ЭТО МЫ?

ЭТО МЫ?

Свет наш зеркальце-кино в советской оправе было пусть и кривым, и мутным, но со своей профессиональной обязанностью отражать худо-бедно справлялось. Родина желала знать своих киногероев, чтобы ее сыновьям-дочерям было делать жизнь с кого. Это, что называется, по протоколу. А если по делу, то сами сыновья-дочери, совмещая приятное с полезным, не упускали случая в темном кинозале что-то важное про себя уяснить.

Теперь, кажется, все не то. Чапая с Ихтиандром послали по матери Бивис с Батхедом, любимую женщину механика Гаврилова изнасиловал Сиси Кэпвелл. Были «неуловимые мстители», стали воины из отряда имени неуловимого Джо, который, как известно, только потому такой неуловимый, что на фиг кому нужен.

Однако вот ведь парадокс: обществу уже проигравшего социализма и еще непобедившего рынка вроде бы недосуг глядеться в киношное зеркальце, а оно, общество, все равно в нем, зеркальце, отражается. Хотим мы того или нет, а все эти фильмы, о многих из которых мы знать не знаем и ведать не ведаем, возвращают нам наш групповой портрет.

МНЕ ОТМЩЕНИЕ

Вот вспомнились «неуловимые», а между тем месть различной степени кровавости и беспощадности в последние годы весьма ходовой товар в качестве чернозема для сюжетных всходов. Уязвленность своим неказистым житьем-бытьем есть «то самое чувство», по слову Михал Михалыча Жванецкого, на платформе которого многие готовы сомкнуться единым фронтом. Видеть причины личной нескладухи в общественных несовершенствах переходного периода — всем хорошо знакома эта содержательная начинка, а кинематографические формы она может принимать или заполнять самые разнообразные.

Скажем, вставать в позу триллера, как у Николая Лебедева в «Поклоннике». Там некий человек в сером плаще (конкретный персонаж не назову, иначе прокатчики расстроятся) наказывает реальных и возможных обидчиков маленькой девчушки. По всему выходит, что это не столько его трудовая инициатива, сколько материализовавшиеся желания невинной крохи, провоцирующей поклонника-заступника на злые подвиги. И в конце концов чуть не накликавшей беду на собственную голову. А очкастый скромняга из опять же триллера Александра Хвана «Умирать легко» мочит всех, кто когда-либо посмел оскорбить словом, намеком и тем паче действием его возлюбленную.

Лебедев с Хваном предлагают почтеннейшей публике ассоциировать себя с хрупкими созданиями слабого, что характерно, пола, которых берут под защиту. Берут, правда, люди не вполне здоровые: маньяк да шизик. Станислав Говорухин в еще незабытом «Ворошиловском стрелке» пошел другим путем. Он решил, что зрителю приятнее видеть себя защитником слабых, нежели тщедушным объектом опеки. А потому взял под микитки не страдающего психическими расстройствами старикана-пенсионера, как есть жертву антинародного режима прихватизаторов и дерьмократов, и ничтоже сумняшеся велел ему отстреливать причиндалы подонкам, покусившимся на внучкину невинность.

А подонки кто? Известное дело: ларечник, сынок ментовского начальника и структурно-прикладной лингвист. Все трое страшно далеки от народа. Разве ж фрезеровщику третьего разряда придет в голову девочек насиловать? Кроме всего прочего, одну из стен квартиры, где надругательство совершалось, украшала, кто заметил, афиша гей-шоу. То есть символ окончательного морального падения и растления.

Относительный успех, каковой «Ворошиловский стрелок», не будем лукавить, имел, свидетельствует: в сравнительном выигрыше и более-менее при кассе оказывается тот автор новорусского жанра, который, рассчитывая на простейшие зрительские рефлексы, обходится без туманностей и околичностей.

КТО УСПЕЛ, ТОТ И СЪЕЛ

У Эльдара Рязанова в «Старых клячах», возведенных на сходном идеологическом фундаменте, в ролях униженных и оскорбленных любимицы любимого советского кино: карнавальная-ночная Людмила Гурченко, служебная-романная Лия Ахеджакова, большая-переменная Светлана Крючкова, романсовая-влюбленная Ирина Купченко. А в роли супостата, ну конечно же, он, Николай Фоменко, исчадие прайм-тайма, раздевающий наших людей у всей страны на глазах. Однако же случился у «Старых кляч» неуспех, опять же относительный, и он на свой лад тоже показателен.

