ЖЕСТОКИЙ РОМАНС-2

Памяти «Ласточки» — «Татьяны» — «Спартака», парохода и кинозвезды

ЖЕСТОКИЙ РОМАНС-2

Хотелось бы узнать, кому пришло в голову назвать это место кладбищем.

Безлюдье — единственное, что здесь напоминает о прочих погостах. Шепотом трутся друг о дружку ржавые борта. Сохнут на ветру ослепшие якоря.

Хлюпает, как в Стиксе, черная вода...

Слово «кладбище» — скорее всего, дань традиции: кто вышел в тираж, тот заживо похоронен...

Лучше бы назвать это местечко неподалеку от Ростова-на-Дону Домом ветеранов. Здесь покоятся корабли, отслужившие свое. Стоят на приколе в ожидании расчленения на листы дешевого корпусного металла. Не в том, собственно, дело, что старые корабли, отплавав свое, стали на прикол.

Этот забытый Богом уголок на донских затонах мог стать знаменитым. Сюда за деньги возили бы туристов. Здесь играли бы по вечерам цыганские оркестры, сновали бы по выдраенным палубам официанты в белых кителях. Шуршали бы длинные шелковые платья, хлопали винные пробки — ну в точности как во всенародно любимом фильме «Жестокий романс», о котором я еще вспомню...

Кладбище кораблей близ Ростова-на-Дону было когда-то знаменитым. Правда, лишь в узких кругах.

Думая об этом «когда-то», в очередной раз поражаешься: до чего же в России далеки любые узкие круги (сколь хороши они бы ни были) от народа. И как одинаково печально заканчивается всякая подобная история.

ТАК ВПЕРЕД, ЗА ЦЫГАНСКОЙ ЗВЕЗДОЙ КОЧЕВОЙ...

В самом начале 90-х к Ростовской набережной в последний раз причалили два старейших колесных парохода России — «Спартак» и «Володарский».

Корабли построены были на знаменитой нижегородской Сормовской верфи в 1914 году. Такие корабли еще с прошлого века называют «sisterships» — кораблями-«сестрами», близнецами.

При рождении «сестры» получили славные имена «Великая княжна Ольга Николаевна» и «Великая княжна Татьяна Николаевна», в честь старших дочерей государя императора. Потому как были лучшими из всех спущенных когда-либо на волжскую воду: трехпалубные, 100 метров длиной и 10 шириной, они могли перевозить разом 632 человека в каютах четырех классов.

Это сейчас о борт нового корабля принято разбивать бутылку шампанского. Наши «Татьяна» с «Ольгой» были освящены особым церковным чином, с окроплением палуб, кают и машинных отделений святой водой.

Звонили колокола, пелась «Многая лета»...

Строились наши «сестры» по заказу общества «Самолет» — третьего по величине и значению в России — и стали последними, выпущенными для самолетовской линии Нижний Новгород — Астрахань. Последними, поскольку вскоре началась война, потом грянула революция, и «сестры» в числе сорока двух детищ «Самолета» стали советскими.

В отличие от их царственных тезок, убитых летом 1918-го, кораблям-«сестрам» новая власть дала шанс на жизнь. Дабы ничто не напоминало об их великокняжеском прошлом, пароходам поменяли имена, а заодно и пол. Сначала они превратились в «Алешу Поповича» и «Добрыню Никитича», а через год «Татьяна» стала «Спартаком», а ее сестра — «Володарским».

Собственно, больше никаких изменений в жизни наших героинь не произошло: они бегали по Волге, перевозя хозяев новой жизни. Брали на борт, случалось, и пассажиров вроде Остапа Бендера и Кисы Воробьянинова, но главным образом ударников труда. «Огонек» часто помещал рекламу: «Рабочий! Используй свой декретный отпуск на путешествие по Волге! Лучший отдых для рабочего — поездка на волжских паротеплоходах, предоставляющих полный покой, чистый воздух и все удобства, необходимые для укрепления сил трудящегося... Цена обеда без хлеба — 35 копеек».

