, материнством. У француженок этого значительно меньше, чем у славянских женщин. Вот иностранцы и ездят за женами именно к нам.
— А как матери француженки какие?
— Ответственные. И нервные. У них вся нация нервная. Детей они воспитывают разумно, рационально и нервно, но головой, а не сердцем. Интеллектуально так все решают.
— А тебя мама как воспитывала?
— По книгам. Она воспитатель детского сада. Читать-писать, стихи-песенки, названия растений — все это я знал еще до школы. Рисовать умел, лепить. В жизни это не пригодилось. Художественного таланта у меня вообще нет.
— Забавное признание. А что в людях ты любишь и что ненавидишь?
— Я не люблю глупых людей. И очень боюсь хитрых. Это очень опасные люди.
— Ты сам себе простодушным не кажешься?
— А я и есть простодушный. И я от этого очень часто страдаю. Не умею хитрить, меня мама таким воспитала. В современном мире простодушным людям выжить очень непросто. Наше общество для простодушных некомфортно, это для жульничества — большой разгул.
Не охваченные моим интервью «Вопли» не на шутку увлеклись игрой и устроили такой грохот, что я не слышала даже саму себя.
— В детстве у тебя любимые игрушки были?
— Книги у меня были любимыми игрушками. Я любил рассматривать книги, даже когда был совсем маленьким и еще не умел читать. А с двенадцати лет — гэдээровская железная дорога.
— Домики, значит, клеил?
— Не было там никаких домиков, там был только один круг, один паровозик, стрелка и тупичок. Но играл я в нее до довольно преклонного возраста — до восемнадцати лет.
— А как ты в нее играл-то?
— Так и играл: паровозик ездил по кругу, я смотрел.
— А в солдатиков играл?
— Играл, сам их лепил из пластилина, два полка. Потом делаешь такое устройство стрелятельное, с иголкой, и дырявишь вражеские войска. Еще можно построить мост и его поджечь.
— Ты в армии служил?
— Нет.
— Откосил?
— Я в институте учился. Специально поступил, чтобы не участвовать в этом дурном мероприятии. Если я начну говорить про армию, это вообще никто никогда и нигде не напечатает. Кратко: человек не должен отдавать свою жизнь ради чужих политических идей. Я просто четко знал: мне «туда» идти не нужно. Вполне допускаю, что некоторым мужчинам нужна армия, в особенности тем, кто любит убивать, оскорблять, причинять боль и зло. А во мне нет агрессии.
— Может, ты и не дрался никогда?
— Дрался, и очень много, но это было самозащитой. Много же всяких агрессивных подонков... А я вроде крепкий. Только мне все равно непонятно: что заставляет людей причинять ближнему боль?
— А за девушек вступаться не приходилось?
— Да, но не за своих. В Париже мы с Шуриком подрались с превосходящими нас по численности в три раза арабами, которые приставали к его жене. Мы их побили, а они, убегая, опрыскали меня из баллончика слезоточивым газом.
— Я в Интернете слямзила информацию, что ты работал на заводе...
— В НИИ — инженером, три года, это было платой за то, чтобы остаться в Киеве, в то время «молодой специалист» очень зависел от распределения, я его получил и тем самым заработал временную прописку в Киеве. Три года оттрубил, разрабатывал военное оборудование, считал что-то на компьютере, потом паял опытные образцы и сдавал в производство.
— Получилось что-нибудь?
— Получилось, но это военная тайна. Зачем мне России секреты выдавать?! Так... спутниковые приборы.
— Подписку о «невыезде» с тебя брали?
— Конечно. «Они» никуда не выпускали. А я ездил. Получалось... Хорошая игра боулинг, визуально эффектная — позы, принимаемые играющими, можно сравнить разве что с изломами «Дискобола» древнегреческого скульптора Мирона.
— А женщины тебя любят?
— Они меня как рок-звезду... замечают. Я довольно реалистично отношусь к своей внешности, красавчиком себя не считаю. Женщины не падают мне вслед, а если проникаются моей музыкой и поэзией — это, скорее, платоническая, духовная любовь.
