ПЛАТЕЖИ КРАСНЫЕ

Как заработать на долгах

ПЛАТЕЖИ КРАСНЫЕ

Взятку я не могла предложить. Не из жадности или законотрусливости. А из обостренного чувства национальной гордости. Как бы вам объяснить это сложное состояние? Ну, например, представляете ли вы себе ситуацию, когда хозяин завода, Форд скажем, берет у поставщика откат? Вот и у меня принципы...
Так что руководству подшипникового завода ничего существенного предложить за душой не было. Секретарша раскусила это за полвопроса

Хорошие деньги — живые деньги. Кредитные и дебитные карты, электронные счета и тому подобные изыски только измученный наличностью банковский сектор удовлетворят. А любой промышленник, который по сей день живет натуральным обменом (на языке реального сектора именуемым взаимозачетами), давно никаким виртуальным деньгам не доверяет. Потому что на собственном горьком опыте научен: обналичить бумажные долги дорогого стоит. Ну да что поделаешь: вот и берут промышленники друг у друга в зачет малопригодный товар, расплачиваются, в свою очередь, бартером по собственным долгам, в бюджет норовят зачетом заплатить.

И так в этой системе все хитро закручивают, что уже и не финансовые потоки по стране крутятся, а грузовые, обеспечивая круговорот неликвида в природе реального сектора. И заводчане крутятся, обменивая свою неликвидную, весомую и грубую зарплату среди таких же горемык. И депутаты крутятся, то новый сбор измышляя, то бюджет секвестрируя. Центробанк — чтобы наличности вовсе не выпускать, и МНС — чтобы реальные деньги получить. Только что толку от этих взаимозачетов, если человечество и без них придумало неплохой финансовый инструмент — деньги.

И я отправилась проверить: а так ли невозможно вернуть долги промышленников. Прежде такая специальность называлась толкач.

ЧУВСТВО ДОЛГА

Даже «дохлые» долги — это все-таки деньги, рассуждала я логически. Так что кто-то должен знать механизм их обналичивания. Появление услуги возвращения кредитов за процент от суммы долга на рынке так же неизбежно, как дефицит бюджета в условиях профицита теневого предпринимательства. И сразу поделилась такими глубокомысленными рассуждениями с одним из кредиторов «отечественного производителя». Руководитель предприятия, поставляющего смолы на атомные станции, убедительно жаловался на недобросовестность должников. По распространенной схеме деньги ему платили не напрямую, АЭС, а передавались в виде обязательств пользователей электроэнергии.

— Вместо того чтобы поставками заниматься, я все время трачу на возврат денег. Штат держу специально для этого. Откаты до тридцати процентов выплачиваю. Это в нормальном, современном бизнесе деньги легко вернуть. А что касается отечественного производителя, это же в большинстве своем ископаемые. Тем более в глубинке. Они всю жизнь на своем производстве проработали, с советских времен к халяве привыкли.

— Ну, то прежде! — возмутилась я. — А ты свои деньги собственные теряешь. Неужели до сих пор не знаешь слова заветного, которое сердце должника тронет?

— Вот сама поезжай и поищи такое слово. Я отдам тебе долговое обязательство на три миллиона. Обычно я больше пятидесяти процентов и не пытаюсь получить. Все, что сверху удастся получить, — твое.

Губернский город К., где обосновалось задолжавшее предприятие, принадлежит к «красному поясу». Разумеется, вскормленному в условиях рыночных реформ предпринимателю подобное месторасположение оптимизма не внушит. Но и отчаиваться я не собиралась: вряд ли «красные» обнаглеют отменить федеральные законы. Максимум, которого можно было опасаться, — инструкции и постановления местных органов. Кредитор, впрочем, честно предупреждал: это «задница». Я не поверила: «Это Родина», — великодержавно подумала я. Москвичи вообще склонны принимать за Родину только ту часть действительности, которая дана в ощущениях в пределах МКАД. Но настоящая Россия начинается только в регионах.

Как положено в России, я прежде всего восхитилась дорогой. А потом восхищаться уже не переставала.

...От столичной судебная власть в провинции отличается более непринужденной атмосферой. До развязности дело не доходит, но послабления ощущаются. Так, например, к судье меня пропустили в неприемный день.

