Чем Россия виновата? Что мы, хуже всех?
ВЕК ПАПЫ НЕ ВИДАТЬ
Есть вот какая детская игра: двое становятся спиной друг к другу, потом очень медленно поворачиваются лицом к лицу, сходятся, как дуэлянты, и поднимают глаза.
«Папа Римский болен», — должен печально сказать один, а второй — печально же кивнуть. Смысл игры — чтобы не «расколоться»: не отвести глаза, не скроить гримасу, не фыркнуть, глядя на соперника.
На днях мы стали свидетелями такой игры, участниками которой были, впрочем, люди взрослые и чрезвычайно серьезные.
«Папа Римский не приедет», — сообщили те, кому положено важные новости сообщать. А другие — кому положено важные новости комментировать — сразу «раскололись». Утренние газеты вышли с истерическими заголовками на первых страницах: «Церковь не хочет уступить государству», «Путин побоялся перечить Алексию II», «Чужой Папа» и даже «Папа всех простит».
Новость обрела в одночасье все признаки политического скандала.
По-моему, это никакой не скандал. Тем более не политический. Скандал возникает из ничего, в ничто и уходит. А эта новость имеет очень старые корни и далекие последствия.
В мае, совершая у стен Колизея молебен всем мученикам ХХ века, Папа выразил надежду побывать на русской земле, щедро политой кровью этих мучеников, прежде чем самый страшный век истории христианства окончится. Надежде Папы, похоже, сбыться не суждено...
О причинах, по которым Папу не пригласили в Россию, газеты писали предостаточно. К чему пересказывать все это в журнале спустя две недели? Тем более — на фоне празднования десятилетия Патриарших трудов Алексия II. Вроде мы нарочно хотим обедню подпортить... Но кто ж виноват, что эти два события совпали чуть ли не день в день?
С юбилеем, Ваше Святейшество. Знаю, что мои писания Вас уже не раз огорчали. Прошу прощения за их резкий тон, в разговоре с Матерью Церковью рискованный. Но за истекшие две недели никак не было развеяно искреннее недоумение моих неверующих сограждан: почему все-таки Папа не приедет? И я, паршивая овца, дерзаю на этот вопрос ответить. Потому что вопросы без ответов чреваты новыми вопросами, более жесткими. Потому что в том и преимущество мое перед коллегами из утренних газет, что любую новость за две недели можно переварить, почувствовать ее послевкусие и поделиться ощущениями с читателем. Такая у меня работа...
Послевкусие сложное. Прямо скажу, послевкусия целый букет.
АСПЕКТ ДИПЛОМАТИЧЕСКИЙ
Может, кто помнит, был такой Брежнев. Мелкий деятель эпохи не только Аллы Пугачевой, но также рекордного по сроку пребывания нынешнего Патриарха (тогда митрополита) на посту Управделами Патриархии. Митрополит Алексий фактически являлся и тогда (правда, с переменным успехом благодаря козням других митрополитов) первым лицом РПЦ. Поскольку Патриарх Алексий I был очень стар, а Патриарх Пимен очень хвор.
Чуть кого надо в утренней газете осудить — израильскую ли военщину, Солженицына или паршивых овец в своем стаде, вроде мирянина Талантова, священников Якунина и Эшлимана, архиепископа Калужского Ермогена, вопивших на весь мир о реальном положении в Церкви, — звонят митрополиту Алексию. Брежнев, мол, просит осудить.
Соответственно, приезжает в Москву с визитом Индира Ганди либо Маргарет Тэтчер — пока товарищу Брежневу дохтур прописывает пилюльки, чтобы не перепутал невзначай Тэтчер с Индирой, в заповедном Загорске митрополит Алексий организует экскурсию для высоких неправославных гостей.
К чему это я?