Во-первых, это означает, что публика не дура и при прочих идейных равных способна отличить чистую работу от, скажем так, не слишком качественно выполненной. Во-вторых и в главных, это означает, что публика успела словить положенный ей кайф от плотного наезда на «врагов и пидарасов» и сама идея наезда ее уже не так возбуждает, как год назад. Говорухин поступил согласно народной мудрости «кто успел, тот и съел». А Рязанов, выходит, сочинил иллюстрацию к присловью «кто поздно пришел, тому обглоданный мосол».

Надо ли из неуспеха «Старых кляч» делать вывод, что население идет на психологическую поправку и его самочувствие уже близко к санитарной норме? Не исключено. Кроме всего прочего, нельзя упускать из виду причуды нашей, простите за выражение, ментальности. У нас ведь как: изображая из себя народного заступника, важно не переусердствовать в шельмовании виновника всех и всяческих бед. Можно быть тысячу раз правым в своих гневных инвективах, а они возьмут да и возымеют обратный эффект. И народ начнет со страшной силой жалеть несчастного гонимого «страдальца». Недавние губернаторские выборы в северной столице, например, своими неутешительными с точки зрения здравого смысла результатами обязаны в том числе и этому психологическому свойству нации.

Вообще коллизия «старые советские дают жару «новым русским» — это прерогатива режиссерского поколения за шестьдесят. Сам факт, что режиссер фильм снимает (а то и два разом), вместо того чтобы горе на пенсии мыкать, говорит за то, что он в порядке. И, значит, делая такое кино, отнюдь не психологической самотерапией занимается. А если и ею тоже, то в определенном смысле, который сформулировал классик: «Вы, нынешние, нут-ка!»

Вот и сбилась плотная стайка фильмов, которые все об одном: вам за наших-то нечего беспокоиться, они еще ого-го и в этой жизни не пропадут, совладают с нею на раз-два-три.

НАШИ ЕЩЕ ОГО-ГО

Наметилась, правда, очевидная тенденция к тому, чтобы разрешать означенный конфликт мирными средствами. К некоему переходному типу «ни мира, ни войны» относится авантюрная комедия Валерия Лонского «Артист и мастер изображения». Там действуют двое безработных «совков», выброшенных на обочину жизни: профессиональный лицедей и, вот уж новость для персонажного расклада, кинооператор. Оба симпатяги, ясное дело: один с недотепистым обаянием Андрея Ильина, другой в забавно-придурковатой маске Сергея Баталова. Старинные знакомые, они после долгой разлуки волею случая встречаются в пивной, волею второго случая нанимаются на киллерскую работу, волею третьего случая умудряются и клиента-бандюгана напарить, и его жертву-нувориша не замочить. И все это сопровождается вполне добродушной авторской ухмылочкой.

Однако фильм Лонского примечателен не только своим миролюбием, но и соотношением «мужского» и «женского» в сюжетной схватке. Даром, что главные герои вроде бы в штанах и к сильному полу принадлежат, а за поддержкой обращаются к бабе, подружке артиста, которая им и киллерскую работу подыскивает, и протекцию у нувориша составляет. Да и бывшая жена артиста способствует горемыкам, как может, потому что жалеет их, сердешных и непутевых.

В полной мере обе вышеозначенные тенденции к мирной победе «старых» над «новыми» и к зависимости «мужского» от «женского» реализовались в мелодраме Валерия Ахадова с симптоматичным названием «Женщин обижать не рекомендуется». Кому не рекомендуется? Вестимо, мужикам.

В фильме Ахадова, снятом по сценарию Валентина Черных, большого спеца в женском вопросе, речь идет про маму-одиночку, учительницу по профессии. Вполне молодую «старую советскую» и очень даже миловидную: Вера Глаголева как-никак. И вот ей, не поверите, на голову сваливается наследство в виде пароходной компании: папаша, давно покинувший семью и выбившийся в люди, сиречь бизнесмены, приказал долго жить и свое детище любимой дочке отписал. Компания испытывает финансовые затруднения, однако любимая дочка, она же мама-одиночка, легко осваивается в новом деле, приводит чуть было не лопнувший, заметьте, в мужских руках бизнес в чувство, расправляется с мафиозными недругами и попутно обретает любовь в лице собственного зама.