— А сам как ухаживаешь? Есть свои, специфические приемы?
— Я ухаживать вообще не умею. Я рос стеснительным юношей и даже в метро, на улице познакомиться не мог. Для меня это было недоступно. Все мои ухаживания получались какими-то неуклюжими. И я понял, что это не мой стиль. Если я этого не могу делать, значит, не могу. К тому же всегда получалось так, что женщины ухаживали за мной. Взаимоотношения развивались, когда женщины проявляли какую-то инициативу. Сейчас — все чаще и чаще. Это нормально. Есть разные мужчины и разные женщины. Одни женщины любят уверенность и хамоватость в мужчинах, другим нравятся стеснительные. Я стеснительный. Сначала я думал, что вообще никогда не найду себе пару. А потом понял: любой может.
— Это не от стеснительности получилось, что ты стал артистом?
— Так и может быть. Я над этим думал. Не знаю, как это происходит у других артистов, но для меня это совершенно два разных мира — жизнь и сцена.
— Где проще?
— На сцене мне гораздо проще, легче и понятнее, чем в жизни.
— В чем разница? Что такого с тобой на сцене происходит?
— Например, в жизни я медлительный человек. Очень долго соображаю и не могу быстро принять решение. На сцене решение приходит моментально, я могу моментально ориентироваться и что-либо изменять. На сцене я более динамичен и стопроцентный экстраверт, а в жизни — стопроцентный интроверт.
— Твоя фамилия настоящая?
— Угу.
— Желание стать музыкантом как-нибудь связано с такой фамилией?
— Может быть... но неосознанно. Это, скорее всего, у моего отца было желание стать музыкантом, но оно не реализовалось, и он сделал все, чтобы его сын стал музыкантом. Так часто бывает. Это отец решил отправить меня в музыкальную школу.
— Которую ты, должно быть, ненавидел?
— Музыкальную школу?! Я ее очень любил. В обычной школе мне не нравились отношения между детьми, не было взаимного уважения, все друг друга называли по кличкам.
— У тебя какая была?
— Скрипун, от фамилии. Но дело-то не в кличках, а в том, что люди не называют друг друга по именам. Это, на мой взгляд, признак каких-то полуворовских отношений или просто недостаток культуры. А в музыкальную школу мне ходить было очень приятно, там был совсем другой уровень... общения. В обычной школе отношения поменялись лишь в девятом классе...
— «Самые бандиты» в восьмом ушли?
— Ушли. В тюрягу, в колонию, в лучшем случае — в шахту.
— Насколько тебя волнует чужое мнение?
— Не мнение, а настрой, отношение ко мне. Я просто всегда стараюсь «построить» отношения с окружающими. Я люблю, когда взаимоотношения благодушны. Если этого не удается, чувствую себя крайне неуютно.
«Вопли» — ужасно азартное и довольно малоуправляемое сообщество. Мало того что заняли вместо положенной «пары» сразу несколько дорожек, они еще и метали кто во что горазд... и как горазд: временами это, скорее, напоминало дартс, а не боулинг. В этом смысле мне повезло: когда мы со Скрипкой, беседуя, ненадолго отвлеклись от катания шаров, его ребята с детской непосредственностью накидали «по моей дорожке» такое количество очков, что я, абсолютно не умея играть, все же выиграла.
А вообще я больше люблю бильярд и смысла, по правде говоря, вижу в нем больше. А боулинг по-украински смахивает на русскую народную забаву городки или на русскую народную забаву «стрельба из танковой пушки по Белому дому» — мечешь предмет, а дальше — «кто не спрятался — я не виноват».
Уже выходя из клуба, вспомнила, что забыла спросить, как Скрипка откопал такое название для своей группы! Ну и ладно, не последний раз... в боулинг играем.
Наталья ДЮКОВА
Выражаем благодарность боулинг-клубу «Боу-болл» за содействие в подготовке материала.
|