Сегодняшняя реальность оказалась неизмеримо более милосердной, нежели тогдашние ожидания. Парадокс же в том, что мрачные ожидания никакой массовой истерики не вызывали, реальность же вызывает — и еще какую
ГОД C ПУТИНЫМ
Правление первого президента России Б.Н. Ельцина реально продолжалось ровно восемь лет — аккурат два конституционных срока. Ельцин обрел фактическую, а не номинальную власть над Россией 19 августа 1991 года и сдал ее 9 августа 1999 года. Новоназначенный в этот день премьер В.В. Путин приступил к исполнению обязанностей регента государства и в течение истекшего года правил Россией в четырех последовательных ипостасях: премьер и de facto и. о. президента (9.VIII.1999 — 31.XII.1999), премьер и de jure и. о. (31.XII.1999 — 26.III.2000), президент-элект (26.III.2000 — 7.V.2000) и, наконец, полномочный президент (с 7.V). Деление почти поквартальное, и соответственно как сам Путин, так и его оппоненты имели свои квартальные планы, которые Путину удавались несколько лучше, а его оппонентам несколько хуже.
В первом квартале главная задача Путина заключалась в том, чтобы утвердиться сперва даже не в качестве наследника, но хотя бы сильного премьера, что было не столь просто — когда твоему назначению предшествует год с лишним министерской чехарды, дать понять публике: «Нет, я не Байрон, я другой, еще неведомый избранник» и заставить смотреть на себя не как на трехмесячную проходную фигуру — задача не самая тривиальная. Будущего президента в широкой (и даже не очень широкой) публике никто толком не знал, и начинал он свое регентское служение с двумя процентами доверия. Успокоенные трудностью стоящих перед Путиным задач, его оппоненты вели себя по отношению к нему достаточно сдержанно (никак не сравнить с последующим накалом ненависти). Скорее всего, они полагали, что новый премьер подобно своим предшественникам очень скоро сломает себе шею и до ожидавшихся летом 2000 года президентских выборов точно не дотянет. А если так, то что впустую заряды тратить? — дерьмо для метания тоже денег стоит.
Львиная доля усилий оппозиции была по-прежнему сосредоточена на Ельцине (беспрестанная тема «семьи», демонические Мамут и Абрамович вкупе с Т.Б. Дьяченко, синхронное с западными коллегами раздувание швейцарских и нью-йоркских скандалов). Предполагалось, что поскольку Путин есть несомненная креатура того, что принято называть «семьей», то с окончательным потоплением Ельцина (большой корабль как никак) возникнет водоворот такой силы, что затянет в себя всех, кто был поблизости, — и уж Путина в первую очередь. Добивание Ельцина продолжалось с энергией, неуемной до неприличия, что привело, однако, к обратному результату. Первый президент РФ, уже фактически уйдя от власти, оказал своему преемнику неоценимую услугу, вольно или невольно приняв огонь на себя. Чем больше били по Ельцину и «семье», тем больше рос рейтинг Путина. Весь конец 1999 года говнометы всей мощью тысяч батарей били по ложной цели — и это было серьезнейшей ошибкой путинских оппонентов. Уязвимее всего самолет при взлете, когда вся машина работает на предельном форсаже, а возможностей для маневра практически нет. Прикрыв собой Путина, Ельцин дал ему возможность беспрепятственно взлететь. Когда же премьер набрал крейсерскую скорость, последовало новогоднее отречение. Уже было можно.
«Избави бог, нам нужен властный царь, а не опека над царем» — было девизом как самого Путина, так и большинства избирателей. За предшествующие годы позором приватизированного государства все объелись до рвоты. С победой Путина в первом туре стало ясно, что опеки над царем не будет и царь будет властный. В ночь на 27 марта усидчивые телезрители могли наблюдать тяжелую истерику проигравших, истерику, сопровожденную откровенной перебранкой. Прозвучав той ночью fortissimo, она с той поры так в этом качестве и остается. Порой кажется, что время остановило течение свое. Как 27 марта в телестудии на всю Россию прозвучали пьяные выкрики про неминуемую отправку в Магадан, так они и звучат по сей день, породив удивительный парадокс: те, кто кричал и кричит, прежде ездили в Париж, Нью-Йорк и иные живописные города и теперь туда же с той же периодичностью ездят, но собираются исключительно в Магадан. Сегодня и ежедневно.