К тому, что Алексей Михайлович Ридигер — дуайен российской дипломатии. Четверть века быть управделами да еще десять Патриархом — это сильно. Если же вспомнить, что пастырем он стал еще при Сталине, причем служил не в каком-нибудь Урюпинске — в Эстонии, на западных рубежах, говоря строго, в оккупационной зоне, — просто челюсть отвисает: предстоятель РПЦ пережил правление семи государей российских.
В подтверждение слов Черчилля: «Хороший политик созревает к семидесяти годам», Алексий II именно в последнее время демонстрирует завидную спортивную форму. В политических рейтингах он еще пару лет назад занимал 19 — 20 места, сегодня — в первой десятке. За годы своего Патриаршества он смог внушить россиянам, что Церковь — единственная реальная в России сила, что он, Алексий II, — единственный харизматический лидер.
Надо воздать Патриарху должное. Из-под обломков СССР он выбрался с минимальными потерями, сохранив структуру советской Патриархии («Мы спасали структуру», — так он объяснял сотрудничество Церкви с богоборческим государством). Он укрепил власть на местах, наделив еще большими полномочиями Священный Синод. Он ладит с правыми и левыми, с налоговиками и олигархами, с «донами» сырьевой мафии и руководством МВД. Он может резко выступить против показа по НТВ кощунственного фильма, но вскоре поздравить россиян именно по НТВ с очередным церковным праздником. В минуты поистине роковые — будь то путчи 91-го и 93-го или чеченская кампания 95-го — Патриарх избегает однозначных формулировок, призывая все стороны к мирным переговорам. Верхом дипломатического искусства Патриарха стали похороны «екатеринбургских останков»: для тех Романовых, которые не признали их подлинность, устроили альтернативную панихиду...
В общем, повторюсь, Алексий II — российский дипломат № 1.
Расчетливый, осторожный, чуткий. С этой точки зрения упрямое нежелание Его Святейшества встречаться с Папой мало что в России, вообще где бы то ни было, — выглядит странно. С дипломатической точки зрения такой визит — предел мечтаний. Диктатор Кастро и тот пошел на прилюдное унижение.
Однако приглашение Папы в Россию при подготовке первой зарубежной поездки президента Путина даже не включалось в круг обсуждаемых тем.
Алексий II сопроводил свои рекомендации президенту России блистательным заявлением — в тот самый момент, когда Путин уже направлялся в Ватиканский дворец: визит Папы в принципе возможен, в отдаленной перспективе.
Так сказал Патриарх.
АСПЕКТ ПОЛИТИЧЕСКИЙ
Мог ли Владимир Путин все-таки пригласить Иоанна Павла II в Россию?
Нет. Он в отличие от Горбачева и Ельцина знал, что наткнется на вежливый отказ. В России Церковь отделена от государства, Папа ждет приглашения от Патриарха. Тем самым он подчеркивает особую роль Патриарха в нашей общественно-политической жизни.
Может ли Путин считать свою встречу с Папой неудачной?
Нет. Источники, близкие к Святому престолу, более чем довольны этой встречей, предполагая, что Путин станет одним из привилегированных собеседников Папы. Да и сам Путин, выступая на пресс-конференции в Риме, заявил: «Как только мы увидим, что визит созрел, мы в ту же секунду, не минуту, а секунду, сделаем все, чтобы он был осуществлен».
Нужен ли Путину приезд Папы?
Да. Без сомнений.
Понятна ли Путину позиция Патриарха?
Да. Патриарх заявляет ее от всей полноты Церкви. Должны же быть у Церкви свои незыблемые принципы.
Предвидел ли Патриарх недовольство демократической, а не маргинальной прессы (та как раз в восторге)? Да. По ментальности своей он человек западный. Но как политик очень понимает: не коммунисты, не Жириновский, не ястребы из «Оврага» — он, Алексий II, есть реальный противовес рывкам либералов на Запад. Проклятый Запад расширился на Восток дальше некуда. За нами Россия! Значит, надо повернуться к Западу задом, к Востоку передом — и расширяться туда, вплоть до Японии.
