ИВАН ВАСИЛЬЕВИЧ И ГЛУБИНА

Люди практически ничем не похожи на рыб. По крайней мере большинство. Но почему-то привычку имеют совершенно рыбью — искать где поглубже. Эту категорию людей очень не любит Иван Васильевич Саманов. Сначала он ее двадцать лет не любил в Серебряном Бору, теперь вот уже пятнадцать терпеть не может на Водном стадионе в качестве начальника линейного пункта милиции стадиона «Динамо» ЛОВД на речном транспорте города Москвы

ИВАН ВАСИЛЬЕВИЧ И ГЛУБИНА

Про человека иногда говорят, что он в рубашке родился. И тут же начинают подтверждать тезис примерами. Мол, он два раза выжил в жутких автомобильных катастрофах, потом у него машина на переезде застряла, после этого он ехал на велосипеде мимо порохового склада, который взорвался, и в итоге единственный остался живым после падения самолета. «Это какие же крепкие нервы надо иметь, чтобы жить в этой счастливой рубашке! Уж лучше бы без нее!» — так, естественно, думает обыватель.

Но есть люди, которые не только не боятся окружающих несчастий, но и, наоборот, всегда стремятся оказаться в центре таких событий. Причем это настолько входит в привычку, что зачастую события им удается просто предугадывать.

— Сижу я у себя в каморке на Химкинском водохранилище, — рассказывает речной милиционер Иван Васильевич, — и чувствую — ветер поднимается прямо-таки ураганный. Дежурить я уже не дежурил — начальником стал, но чего-то мне так неспокойно стало, что прямо не усидеть. Только на улицу вышел — треск такой поднялся! Смотрю, понтон от берега отрывается, а на нем человек сто пятьдесят ребятишек.

Иван Васильевич сразу понял, что спасать нужно всех оптом. Понтон подхватило течением и понесло прямиком к шлюзам, за которыми ходят теплоходы и баржи. Спасатель прыгнул в первый попавшийся катер и пошел наперерез опасному грузу.

— Я уже не думал, что загублю катер, просто уперся в понтон и стал толкать против ветрища, а катер всего-то девяносто лошадок. Все же кое-как затормозил, вызвал санитарный теплоход. Дотащили, спасли.

Так Иван Васильевич спас первую большую партию детишек. И потом таких случаев у Ивана Васильевича не сосчитать. А впервые все началось по исполнении Ивану Васильевичу двадцати одного года. В тот год он спас своего первого инженера. При этом сам Иван Васильевич чуть не утонул. Плыл он тогда сменяться на милицейский пост мимо Центрального пляжа в Серебряном Бору и смотрит — мужик плывет, да странно как-то — кругами. Оказывается, это инженер очки потерял, берега наблюдать более не смог и вскоре прямо на глазах у милиционера ушел под воду.

Иван Васильевич схватил капроновый страховой конец, намотал его на руку и нырнул вслед за инженером, который тем временем уже лег на дно. Почувствовав близость Ивана Васильевича, инженер схватил его за ноги, уложив таким образом рядом с собой на грунт. Ивану Васильевичу пришлось недолго побороться с утопающим и даже ударить его, чтобы в итоге благополучно спасти. Инженер так обрадовался жизни, что даже не сказал спасибо.

С тех пор пошло-поехало. Месяца не проходит, чтобы Иван Васильевич не вытащил какого-нибудь человека с того света. Общее число этих счастливчиков давно перевалило за триста.

И все это время Иван Васильевич мучительно раздумывает над философским вопросом: почему люди так любят глубину?

Причем потенциальных утопленников он теперь узнает сразу. Когда они еще на земле стоят, Иван Васильевич может с большой вероятностью сказать, какой человек способен утонуть.

Вот однажды шел Иван Васильевич по берегу канала имени Москвы и увидел на берегу пьяного водолаза, одетого как обычный человек. Рядом с ним отмечали праздник другие пьяные люди. Иван Васильевич, прекрасно зная, что пьяных тянет на водные подвиги, на всякий случай показал им табличку: «Купаться в канале запрещено». И еще словами объяснил, что стены у канала бетонные, значит, скользкие и гладкие, и посоветовал выбрать другое место для праздника. На это водолаз сказал, что он водолаз, который водолазом проработал всю жизнь, и что эта ваша речка ему даже не по х.., а по колено, и что лучше бы Ивану Васильевичу идти своей дорогой и не мешать свободным людям отдыхать.

Иван Васильевич ушел, но через полчаса опять появился на том же месте. Смотрит, а люди-то уже не отталкивают его, а наоборот, зовут, руками машут. Говорят — водолаз пропал. Пришлось вызывать подводников для извлечения тела. Вытащили мертвого водолаза. Что тут началось! Его товарищи набросились на Ивана Васильевича, чуть рубашку не порвали и обвинили в убийстве. Почему, говорят, ты не забрал его на пятнадцать суток, он же пьяный был!

...Одно геройство, то есть одного спасенного человека, в среднем начальство оценивает премией в 300 — 400 рублей. Сами же спасенные обычно от счастья совсем голову теряют, а вместе с ней и память. Так что самой распространенной благодарностью остается предложение выпить. Только однажды Иван Васильевич спас Олю, да и не спас, строго говоря, а просто помог доплыть до берега уставшей девушке. Так она вот уже десять лет поздравляет спасителя с Днем милиции и Новым годом.