По итогам продолжающейся с той поры войны в умах мы пришли к состоянию вполне разделенного общества. Часть граждан живет в более или менее прежней манере: в чем-то одобряет действия власти, в чем-то не одобряет, судит о перспективах страны с умеренным оптимизмом или с умеренным пессимизмом etc. Другая часть граждан не менее искренне убеждена, что отныне живет при кровавом тоталитарном режиме, и потому устно и письменно (обычное дело при тоталитаризме) разоблачает ужасы нынешнего времени.
Виновен ли Путин в таком разделении, сказать трудно. Апокалиптики считают, что безусловно виновен. Оно и логично: если есть кровавый тоталитарный режим, то должен быть и верховный тиран — без него как-то странно. Путин является тираном ex officio, и дальнейшие вопросы неуместны. С точки зрения тех, кто не столь склонен к апокалиптизму, вопрос более сложен, и, чтобы ответить на него, надо вернуться пораньше, к году как минимум 1997-му. Этот последний преддефолтный год был своего рода апофеозом былой стабильности и, конечно же, золотым веком для тех, кто ныне, горько плача, ежедневно объявляет о своей отправке в Магадан. Тогда свобода действительно достигла своего высочайшего уровня. Губернаторы делали что хотели, о свободолюбивых ичкерийцах и говорить нечего, олигархи карусельно доили казну, мэр Лужков устраивал для народа великолепные игры и цирковые представления, пресса несла что ни попадя, впервые открыв для себя сладость и упоение информационных войн, долги никто никому особенно не платил, и все (в смысле «все ныне плачущие») жили раздольно и счастливо, ибо приятный дождь из у. е. осенял их упоенные свободой гордые головы. Некоторая гордость мешала лишь задаться вопросами: подлинно ли режим 1997 года стабилен? способен ли он к устойчивому самовоспроизводству во времени?
Между тем вопросы довольно существенные. Если тогдашний парадиз был внутренне устойчив, тогда нынешнее положение дел, когда от всеобщей элитной вольницы мало что осталось, можно объяснять лишь злонамеренным внешним вмешательством. Красть, интриговать и жуировать вообще-то можно было и ныне, и присно, и во веки веков — но вторглась злая сила и обратила счастливую Аркадию в мерзость запустения. Кто эта злая сила, тоже довольно очевидно — тот, кто отметил первую годовщину своего тиранического правления, кто же еще?
Но возможен и другой взгляд, согласно которому в тогдашнем парадизе устойчивостью и не пахло, напротив — он представлял из себя идеальное воплощение девиза «apres nous le deluge». В этом случае роль В.В. Путина следует оценивать, исходя из того, придал ли он благодаря своим личным качествам этому все равно неизбежному потопу какие-то особенно ужасные и вредоносные свойства или же, напротив, по возможности смягчил и подтормозил обратный ход маятника, или же попятное движение идет само по себе, а Путин — сам по себе, и от него мало что зависит.
Сегодня, когда страшнее Путина зверя нет, интересно вспомнить, что представляла собой Россия во внутреннем и внешнем отношении год назад, когда согласно предположению все беды, собственно, и начались. Во внешнем отношении Россия находилась в состоянии полного изгойства, причем даже не в смысле термина «государство-изгой», обозначающего нечто вроде Ирака или Югославии, которых бьют, а они огрызаются, а в смысле еще более интересном — такое государство, которое отнюдь не огрызается, а находится в состоянии усиленного самоуничижения, каковое самоунижение, однако, лишь усиливает у державных соседей желание вытирать об него ноги. Год назад вся мировая пресса перепевала истории о неслыханных миллиардах, отмытых русской мафией в Bank of New York, и пересказывала не менее неслыханные разоблачения русских злодеяний, сделанные в Швейцарии международным вором Филиппом Туровером (кто-нибудь через год помнит это имя?). Чтение мировой прессы годичной давности сильно напоминало классическое стихотворение «Если в кране нет воды, то воду выпили жиды», только в роли последних фигурировали русские. Мировое сообщество обрело долгожданный универсальный объект для вытирания ног, и в воздухе довольно серьезно пахло суверенным дефолтом или какими-то иными в этом роде карантинными мерами против страны, окончательно записанной в зачумленные.