Судья, оторвавшись от сутяжных дел, осуществляла прием пищи. Нездоровая трапеза бюджетного работника являла собой воплощенный упрек благосостоянию свободного коммерсанта.

— Нет, нет. Вы не садитесь. Я вообще не имею права вас принимать.

Логической связи я не уловила. Наверное, это был пример нечеткой логики fuzzy (модель для определения расплывчатых понятий), которую я все никак не могу освоить.

— Я бы хотела провести разделение исполнительных листов. Вот ваше решение по иску ВКХ. Вот договор нашей организации с ВКХ. Согласно статье АПК...

— Я знаю, — перебила судья. — Статья-то есть. Но ситуация у вас не такая простая, как вам кажется. Все будет зависеть от того, какое решение примет судья.

— А судьи кто? — удивилась я. — Разве не вы наше дело рассматривать будете?

— Я, — с обескураживающей прямотой призналась наместница Фемиды, отряхивая с блузки крошки.

— Ну, и?..

— Прецедентов в применении статьи у нас не было.

— Наверное, нужно создать прецедент? — предположила я, памятуя из школьного курса обществоведения, что право у нас не прецедентное, а римское.

— Оставьте документы в канцелярии, я подумаю, — ответила судья с той понижающейся интонацией чиновника, от которой приходит мысль о тщетности земного.

Думать судья не будет, это понятно — занята слишком. Подозреваю даже, что таким изощренным способом предлагалось подумать именно мне: хорошо ли зарабатывать по три миллиона и где социальная справедливость? Утверждать не берусь, взятку я не предлагала.

В общем-то, коммерческая привлекательность проекта сохранялась даже при условии выплаты тридцатипроцентной взятки. (Тонкие знатоки в этом случае чаще говорят «откат».) Только взятку я никак не могла предложить. Не из жадности или законотрусливости. А из обостренного чувства национальной гордости. Как бы вам объяснить это сложное состояние? Ну, например, представляете ли вы себе ситуацию, когда хозяин завода, Форд скажем, берет у поставщика откат? Вот и у меня принципы...

Так что руководству подшипникового завода ничего существенного предложить за душой не было. Секретарша раскусила это за полвопроса.

— Вы к генеральному по вопросу долга? Так он на совещании. Перезвоните часа через два.

Через два часа директор вышел, еще через час пока не пришел, потом подошло время обеда, а сразу после перерыва начал заседание. Плотный график. Когда рабочий день опасно приблизился к концу, стало ясно, что меня банально мурыжат в бюрократических барьерах. Предупреждал бизнесмен: богата глубинка полезными ископаемыми. Против такой политики есть только один прием. Я приехала на завод и позвонила с проходной.

— Ах, все еще на совещании? Тогда закажите мне пропуск, я в приемной подожду.

— Я не могу дать гарантии, что он сейчас не уедет. Вы время даром потеряете... — обеспокоилась секретарша.

— Ничего-ничего, без гарантий обойдусь. Но вряд ли теперь директора упущу, — постаралась успокоить секретаршу, — потому что звоню с проходной.

Пропуск мне, конечно, заказали, но рано было преисполняться кредиторских ликований. В пропуске меня адресовали не к генеральному директору, а почему-то к директору по маркетингу. «Ловко, почти как в Первопрестольной», — вздохнула я и отправилась куда указано.

Директор по маркетингу оказался очень радостным человеком. Можно было подумать, что я деньги принесла, а не долговые обязательства.

— Знаю эту историю с водоканалом, — сияя наподобие самоварного золота, сказал директор. — Но мы же просили принять долг за воду зачетом по теплу. У нас котельная целый район отапливает. Город нам должен. Почему бы не провести взаимозачеты? Всегда так и делали.

— Но мы-то здесь при чем? Мы организация коммерческая.

— А вам не нужно было договор с ВКХ заключать, — радостно объяснил директор.

— Арбитражный суд вынес решение. Мы предъявим иск к оплате, и вам придется еще потратиться на судебные издержки, — не соврала, но блефанула я, — так что давайте уж лучше по-хорошему решим.