Понимает ли Патриарх, что эта позиция не встретит понимания у очень большой части общества? Да. Но в отличие от нее Патриарх мыслит не просто политически, а геополитически, то есть впрок.
Почему за десять лет Алексий II ни разу не вступил в конфликт с иудеями, буддистами, кришнаитами? Да потому, что для Патриархии все они — религиозные меньшинства, обреченные на вымирание.
Почему так доверительны отношения Патриархии с мусульманами?
Да потому, что уже составляется — в Патриархии, не в МИДе или Минобороны — план раздела мира в XXI столетии, когда политические и конфессиональные границы в точности совпадут.
Почему десять лет идет ожесточенная война с «тоталитарными сектами», к которым причисляют всех кого не лень? Да потому, что, по едкому замечанию о. Глеба Якунина, Патриархия и есть самая главная тоталитарная секта в России. Глеб Павлович Якунин человек ершистый, за что и в лагерях отсидел, и от Церкви был отлучен, а все ж есть в его словах правда: Московская Патриархия не терпит конкурентов.
Почему Патриарх в свежем интервью «Коммерсанту», приуроченном к десятилетию своей интронизации, поставил на одну доску Ватикан и Русскую Православную Церковь за границей, имеющую десятки приходов уже и в отечестве? Да потому, что все чаще люди бегут из патриарших храмов под крыло священноначалия, «порочащих связей не имеющего». Почему бегут — отдельный разговор.
Нет, Патриарх не исключает ни диалога с Ватиканом, ни воссоединения с «зарубежниками» — но лишь после того, как в Риме и в Нью-Йорке появятся люди посговорчивее...
Но, спросите вы, какое отношение имеют внешнеполитические амбиции Патриарха собственно к нам? А вот какое.
В упомянутом интервью газете «Коммерсантъ» Патриарх четко сформулировал внутриполитическую доктрину РПЦ на ближайшие годы: «Глубинное воцерковление всего русского общества».
То есть чтобы возобладала в нашем обществе не западная либеральная модель, но консервативная восточная. Чтобы у каждого из нас в паспорте было написано, как топором вырублено: «Православный».
АСПЕКТ ЦЕРКОВНЫЙ
Тут читатель рискует сломать мозги, а я грешный — шею.
Сказано же: «К чему нам попов судить — на то есть бесы».
Но, коль скоро пишущий человек православный, какое-то право голоса есть и у него. Как члены Церкви Патриарх и я, простите, на равных. При том что прислушиваются к нам все-таки по-разному: как в семье к дедушке и неразумному внучку.
Говорить об этом аспекте я вынужден потому, что препятствиями визита Папы в Россию называют проблемы не политические — сугубо церковные: «экспансию католиков на нашей канонической территории», во-первых, и, во-вторых, «прозелитизм», увеличение численности одной религиозной общины за счет другой. Выражаясь фигурально, ксендзы охмуряют Козлевича...
Что должен сделать Папа, чтобы закрыть эти два вопроса?
Приказать униатам на самостийной и незалежной Украине отдать все храмы представителям Патриархии? Но почему не прихожанам трех других православных Церквей, признанных тамошними властями?
Запретить патерам в России принимать новых прихожан? Указывать на патриарший храм через улицу: «Вон там ваш Бог, а здесь — наш»?
Тысячу лет назад Церковь разделилась надвое. Мы в этом почему-то видим только несправедливость. Мы ведем себя как дитя неразумное после бракоразводного процесса: вместо того чтобы любить и маму и папу, вычисляем, кто из них больше виноват и что мы с этого можем поиметь.
«Каноническая территория» Святого Духа — Вселенная. Дух дышит где хочет.
Патриарх именует «канонической территорией» границы СССР. Московское духовенство к минувшему юбилею даже преподнесло Его Святейшеству панагию — икону, которую епископ носит вместе с крестом, — где на лицевой стороне изображена Тайная Вечеря, а на оборотной — карта вот этой самой «канонической территории».