Еще цитата из журнала середины 20-х годов:

«Они мало изменились, каютные пассажиры волжских кораблей. Вместо крупного купца потребляет буфетную стерлядку волжский нэпман, существо замкнутое, неболтливое и слабо выявленное. Генерала с белыми подусниками сменил пожилой военспец, отчетливо помнящий «мирное время», и лишь легкокрылый феникс из пепла старого мира, мотылек-актер, душка-актер, птичка-актер, герой-любовник, уцелел невредимо, орет на официанта за теплое пиво, щебечет сомлевшей астраханочке полуприличные стихи, несет околесицу о триумфах, о золотых портсигарах от камышинского наробраза, о корзинах цветов от симбирского финотдела. Да персы с грустными глазами все по-старому порочно и детски улыбаются на женскую публику...»

Такими ощутил волжские пароходы редактор «Огонька» Михаил Кольцов в своих очерках «Волга вверх». Образ парохода и его пассажиров был, как положено в литературе соцреализма, собирательным, но почти наверняка одно из путешествий по Волге классик совершил на «Володарском» или «Спартаке».

Уже в 50-х, когда был построен Волго-Донской канал, корабли повысили в ранге — перевели на более длинный маршрут Москва — Ростов, по которому и проходили они до самого конца.

Сказать, что честной службой на основном месте работы список заслуг наших «сестриц» исчерпывается, — значит солгать под присягой. На старости лет они открыли в себе талант киноактрис, что было немедленно замечено не последними кинорежиссерами страны.

«Очарованный странник» и «Васса Железнова» снимались в шикарных модерновых салонах наших героинь. И, конечно, рязановский «Жестокий романс»: мохнатый шмель садился на душистый хмель в салоне первого класса «Спартака», по фильму — «Ласточки».

Когда бы кораблям платили гонорары, как живым актерам, «сестрицы» сегодня бороздили бы волны Средиземноморья...

СТАРИКАМ ОДНА У НАС ДОРОГА

Как и многим советским кинозвездам, пароходам пришлось в старости столкнуться с одним из главных свойств человеческой памяти — неблагодарностью.

В начале 90-х «Володарский», а через год и «Спартак» были вычеркнуты из рядов российского флота — за выслугой лет. Многие корабельщики, с которыми мне пришлось разговаривать об этих пароходах, отмечали их невероятный срок службы: прочее плавучее добро общества «Самолет» списали еще в 50-х. Двигатели долгожителей все три четверти века работали без капремонта, хотя корпуса ремонтировались не раз. Примерно год корабли простояли у ростовского причала, после чего их отбуксировали за Ростов и бросили там, на одном из дальних затонов.

Хозяева расположенного неподалеку судоремонтного-судостроительного завода «Мидель» пожалели стариков, распорядились привести их на свое Кладбище погибших кораблей...

Кладбище это оказалось вроде того, что показано Пушкиным в стихотворении «Когда за городом задумчив я брожу...», свидетельствующем: воровство и вандализм не обходят стороной смиренные кладбища.

Разграбление продолжалось несколько лет. Деревянную обшивку, паркет, зеркала, дверные ручки, даже обои рачительные местные жители сочли пригодными в хозяйстве.

Тем временем вокруг кораблей разворачивались настоящие баталии. Рьяные экологи слали во все инстанции письма с требованием уничтожить пароходы — дескать, их трюмы полны отработанного масла, и ежели они, не дай боже, затонут, огромное пятно пойдет вниз по Дону на Ростов и дальше, в Азов и Черное море.

Один за другим объявлялись полновластные хозяева ничейных кораблей, ряды их росли подобно грибам в сезон. Прошлой осенью, когда мне в очередной раз случилось навестить старые корабли, председатель совета директоров «Миделя» Геворг Ваградян посетовал:

— Все претенденты на владение «Спартаком» и «Володарским» требовали одного: распилить корабли на металлолом. Нам приходилось долго разбираться в правах на владение, после чего заявители исчезали.

— Так почему ж вы не распилили?

— Знаете, соблазн был великий: четыре года назад из-за этих кораблей здесь творился дурдом! Когда я уже сдался, моя дочка закатила такой скандал, сказала — из дому уйду.

Пока шли все эти войны, пока Ростовское областное общество охраны памятников истории и культуры пыталось воззвать к обладминистрации и обсчитывало евроремонт кораблей, пока «Мидель» прикидывал стоимость их восстановления, старые пароходы умирали.

И умерли. Погибли. Сгорели.