— А мы апелляцию подали, — директор осветился радостной улыбкой блаженненького.

— А вам уже отказали, — сообщила я новость, тоже обрадовавшись.

— А мы дальше пойдем, в районный суд. До Верховного дойдем. Все равно у нас все счета давно блокированы, — посулил директор, и вовсе просияв от счастья. Пора было заканчивать с потоком необоснованного веселья.

— Значит, так. Уполномочена заявить, что наша организация начинает процедуру банкротства!

ШАРИКИ И РОЛИКИ

Еще некоторое время директор сиял по инерции, но потом все-таки здравый смысл взял верх. Тень озабоченности легла на его лицо.

— Подождите, давайте серьезно поговорим.

Ага, оказывается, до сих пор мы шутки шутили. Это обнадеживало.

— Чайку попьем, подумаем, — директор гостеприимно включил чайник. — Согласен, завод в тяжелом положении. Можно сказать, что положение критическое. Как такое получилось? Вы же знаете, рухнула единая система.

— Десять лет назад, — напомнила я.

— Не важно, — отмахнулся чашкой директор. — Раньше ведь как было? Всеми вопросами поставок ведал Госснаб. Был гарантирован и сбыт продукции, и прибыль заводу. А теперь? Да у меня только сорок процентов оборудования задействовано. Сельхозтехнику мы уже не обеспечиваем подшипниками. На «АвтоВАЗ» ежемесячно на шесть миллионов поставляем. Думаете, от этого прибыль имеем?

Да, признаюсь, всегда так и считала: деньги — товар — деньги-штрих.

— Ничего подобного! — обескуражил директор. — Мы с ними только из-за престижа работаем. А «Москвич»? Так и норовят обжулить. Хотели нашему представителю разукомплектованные машины всучить. Теперь мы с ними только за деньги... Но что толку, если они нам уже полгода должны. В прошлом году и вовсе не было ни одного автомобильного завода, который бы нам не задолжал. А металлурги требуют предоплату. Более того, за сорок пять дней вперед. А на шарики и ролики подшипниковые такая сталь нужна, эксклюзивная. Она, кроме подшипников, никуда больше не идет. Полезный выход из нее килограммов сто на тонну. В результате мы всем должны. «Горгазу» должны, «Межрегионгазу» должны. За электроэнергию, за воду должны. Слава богу, за теплосети никому не должны. У нас своя котельная. Зато нам должны. Я же говорил Вячеславу: «Славик!» — говорю...

— Какой «Славик»? — полюбопытствовала я.

— Ну, это первый заместитель мэра, — нехотя уточнил директор и щедрой рукой положил мне сахару. Гостеприимство я оценила, но сладкое не люблю. — Давай, говорю, как обычно, ликвидируем долги взаимозачетами. А они там намекают, чтобы мы городу котельную отдали.

— Вы же все равно от нее прибыли не получаете?

— Ну и что, что не получаем? — искренне удивился директор по маркетингу. — Отдай котельную — завтра потребуют отдать общежитие, потом поселок. А у нас там спорткомплекс...

— А что, спорткомплекс рентабельный? — в свою очередь удивилась я.

— При чем здесь рентабельность? — отмахнулся директор. — Это же для людей. Нам о людях думать нужно.

— Кстати, о людях. Вы зарплату за какой месяц сейчас выплачиваете?

Но, оказалось, снова невпопад спросила.

— Это здесь совершенно ни при чем. Нам должны, мы — соответственно. Чтобы деньги в фонд зарплаты с арестованного счета снять, тоже, между прочим, время нужно. Вот такие кредиторы находятся, счета арестовывают. О людях не думают. А еще вы банкротить хотите. Вы о людях подумали?

Я еще раз подумала о людях. И снова возникли весьма меркантильные вопросы.

— А зарплата у рабочего какая примерно?

— Ну при чем здесь «у рабочего»? Средняя по заводу восемьсот рублей. Но у нас около пяти тысяч человек работает! И мы никого не увольняем. Более того. Мы набираем людей!

От неожиданности я поперхнулась переслащенным чаем.