За десять лет работы в прудах Серебряного Бора не осталось ни одного места, откуда бы Иван Васильевич когда-нибудь не извлек бы трупа. Вода становится гигантским кладбищем, куда люди ложатся добровольно. Это возмущает доброго Ивана Васильевича:

— Вот я всю жизнь прожил на речке, но переплыть ее своим ходом даже в голову не приходило. Так, зайду недалеко, поплескаюсь, вдоль бережка поплаваю — и на берег. У меня из трех детей и жены только один сын умеет плавать. Остальные даже в воду далеко не заходят — не разрешаю. Я за свою жизнь столько трупов перевидал, что уже никаких купаний не надо. В 1981 году за один день в Серебряном Бору собственноручно одиннадцать штук вытащил. Была жара под 350С, так что творилось что-то невероятное. А каждого нужно достать, каждого описать!.. Не знаю, может быть, в прессе надо почаще писать, что утонуть очень легко. Люди как-то не понимают. Вчера только случай был: собрался уходить, а двое полезли на мост, решили нырнуть. Один выплыл, второй до сих пор где-то плавает.

Так что «Ни дня без утопленника» — девиз москвичей. Причем если раньше на воде гибли только дедовским способом, то теперь придумали для этого специальные приспособления — гидроциклы.

— Тоже мне, придумали развлечение — летят, пальцы веером по воздуху развеваются. Уж сколько их врезается в «ракеты»! Как раз на школьные выпускные приехал тесть к зятю отдохнуть, а у того гидроцикл куплен. Тут тесть садится и сразу по газам, а «Ракета» из-за поворота на скорости огромной. И тестя напополам перерезало. Такие дела. Семья думала — отдохнем, шашлычку поедим, а тут тесть на гидроцикле поехал кататься.

И видно, что Ивану Васильевичу не испорченного людского отдыха жалко, а человека, потому что рассказывает он все это с печалью к миру людей.

— Когда, например, Ельцин какой-нибудь плывет на теплоходе, мы вокруг на катерах шастаем — вроде как охрана, и заодно людей разгоняем. А на Клязьминском водохранилище столько детей на парусниках прямо посередине плавают, где волна побольше, ужас просто! А теплоход-то правительственный, останавливаться не будет.

Такое безобразие случается оттого, что народонаселение думает, что на воде никаких правил нет. А они есть! Просто их никто не знает. Это, конечно, не относится к Ивану Васильевичу:

— Я правила два года учил. Их очень много. Любого профессора за пояс заткну. А у нас даже те, которые на парусниках плавают, буй от бакена не отличают! Позор какой-то!

Чтобы не опозориться как-нибудь перед Иваном Васильевичем, знайте, что буи обычно стоят на водохранилищах и морях. Буй красным покрашен и представляет собой точную копию дорожной разметки, то есть с одной стороны суда идут вправо, с другой — влево. А бакены — красные и белые — обозначают, где мель.

Естественно, что не всегда Иван Васильевич был таким прожженным речным волком, умеющим с ходу отличить буй от бакена. В шестнадцать лет он, например, жил в Татарии и был сыном простого лесоруба и простой лесорубки из леспромхоза на Каме. И дед у него тоже был лесорубом, а сам он пошел мотористом на баржу «Шестая пятилетка». Тогда Иван Васильевич еще не был профессиональным героем, поэтому однажды чуть не угробил «Шестую пятилетку» вместе со всем составом. Дело было ночью. Обычно с полуночи до четырех утра за рулем стоит капитан. Он и стоял, давал указания, пока не захотел чаю. Тогда он дал Ивану Васильевичу главное указание:

— Держи вон на тот красный створ.

И ушел. Створ — это такой маячок на берегу, по которому корабли ориентируются в пространстве. Ну, Иван Васильевич, створ держал-держал, пока не заметил, что он стремительно приблизился и принял форму красного треугольника. А светящиеся красные треугольники ночью можно встретить только на боку у танкера высшего класса, который везет бензин или что-нибудь не менее горючее.

Иван Васильевич был абсолютно трезв и бледен. Он понял, что перепутал красные огоньки и теперь целится своей баржей прямо в центр танкера. Закрыл глаза и резко повернул на девяносто градусов. Корабли задели друг друга бортами так, что высеклись искры. Если бы одна попала внутрь танкера, не было бы никакого Ивана Васильевича. При столкновении раздался такой удар, а потом такой оглушающий мат капитана танкера, что вся команда в чем мать родила повыскакивала на палубу.

Накричали тогда на Ивана Васильевича. Иван Васильевич это запомнил, но зла не держит. Он знает, что все происходящие с ним события удивительным образом складываются в опыт и профессиональное чутье, которое многие назвали бы предчувствием. Идем, например, после интервью мы с Иваном Васильевичем по садику, который высаживало не одно поколение речных милиционеров. Вишня уже чернеет. И вот из-за этой вишни появляется моторист Игорь Михайлович. Появляется вместе с железной лестницей. Иван Васильевич остановился и отечески так говорит Игорю Михайловичу:

— Михалыч, вишни-то и внизу много.

Наверное, где-то было у него уже знание, что толстые дяденьки с некоторой вероятностью падают с тонких вишен. Сказал, и мы пошли дальше, к катерам. Только дошли, как из садика раздались страшные крики — это Михалыч с вишни упал и сломал себе лодыжку в двух местах. Хорошо, что Иван Васильевич, спасатель, был рядом. Все как надо сделал. Другой бы сказал: накаркал. А я говорю: поправляйтесь, Игорь Михайлович!

Елена КУДРЯВЦЕВА