Не вдаваясь в вопрос, кто был прав, кто виноват, точно ли в кране не было воды или вода на самом деле была, констатируем лишь нынешнее положение дел: вселенская смазь кончилась, мода на вытирание ног об Россию проходит, отношение к российскому руководству в мире достаточно серьезное и уважительное, «русская мафия», с легкостью отмывающая деньги десятками миллиардов у. е. зараз, вдруг куда-то делась, будто ее и вовсе не было. Сомнительно, чтобы такие непосредственно наблюдаемые итоги были результатом курса на самоизоляцию и конфронтацию со всем цивилизованным миром — скорее, их можно считать результатами курса на побуждение цивилизованного мира к тому, чтобы соблюдать в отношениях со всеми державами, в том числе и с Россией, минимальные приличия, заключающиеся, по крайности, во взаимной холодной вежливости. Такую разновидность самоизоляции можно только приветствовать.
Что до дел внутренних, то год назад на глазах делался реальностью совершенно свободный выбор между Лужковым и Зюгановым. Кипучий московский мэр совершенно всерьез примерился к российскому престолу, и не вполне даже было ясно, что, собственно, может его остановить. Деморализация элиты (той самой, что ныне гордо возглашает: «Мы-ста, мы-обчество!») достигла высочайшей стадии, и вхождение в постельцинскую эпоху реально вырисовывалось в виде всероссийской кепки, а нынешние беззаветные борцы за свободу при виде Лужкова либо (это еще лучшие из них) засовывали свой вольный язык куда-нибудь сильно подальше, либо просто играли на лапу с известным своей приверженностью к свободе московским мэром. Президент РФ Г.А. Зюганов в этой ситуации начинал казаться еще не самым худшим исходом. Очевидно, однако, что как при худшем, так и при лучшем выборе из вышеозначенных равно прекрасных альтернатив все нынешние неприятности, постигшие СМИ и олигархов, показались бы идиллической первоапрельской шуткой. Если весьма умеренные попытки к восстановлению дееспособности государственной машины, к минимальной централизации, к указанию некоторым СМИ, что на всякое безобразие есть приличие, короче — к прекращению окончательного разврата власти суть кроваво-тоталитарный режим во всем его ужасе, то что сказать о подступавшем год назад истинном упоении властью? Зюганов, как человек слабый, явно не сдержал бы неистовый откат, даже если бы сам очень того желал, Лужков, как существо кипучее, и сдерживать бы не стал.
Тем самым простейший мысленный эксперимент показывает, что нынешний страшный тоталитаризм В.В. Путина есть чрезвычайно слабое подобие (примерно как коровья оспа сравнительно с оспой черной) того, что реально ожидало Россию год назад и с чем Россия в лице своей элиты довольно тогда спокойно мирилась.
Конечно, это в природе человеческой. В страшном декабре 1991 года Б.Н. Ельцин посредством Беловежского сговора сдемпфировал неизбежный развал СССР, не дав стране пойти по югославскому пути — за что теперь будет проклинаем до конца дней своих. Тогда же Е.Т. Гайдар, отпустив цены, спас страну от физического голода — за что его также ожидают пожизненные проклятия. Оно хорошо писать в книжках про то, как гений политика заключается в том, чтобы стать во главе неодолимой тенденции, дабы смягчать ее неизбежные эксцессы и держать ход событий хоть под каким-то минимальным контролем, — но ожидать благодарности за такое возглавление есть дело вполне бессмысленное. Забавно лишь, что в случае с В.В. Путиным благожелательное (т. е. то, которое прописано в ученых книжках) отношение к нему демонстрируют по преимуществу люди простые и некнижные, тогда как люди сложные и книжные при виде реализации благонамереннейших книжных рецептов бьются в такой истерике, будто книг сроду не читали и даже грамоте не обучены. Такова уж странная диалектика политической реакции, живым воплощением которой является наш президент.
Максим СОКОЛОВ
В материале использованы фотографии: Льва ШЕРСТЕННИКОВА