— Зачем? Чтобы было о ком думать? Или вы революцию готовите, плодите класс недовольных зарплатой? Сами говорили — шестьдесят процентов мощностей и так простаивает.

— А вы знаете, сколько у нас смежных производств? Мы куртки шьем! Сеть торговая своя. Котельная. Поселок. Общежитие. Да и вообще, на пять тысяч человек, представляете, какая вспомогательная структура нужна?

Тут директор совсем сник. А я опять пожалела, что недостаточно внимательно читала работы по нечеткой логике. Наверное, там собака была зарыта.

— Какая же может быть прибыль с таким грузом? Сплошные нерентабельные сферы, — окончательно добил меня директор.

— Почему бы нерентабельные сферы не сократить? И котельную все-таки вам не даром отдать предлагают.

— Мы же не «Химволокно». Это там такие, как вы, прыткие, молодые, пришли, завод обанкротили, производство сократили, людей поувольняли. О людях думать нужно!

Так. Все понятно. Это не fuzzy логика. Это просто здесь у кого-то крыша съехала.

ВИРТУАЛЬНЫЙ СЕКТОР

Хотела было сострить, что если завод при такой независимой экономической политике, со своими котельными, куртками и общежитиями, вдобавок начнет выпускать собственные деньги, то через некоторое время вполне может претендовать на суверенитет и самоопределение. Но директор по маркетингу меня опередил.

— Зато в конце прошлого года мы отказались от карточной системы и перешли на рублевую зарплату, — тут директор подозрительно взглянул на меня. — Вы знаете, что такое карточная система?

— А, это когда ТНП не хватает, — вспомнила я. — Сигареты, например, по карточкам отпускали. И водку. А в некоторых городах так даже молоко и масло распределяли.

— Товара завались, — отрезал специалист по маркетингу. — Теперь денег не хватает.

«Или мозгов», — подумала я, но ошиблась. Система перераспределения жизненных благ согласно «потребительским карточкам», оказалось, являла собой не просто перверсивный механизм тех времен, воспоминания о которых навевала одним своим названием. На отдельно взятом заводе «красного региона», оказалось, карточную систему с тех пор и не отменяли, а развивали и совершенствовали, согласно требованиям текущего момента. Вот, например, нет на заводе денег. Что делает завод? Правильно, завод выпускает деньги. Но не билеты центробанка России, это по закону преследуется, а свои, руководством подписанные. То обстоятельство, что подписи главбуха завода в городских магазинах не ценят, руководство, конечно, расстраивает, но и заставляет действовать. Завод открывает собственные магазины. На деньги товар полагается? Вопросов нет! Завод как раз товар и производит.

Ах да, помимо товаров группы «А», подшипников то есть, население потребляет незначительную часть товаров группы «Б». Это даже в политэкономии социализма прописано, как ни пытались изжить. Группа «Б» по необходимости тоже представлена:

Зернодробилка — 1650-00. Воронка — 7-50. Куртка камуфляжная — 500-00. Ерш унитазный — 16-67. Роликовые направляющие — 18-92

Эти жизненно необходимые товары заводу поставляют разные другие предприятия-должники.

— Как вам наша система?

— Дерьмо, — поспешно объявила я, чтобы не сказать обиднее.

— Вот видите! — обрадованно вставил заготовленную фразу директор. Но тут осознал и напомнил: — Мы воспомоществуем...

— А цены? Они же раза в полтора выше «рыночных». А вы, считайте, оптом распределяете, на пять тысяч человек.

— Так ведь кто угодно знает, товары по бартеру дороже обходятся!

— Скажите, а у вас, что, так все работники в «куртках камуфляжных» и ходят?

— Почему в куртках? — обиделся директор. — Смотря по сезону.

— А кушали они что в то время, когда вы им зернодробилки по карточкам предлагали?

— О, у нас замечательная столовая!

Ладно, пусть себе работают, как хотят. Что я со своим капиталистическим уставом в «красный регион» лезу. Сами голосуют, сами расхлебывают. Может, нравится им тут так. Может, они привыкли. В конце концов с голоду не пухнут. А у организации-поставщика, чьи интересы я взялась представлять, свои работники имеются. От избалованных москвичей ершами унитазными не откупишься.