Но претендовать на то, чего в природе больше нет, нельзя.
Об этом возможно вспоминать, сокрушаться, плакать — и только.
Сочувствую Патриарху, который не может навестить могилы родителей в Эстонии. Но там, в Эстонии, когда рухнула советская власть, вспомнили, что до оккупации православные были под окормительством Константинопольского Патриарха — ну и восстановили с ним отношения. Алексий II готов приехать на родину, когда ему, то есть Патриархии, вернут имущество. Но вот вопрос: не был ли захват этого имущества Патриархией в конце 40-х вторжением на чужую каноническую территорию?
...Да что там сороковые роковые! В наши дни РПЦ регулярно захватывает храмы у «катакомбников» на территории России и у «зарубежников» в Палестине. Разница в том, что здесь это делается при помощи ОМОНа, а там — силами боевиков Арафата.
Патриарх гордится, что Россия на целых 80 процентов крещеная (кто и откуда берет подобные цифры?), при этом умалчивает, что верующих в строгом смысле — молящихся, посещающих богослужения, постящихся, творящих дела милосердия, — всего три-четыре процента (данные ВЦИОМ).
И когда Его Святейшество говорит, что хочет видеть нашу Церковь сильной, мне становится неловко. Сам Христос, а не князь Александр Невский сказал: «Все, взявшие меч, мечем погибнут» (Матф., 26; 52). Нет, не в силе Бог, а в правде. В бесстрашии разрешать больные вопросы и расплачиваться по счетам отцов...
Церковь призвана врачевать. Прежде всего — страхи. «Не бойтесь!» — тысячи раз повторяется в Библии, в житиях святых. В нашей Церкви учат бояться. Не только чужих (прежде всего католиков), но и своих (из соседнего прихода, где, к примеру, читают Евангелие по-русски). «Все мне можно, только не все полезно», — говорил апостол. «Нельзя ничего, а что можно — только с благословения батюшки», — талдычат нам в храмах.
Это называется послушанием. Тогда как послушание, по словам светоча нашей Церкви митрополита Сурожского Антония, есть вслушивание людей друг в друга, так, что им обоим становятся слышны шаги Христа.
Лица большинства наших прихожан обезображены подозрительностью. Другое дело — когда они смотрят на священника.
Но и в этом елейном взгляде сквозит плохо скрытый страх.
АСПЕКТ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ
...Нет, никак я не могу отделаться от одного печального воспоминания.
Пару лет назад по телевизору шла трансляция Патриаршей службы в Богоявленском соборе. Патриаршие службы красивы, но для тех, кто их отстаивает от начала до конца, утомительны.
Толпа, духота, ночь все-таки...
Вот служба закончилась. Патриарх вышел к народу с проповедью. Говорил он долго, потом замолчал. Напряженная пауза. В чем дело? Что случилось?
«Мы вас ждем! — вдруг резким голосом начальника воскликнул Патриарх. — Давайте поговорите еще, потом я продолжу!»
И дальше — про бесчинство, про неуважение к святыням.
А люди просто устали. Может, обсуждали вполголоса, как домой добираться. Нам их не показали, но, возможно, это были бабульки. Или дети. Или те, кто вчера только крестился и пришел впервые на службу Патриарха.
Святейший указал им на их место в «сильной Церкви».
Заодно и нам, телезрителям.
Патриарх, уговариваю себя, наверное, тоже устал — вот и сорвался. Все мы срываемся. Но Патриарх — он один. Он — пример во всём и всем.
И теперь, отталкивая в который раз протянутую Папой руку, нам как будто хотят сказать: страх — сильнее любви.
На прошлой неделе в Риме был выпущен на свободу Али Агджа.
Фанатик, исламский террорист, который девятнадцать лет назад хотел убить Папу.