ШЕРШЕ ЛЯ УЧИЛКА

Кстати, об учительницах. Похоже, на это сословие новое кино положило хищный и расчетливый глаз. Иначе не объяснить появления целого квартета педагогов в составе упомянутой Глаголевой из «Женщин...», а также Александры Захаровой («Тонкая штучка» Александра Полынникова), Зинаиды Шарко («Луной был полон сад...» Виталия Мельникова) и Ларисы Удовиченко («Шуб-баба Люба!» Максима Воронкова).

О чем говорит на диво единодушный драматургический выбор? О том, на мой взгляд, что кино, пробудившись от спячки, проявляет похвальный интерес к житейской текучке. И свою героиню начинает искать не среди путан или воровок на доверии, а среди тех дам, у кого образ жизни далек от всего экстремального. Учителям нынче, если верить прессе и «ящику», хуже других приходится. Значит, есть прямой смысл сделать героиню именно затурканной учительницей. Лучше всего учительницей русского и литературы, как в «Шуб-бабе Любе!» и «Луной был полон сад...»: это вообще номер беспроигрышный в силу своей неизбывной трогательности. Тем эффектнее возможный перевертыш, преображение «золушки». Правда, ни в первой комедии, ни во второй драме никакого прыжка из грязи в княгини не совершается, но синечулочной героине Удовиченко даровано личное счастье в виде полярника с брутальной внешностью Виктора Степанова, а пенсионерка, сыгранная Зинаидой Шарко, встречает перед смертью свою давнишнюю, еще школьную, любовь.

Что до «Тонкой штучки», то она с успехом прививает к нашенскому стволу польский дичок а-ля Иоанна Хмелевская. Та пишет про дам, которые вроде бы совсем не просекают и не догоняют, но именно они, якобы неумехи и якобы распустехи, из любой запутки выпутаются и все по-своему спроворят. Вот и в «Тонкой штучке» училка оказалась между трех огней: одни бандиты, другие бандиты, да еще бывший муж со своими претензиями: куда ни кинь, всюду клин. Ан нет, к финалу все отморозки грамотно разведены, и экс-муженек снова при деле и при теле.

КОНЯ НА СКАКУ ЛЕГКО

Наше новое кино явно диагностирует следующее. Сильный пол оказался слаб в коленках, ветер перемен основательно подкосил его, и ныне он, пол, чувствует себя потерянным на празднике так и не прирученной им жизни. Губастый братец-убивец Данила чуть ли не единственный в своем мужском роде и тянет на исключение, которому полагается смиренно подтверждать правило.

А правило таково: представительницы лучшей половины российского человечества живут и побеждают. Они не растерялись, они способны на поступок, они коня-иномарку на скаку легко, они в горящую евростандартную избу запросто. Они хозяйки своих судеб и заодно своих мужчин.

Не скажу, что это кино обещает скорое наступление эры нового матриархата, но налицо перераспределение власти по сюжету и, значит, по жизни между мужчиной и женщиной в пользу последней.

«Женская собственность» — так прямо и называется фильм Дмитрия Месхиева про юношу, не обладающего особыми актерскими дарованиями, но всеми фибрами своей души устремленного под свет юпитеров и софитов. Судьба сводит его с известной актрисой, и та становится не только покровительницей, помогающей красавчику поступить в театральный, но и сожительницей. После ее внезапной смерти юноша идет по женским рукам, становясь той самой собственностью, что вынесена в заглавие. Дело не в фабульных поворотах, они как раз незамысловаты, а в сверхсюжете, который просвечивает сквозь повествовательную ткань: мужчина, оставаясь номинально главным героем, перестает им быть.

Вот, скажем, Игорь Талпа назвал свое кино «Мужской характер», это, вы думаете, кого он имел в виду? Отважную и решительную даму, к помощи которой братва прибегает в самый ответственный момент, когда нужно вычислить киллера, терроризирующего стройные бандитские ряды. Есть у нее дружок-помощничек, но это на подхвате и несерьезно. Потому что в «Танго над пропастью» (вторая половина названия означенного опуса Талпы), как и в нашем новом кино, а также, не исключено, в нашей новой жизни мужскую партию исполняет дама.

Есть о чем призадуматься мужикам, что «новым русским», что старым советским.

Дмитрий САВЕЛЬЕВ