— Вот видите, какие-то ресурсы мы изыскали. Оказывается, у вас товар имеется.

Такой подлый переход к насущным проблемам, видимо, выбил почву из-под ног директора. От неожиданности он вывалил скороговоркой всю накопившуюся за годы директорства бюрократическую лабудень разом:

— Нет-нет. Требуется согласовать и подписать... Никого из руководства нет... Товара нет... Транспорта нет... Бланки закончились... Погрузчик сломался... Кладовщик в запое... Зайдите через неделю... Или после ближайшего праздника...

— Раз так все запущено, придется банкротить, — напомнила я. Директор осекся.

— Подождите, может, найдем что-то на складе неликвида.

— А на черта мне «роликовые направляющие»? На роликах кататься?

— Нет денег! — вскричал директор с истерической непреклонностью, за которой обычно следует расплата по всем обязательствам. — Все счета блокированы!

— Ладно, отгружайте ваши подшипники!

Тут с директором чуть дурно не сделалось.

— Не дай бог! У нас очередь на полгода вперед! Да коммерческий директор, если узнает...

— Любой ликвидный товар. Говорите, автозаводы задолжали? А автозаводы вам что поставляют?

— Поймите, — взмолился директор. — Вы же от водоканала! Я не имею права вам прежде других долги оплатить! Это не я решаю! Это распоряжение директора по экономической политике.

Несколько дней мне понадобилось, чтобы обойти всех директоров. Еще несколько дней — директорам на встречи друг с другом. Потом согласовывали. Потом утрясали. Потом торговались. Я делала вид, что возьму только наличными. Директора изображали, что не уступят ни шурупа с родного завода. С переменным успехом, проигрывая бои, выигрывая сражения, я пробивалась к единственному запримеченному ликвидному товару отечественной промышленности. Отдельными тактическими уступками я все-таки «выбила» автомобили.

ВЕЧНО ЖИВЫЕ

В Москву! В Москву! Я поняла, это мой город! После встречи с регионами даже на дым Отечества начхать. В Москву! К логичной логике. К денежным взаиморасчетам. К предметам первой необходимости! К бескарточной системе распределения товара! Встреча с собственным городом, правда, несколько омрачалась не до конца исполненным долгом.

— Знаешь, а задание-то я не выполнила. Приехала без денег, — грустно объявила поставщику, возвращая бумаги. — Ты прав, нужно было откаты сулить. Впрочем, денег на заводе действительно нет. Счета арестованы. Не будут же они из фонда заработной платы долги отдавать. А по воде и вовсе не хотят платить, называя такое «кидалово» экономической политикой. Единственное, что смогла сделать, договориться об очередной переуступке долга. Я подумала, может, у автомобильного завода деньги найдутся? Но по крайней мере у них продукция ликвидна.

Бизнесмен бегло просмотрел документы и вдруг замер.

— Ничего себе! Как это тебе удалось? Ты и для меня и для себя заработала! Договор, и правда, «дохлым» был! А ты автомобили привезла! Это ведь живые деньги!

— Ты, наверное, что-то недопонял. С автозавода тоже деньгами нужно брать! Это еще на месяц работы! Ты на цену отгрузочную взгляни сначала! Не может российский автомобиль столько стоить. Это же не «Мерседес»!

— Нормальная цена, — отмахнулся бизнесмен. — За две трети от этой стоимости в лёт уйдут. Да и реализовать всю эту неликвидную дрянь, какую обычно предлагают, минимум полгода нужно. Как правило, мы такими товарами со своими должниками расплачиваемся. Автомобили — это прекрасно! Мы деньги тут же обналичим.

— Подожди, — я снова переставала понимать. — Откуда мой доход?

— Ах да! Я же тебе не сказал. Мы в стоимость продукции все риски закладываем. И время, и потери, и откаты, и неликвид. В общем, за пятьдесят процентов мы уже с прибылью выходим.

— Как? И на заводе не знают?

— Все как один знают. И на свою продукцию цены завышают соответственно.

Это хорошо, что знают. А то я было подумала, как бы какая-нибудь государственная тайна об отечественном производителе в этой истории не всплыла.

Ольга БУХАРКОВА