Семь минут с «железным Харитоном»
ТЕРМИНАТОР
Я вошел в кабинет думского аграрника за десять минут до решения, быть может, самого главного вопроса в его жизни
Ведь это именно Николай Михайлович выдумал внести на рассмотрение Думы принципиальное для него предложение об установке памятника Феликсу Эдмундовичу на Лубянской площади. Чтобы тем самым как бы поставить смысловую точку над годами демократичеcких разбродов и либеральных шатаний.
Они в чем-то похожи — Николай Михайлович и Феликс Эдмундович. Оба несгибаемые, чеканные люди. Едва я приблизился, ко мне протянулась стальная рука, а бесстрастный голос вступил со мною в контакт:
— Через десять минут обсуждение на заседании моего вопроса. Три минуты идти. Значит, у вас семь минут.
— Этого вполне хватит, — доложил я и аккуратно сел на краешек стула, положив перед собой диктофон.
...В течение нашей короткой беседы, или, точнее было бы сказать, обмена информацией, меня все время преследовало какое-то чувство дискомфорта. Чего-то не хватало мне от депутата Харитонова. Только выйдя из кабинета, я понял, чего именно, — легкого такого электрического жужжания, похожего на звук выдвигающегося из фотоаппарата зум-объектива. Кажется, с таким звуком у Терминатора из одноименного фильма двигались голова и конечности. Правда, руки «железного Харитона» во время нашей беседы лежали неподвижно на столе — он ими совсем не жестикулировал, а работали только рот и частично голова. И еще — там все время что-то заедало и перескакивало...
— Николай Михайлович, это действительно была ваша идея — по поводу восстановления Дзержинского?
— У меня много идей. В том числе и эта.
— Завидую. Но все-таки, как в вашей э-э... голове зародилась такая нестандартная, прямо скажем, мысль?
— Памятник Дзержинскому — это памятник в первую очередь человеку, а во вторую — символ экономического восстановления нашего разрушенного после революции хозяйства. Я думаю, тот, кто хорошо учился в школе, а после школы учился в высших учебных заведениях... все добрые начинания... все добрые начинания... в большинстве своем связаны с плеядой, из которой вышел Феликс Эдмундович Дзержинский... с плеядой, из которой... Добрая, хорошая слава осталась об этом человеке...
— Несомненно... В обращении ветеранов КГБ к Путину с просьбой восстановить памятник написано, что установка памятника приведет к консолидации общества. Имеется в виду консолидация тех, кто сидел, с теми, кто сажал?
— Я не был... Не знаю, кто сидел, с кем... Кто... Противоречиво... Непротиворечиво... Но я против олигархов! Они схватили все богатство страны...
— Николай Михайлович! Я про Дзержинского...
— Феликс Эдмундович... Наши деды и отцы это величие подвига человеческого — символического Дзержинского — выставили на Лубянской площади в 1958 году работы скульптора Вучетича... Скульптор Вучетич создал диараму Сталинградской битвы в Волгограде, а также Трептов-парк в Берлине... Вучетич — это не Зураб Церетели. У Зураба Церетели проскальзывает умение и желание работать по металлу. Эту символику нужно насаждать в Грузии... Есть моменты... Тот стержень, который заложен... в каждом от рождения заложен... духовно-нравственный стержень заложен...
— Заело что-то... Но ведь памятник Дзержинскому символизирует не только, как вы сказали, «все добрые начинания, связанные с плеядой», но и нечто совсем другое...
— Не исключаю. В начале века были ошибки. Но с позиций сытой Москвы 2000 года нельзя судить о человеке, когда собаки бегали по Москве...
— Какие собаки?
— ...и дохли с голоду. Заводы стояли... Фабрики стояли... Нечем было косить... Я бы рекомендовал и советовал никому нашу историю не трогать. Жили наши отцы и деды. Благодаря их уму мы сумели выучиться в школах. Многие попали в определенно... финансово... экономи... социальную зависимость на этапе современного... очередного реформирования...