Первое, что Папа сделал, выйдя после покушения из больницы, — навестил Али Агджу в тюрьме. И все девятнадцать лет, пока человек, поднявший на него руку, отбывал наказание, Папа его навещал. И подавал прошения на имя президента Италии. И в конце концов добился для Агджи помилования.
О чем они беседовали все эти девятнадцать лет? Откуда вообще у Папы было время? Все время служит, принимает королей, министров, звезд культуры, ездит по миру...Что он Агдже? И что ему Агджа?..
Папа Римский болен.
Папа Римский старый.
Но куда бы он и в каком бы состоянии ни прилетел — сойдя с трапа, целует землю. Нашу общую, без конфессиональных признаков.
Папа Римский поэт.
Он сочинил, например, такие стихи:
Сколько людей вырастало возле меня,
через меня, а отчасти и из меня!
Я словно русло, в котором
рокочет поток по имени человек.
Но ведь и я — человек, так неужели
скопленье других людей
не исказило меня самого?
Если я не до конца был каждым из них,
чересчур оставаясь собой,
может ли тот, кто во мне уцелел,
без тревоги смотреть на себя?..
Как писал в «Москве — Петушках» Венедикт Ерофеев (бывший, кстати, католиком по вероисповеданию), у Папы Римского душа все равно что у троянского коня пузо: много туда влезает. Нашлось место и для Агджи. Хотя — вот уж кто по всем статьям Папин первый враг.
Из тюрьмы Агджа вышел одним из ближайших Папиных друзей.
Что же мешает стать им Патриарху?
Так соблазнительно сказать: перед нами ремейк извечного сюжета «Поэт и Царь».
Но ведь оба героя драмы носят венцы и царственные одежды.
Значит, все-таки — «Восток и Запад»?
«Что мы, Румыния какая-нибудь или Грузия, чтобы так перед ним лебезить?!» — восклицает чиновник из Патриархии. Подразумевается: Румыния с Грузией тоже страны православные, Папу приняли, но ведь они супротив России — все равно что плотник супротив столяра. При этом умалчивается, что Румыния с Грузией приняли христианство на несколько веков раньше Руси. Мы ведем себя так, будто все еще в средневековье: «Москва — Третий Рим, четвертому (как и первым двум) не быти!» Мы ведем себя так, словно до сих пор делаем ракеты, перекрываем Енисей, а также в области балета впереди планеты всей. И по части познания Истины первее всех.
На сей счет у Папы тоже есть стихи:
Истина — не бальзам на жгучую рану,
не погонщик, водящий осла по улицам,
истина — это боль и тайна...
ТАИНСТВЕННЫЙ АСПЕКТ
Поэт и дипломат Кароль Войтыла, став для всего света Папой, стал Символом, Знаком. «Чтобы оценить значительность этого Знака, — пишет академик С.С. Аверинцев, — нет необходимости быть католиком... Стоит посмотреть на фотографии самых разных людей в момент встречи с ним. Елена Боннэр и та выглядит смущенной, чуть ли не оробелой...»
Смущение, робость — не то же самое, что страх и подобострастие.
Люди, видевшие Папу, говорившие с ним, сходятся в одном: да, видеть и слушать его — радость почти детская, но истинное потрясение — как он сам смотрит на вас и как он слушает вас.
Много ли в уходящем веке было таких людей-Знаков?
Ну, Махатма Ганди. Ну, Гагарин...
Я воображаю себе чашу «Лужников», заполненную сиянием глаз.
Я воображаю смущение стоящих рядом с Папой: на них так не смотрят.
А Папа...
Что ж Папа... Он, сказала мне одна умная женщина, как иголочка, мир сшивает.
Жалко будет, если не приедет.
Потому что приезд его не Путину, не Патриарху, даже не Папе нужен — а нам.
Если не приедет, сказала умная женщина, мы останемся прорехой на карте мира.
Прорехой, сквозь которую всем будет виден стыд и срам.
Михаил ПОЗДНЯЕВ
В материале использованы фотографии: fotobank/sipa, wojtek laski/east-news