Многое сменялось в Балаклаве за двадцать пять веков ее существования. Лишь одно оставалось неизменным — рыба и тяжелый рыбацкий труд, испокон века кормящий здешний народ
ЛИСТРИГОНЫ XX ВЕКА
Удивительной красоты здесь места. Маленькая тихая бухта, закрытая от всех ветров и волнений. Когда-то здесь жили дикие кровожадные листригоны. Потом — цивилизованные и предприимчивые генуэзцы. После них — хитрые и отчаянные балаклавские греки. За ними — доблестные моряки Краснознаменного Черноморского флота... Каждый устраивался здесь основательно, словно навечно. Многих видела тихая, сонная Балаклава
Вся левая, или «военная», как здесь говорят, сторона балаклавской бухты чем-то напоминает Грозный — остовы домов словно после бомбежки, бродящие без явной цели люди в грязном камуфляже без знаков различия, некоторые с автоматами, рваное, ржавое железо военной техники, крошево бетона под ногами, зияющие провалы укреплений, откуда несет затхлой сыростью и запахом человеческих экскрементов, жара...
У причала в самом дальнем углу бухты — украинский погранкатер. Весной этого года он в одиночку атаковал целую флотилию турецкого рыболовецкого флота. По вековечному своему маршруту против часовой стрелки по окружности моря от берегов Кавказа, от Трабзона и Синопа рыба идет к Балаклаве. Следом за ней идут турецкие рыбаки, наверное, здраво рассуждая, мол, чего добру пропадать? И воистину велико было их изумление, когда этой весной они впервые увидели, как выглядит украинский пограничный катер. Катер шел на форсаже и стрелял из всех плутонгов, кроме ракетного. Турки сдались, не дожидаясь ракетного удара. Кто мог подумать, что балаклавские пограничники где-то достали солярку, чтобы заправить свой катер.
Но это было весной, а сейчас, в разгар лета, солярки днем с огнем не сыщешь. Вся, что есть, используется на более доходное дело, нежели морские баталии. На правой, «гражданской», стороне балаклавской бухты, мористее единственной украинской субмарины «Запорожье» (и нечего тут ухмыляться, у России на Черном море тоже одна подводная лодка, правда, в отличие от украинской ее можно отвязать от причала и от этого она сразу не утонет) вдоль набережной балаклавской бухты выстроился целый флот яликов и баркасов. За умеренную плату 20 гривен с носа (4 доллара) владелец лодки прокатит вас на Золотой пляж. Если у вас найдется еще 20 гривен, то он же привезет вас обратно в Балаклаву. Тем и живет нынешняя Балаклава.
Впрочем, в свободное от извоза время рыбу здесь, конечно, ловят и местные традиции блюдут строго. По-прежнему по возвращении с моря топают местные листригоны своими чудовищных размеров резиновыми сапогами в ближайшую кофейню на набережной, где обязательно выпивают по чашечке кофе. Потом пьют уже иное, но начинают всегда с кофе — это святое. И по-прежнему наутро, едва развиднеется, снова уходят в море. Под самыми отвесными скалами, где даже небольшая зыбь так и норовит разбить баркас в щепки, выбирают сети с кефалью, султанкой, пикшей и камбалой, если повезет. И лишь когда солнце уйдет за мыс Фиолент, стемнеет и Балаклава уснет, вдруг накатит дежа вю купринских рассказов.
Узлы, корзины, баулы, золотушные дети и декадентские девицы, каменные колодцы, где непрерывной струйкой бежит и лепечет вода, большеглазые, длинноносые гречанки, похожие на богородиц с византийских икон, расстеленные во всю набережную сети, по которым подобно большим черным паукам ползают на четвереньках балаклавские рыбаки, красный фонарь таможенного кордона, похожий на хитрый и злобный глаз мифического кровожадного листригона...
Но ночная ностальгия по безвозвратно ушедшим временам тает с новым рассветом. И хотя золотушные дети с севера здесь встречаются, и продвинутые девицы тоже, и на набережной обязательно увидишь кого-нибудь, проползающего на четвереньках, но насчет остального — не обольщайтесь, закройте томик Куприна и поставьте его обратно на полку.
Дмитрий ВОРОНИН
В материале использованы фотографии: Сергея СВЕТЛИЦКОГО