ЛЮБОВЬ К РОДНОМУ ПЕПЕЛИЩУ

Мой последний визит на Кладбище погибших кораблей пришелся на начало мая.

Привычно обратившись к руководству «Миделя» за пропуском на территорию, получила смущенный, хоть и веселый, ответ: «Без проблем! Только зачем? Корабли ведь сгорели».

На вопрос о причинах пожара г-н директор «Миделя» Вячеслав Гогулин растерянно предположил: верно, рыбаки подожгли. Дескать, не усматривайте злого умысла в том, что вполне объяснимо глупостью.

Но пропуск мне все-таки выдал.

Сторожа тоже смущенно отводили глаза и утверждали, что все это случилось не в их смену. А начальник смены произнес пламенную речь в защиту окружающей среды:

— Ты смени тему, смени! Зачем эти корабли нужны?! Я, конечно, не знаю, кто это сделал, но если б знал, спасибо сказал бы!

— Но ведь если это был поджог, наверное, было составлено заявление в милицию?

— Да кто будет писать! Они же ничьи!

Тут эколог-энтузиаст ошибся. По крайней мере один из хозяев известен: московская компания «Адмирал», занимающаяся то ли страхованием, то ли фрахтовкой судов. Думается, что адмиральцы еще не в курсе печальной гибели своей собственности. Неправ был сторож и насчет ситуации с поджогом: стоило позвонить диспетчеру пожарной части города Аксая, как милая девушка охотно сообщила:

— Да что вы, какой поджог?! Вот у меня запись в журнале: 9 апреля, 14.44, вызов. Причина: контролируемое выжигание кораблей. Они их сами поджигают, чтобы потом пилить на металл. Обычное дело...

Уже в поезде, уносящем меня на север, я рассматривала прошлогодние фотографии кораблей-«сестер» и думала о том, какие здравые доводы могли заставить принять решение о сожжении пароходов. Материальный отпадает — все специалисты, с которыми мне довелось общаться, в один голос утверждали: расходы на утилизацию будут несравнимо больше, нежели возможный доход от реализации. Предохранение от возможных экологических последствий разлива масла по реке? Тоже не похоже: «Татьяну» сдвинули на мель, а «Ольга» по сей день стоит на реке..

Тогда зачем?

Дозвониться до Геворга Ваградяна мне, увы, не удалось. А так хотелось его спросить, по чьей воле или преступной близорукости рухнули его благие намерения — ведь не далее как в феврале обещал мне Геворг Ваградович, что один из кораблей летом точно поднимет из воды для капремонта. Приводил в пример недавнюю реанимацию корабля «Память Азина», купленного неким албанским бизнесменом с целью превратить его в плавучую гостиницу.

Помните, Геворг Ваградович? Хотя что теперь вспоминать...

ЛУЧШЕ БЫ ТУРКАМ ОТДАЛИ...

Судьба наших «сестер» не исключение из общего правила. «Списанные на берег» пароходы обречены на погибель. Когда я обратилась к одному из старейших судомоделистов России Анатолию Шепилову, вместе со мной болевшему за «Татьяну» с «Ольгой», он с порога встретил меня энергичным:

— Был недавно в Нижнем, там прошел слух, что порезали наши корабли. А я им — вот и нет! Нашлась в свое время светлая голова, не пустила их в Турцию. Турки хотели купить их для музея...

— Так ведь сожгли их...

— Как... сожгли...

Показываю фотографии.

— А я думал... Какую красоту уничтожили... как же это... Лучше бы туркам отдали...

Как известно, оптимист изобретает самолет, а пессимист — парашют.

Так что, господа хорошие, «значит, будем корабли в моей гавани жечь», как поет наша новомодная звездочка Земфира.

Так что, как пел Никита Михалков, «на закат, где горят паруса»...

Вечная память «Ласточке», «Спартаку», «Татьяне».

Что-что, а задней памятью мы, господа хорошие, крепки!

Мы помним: еще древние римляне вычислили основной закон Вселенной: «Из ничего — ничто».

Древним римлянам это не помогло.

В любом случае вряд ли я еще когда-нибудь в жизни попаду в тихий уголок с плещущей, как в Стиксе, черной водой. Не к кому, незачем больше туда ездить.

И так мне грустно. Так грустно...

Наталья ФЕДОСОВА