В этот момент мне захотелось постукать сверху кулаком по голове Харитонова, но внезапно все наладилось само собой:
— Я сам себе всегда задаю вопрос и не нахожу ответа: почему же безграмотная голытьба взяла верх над высокоинтеллектуальной элитой?
— Ну а почему вирусы порой берут верх над человеком?
— Прослаблен иммунитет. Сегодня у нас вся страна прослаблена, кровью харкает. Руки устали копать могилы, чтобы положить гробы со своими родными и близкими.
— О'кей... А вот этот памятник...
— Памятник — от слова «память».
— Да, я знаю... А...
— Выступая в 1926 году в ВЧК, Феликс Эдмундович, в частности, сказал: «Там, где политика, — там нефть. Там, где нефть, — там политика».
— Блин... А зачем вообще Думе обсуждать этот вопрос? Ведь снятие-установка памятников не в компетенции Думы.
— Мне, как представителю от Новосибирской области, не все равно, какие в Москве устанавливаются памятники и кому. Москва в сердцах многих жителей нашей необъятной Родины является тем духовно-нравственным стержнем, тем мерилом, по которому человек в глубинке измеряет свои мысли и помыслы. Мы являемся представителями народа, а высшим представителем власти является народ. Мы рекомендуем руководству города Москвы выполнить нашу волю. Лужков обязан прислушаться.
— А он возьмет и не поставит.
— Мы найдем рычаги, чтобы повлиять на Лужкова. У нас есть бюджетное влияние на город Москву.
В этот момент рука Харитонова независимо оторвалась от столешницы, взяла визитку и механически протянула ее мне. Я осторожно принял дар и внимательно ознакомился с этим ценным человеческим документом. В нем максимально полно характеризовалась личность Николая Михайловича Харитонова. Было написано, что Николай Михайлович, во-первых, депутат, во-вторых, руководитель Аграрнопромышленной депутатской группы Государственной думы РФ, в-третьих, член парламентской ассамблеи Совета Европы, в-четвертых, кандидат экономических наук, в-пятых, заслуженный работник физической культуры Российской Федерации.
— Во все времена Россию губило политическое лизоблюдство и угодничество, — не обращая внимания на действия руки, продолжал меж тем говорить рот Николая Михайловича. — Лизоблюдство и угодничество — беда нашего народа. Мне пора идти.
— Последний вопрос: где вы купили такой клевый галстук?
Этот неожиданный вопрос вызвал небольшой сбой в программе. Но, надо признать, Николай Михайлович довольно быстро восстановился.
— Это... При желании... Я всегда... Безвыходных положений нет, есть только безвыходные люди... Мой галстук — это символика нашей жизни: сверху — черные тучи над деревней, ниже — небольшие фрагменты в виде тюльпанов, символизирующие нашу борьбу, дальше колосья зерна, а снизу нас душит сорняк. Сорняки нужно смахнуть из нашей жизни.
— Очень правильный галстук. Только, по-моему, это не тюльпаны, а мак.
— Тюльпаны. Тюльпаны...
— Хорошо, хорошо, пускай. Только вы не сказали, где купили свой галстук.
— Там, где продают... Вам не продадут... Вас другое беспокоит, — рука Харитонова показала пальцем на мою футболку с надписью «Тенерифе». — Вот ваша символика. Вот вас что беспокоит: пальмы, море, курорт, яхта. Земля вас не волнует.
В этот момент (видимо, где-то опять замкнуло) рука Харитонова взяла еще одну визитку и снова протянула ее мне. Я взял и внимательно ознакомился со второй визиткой депутата Харитонова. Там было написано, что Николай Михайлович, во-первых, депутат, во-вторых, руководитель Аграрнопромышленной депутатской группы Государственной думы РФ, в-третьих, член парламентской ассамблеи Совета Европы, в-четвертых, кандидат экономических наук, в-пятых, заслуженный работник физической культуры Российской Федерации.
...Теперь я имею две визитки несгибаемого Харитонова. Буду носить как погоны...
Александр НИКОНОВ