2 ГОДА ПОСЛЕ КРИЗИСА

От экономической разрухи ушли. Разруху в умах получили по полной.

2 ГОДА ПОСЛЕ КРИЗИСА

Даже самые оппозиционные каналы каждый день тебе показывают, что тема номер один — это державные дела и задачи. А вот жизнь бизнес-сообщества в России — это разборки, захваты заводов, уклонение от налогов и попытка отравить губернатора Тулеева. И ты волей-неволей чувствуешь себя подонком по факту непричастности к первой теме и причастности ко второму...

На днях в эфире «Эха Москвы» засек очаровательный диалог. В студии были политологи Георгий Сатаров и Сергей Кургинян и ведущий Сергей Бунтман. Рассуждали вот о чем: очередь доноров, желающих помочь пострадавшим от взрыва, была маленькой или большой? Кургинян сказал примерно следующее: для нашего нынешнего расслабона очередь была приличной, но для мобилизованного общества — очень маленькой. А я-то по своей врачебной привычке подумал, что число желающих сдать кровь будут сопоставлять с суточной потребностью ожоговых больных в донорской крови!

И тут же было сказано: нечего надеяться усмирить Чечню и справиться с террором, если и дальше будем пытаться идти по либеральному сценарию. Против нас затеяны нешуточные игры. Хотим выиграть — будем вынуждены прийти к старым добрым механизмам. Мобилизованное общество, мобилизованная экономика, национальная идеология. Вот так!

Когда в августе два года назад правительство Сергея Кириенко объявило дефолт — все боялись тотального экономического обвала. Не случилось. Опасались однобокого роста только экспорта сырья. Тоже пронесло: начался никем не ожидавшийся рост производства и «красной сборки» весьма сложных вещей. Все это совершенно очевидно произошло благодаря уходу государства из экономики (явно не по доброй воле правителей, но тем не менее) и включению либеральных механизмов выживания каждого в отдельности и экономики в целом. Экономический рост не был остановлен волной террора 1999 года и второй чеченской кампанией. Более того, выяснилось, что капиталистическая экономика вполне выдерживает такие нагрузки. Впрочем, это только для России было откровением: остальной мир давно такие азы знает. Но вот мое ощущение: на фоне либерального экономического роста через два года после августа 1998-го мы получили глубоко идеологизированную страну.

О чем говорили в Москве до дефолта, при позднем Ельцине, при первом и втором правительствах младореформаторов? Бонусы, оклады, медстраховки, планирование отпуска. Карьера. Рассылка резюме впрок, чтобы подстраховаться от выкрутасов твоего нынешнего работодателя. Счет в банке. Пластиковая карточка. Курсы английского, чтобы удержаться, а лучше продвинуться по служебной лесенке. Семья, гражданские браки, предохранение. Новинки концертной жизни, аудио и видео. Нормальные ценности общества потребления. Нормальная агрессивная жизнь для себя. Два года назад средний класс, ежедневно получая от «Савраски» и «Завтра» упреки в разрушении национальной экономики, обслуживании импорта и распродаже национальных богатств, открыто огрызался: а пошли вы на три буквы, маргиналы и социальные завистники! Это была интонация, очень хорошо слышная в эфире и видная на полосах изданий.

Интонация поменялась. Вроде бы те же рассылки резюме. То же планирование отпусков. Те же бонусы. Но все как бы между делом. От взрыва до взрыва. От одного эпохального геополитического события до другого. Украдкой, стыдясь. Да, мне вот тут повезло попасть в приличную контору на приличный оклад, но я знаю, что это нетипично. Но я не виноват, так получилось. Да, я знаю, что от террористов защиты нет, с Чечней дела очень серьезные, но вот мои шведы пока с рынка не уходят — ну ладно, буду на них работать. Да, я вот тут кидаю резюме по Москве, но знаю, что в провинции таких рабочих мест нет, и мне очень стыдно. Да, я вот тут еду на Кипр, но знаю, что бабульки сидят без пенсии, и мне очень неловко. Характерный инструктаж в московской семье, едущей в гости к провинциальной родне: «Ради бога, не говори моим, что мы предохраняемся. А то ведь Путин сказал, что Россия вымирает, а мои это принимают один к одному, ты ж понимаешь...».

Если вглядеться, перед нами не что иное, как концепция морального заложничества. Не имеешь права нормально жить, покуда в стране есть хоть одна мятежная территория, с которой несильно удается справиться; покуда в Москве от терактов гибнут люди и покуда бабушка в Орловской губернии не получает пристойной пенсии. Не имеешь права радоваться жизни и строить смелые планы. Выглядит логично: пир во время чумы, как мы знаем из классики, занятие сугубо неприличное и весьма небезопасное. А дорогая работа и энергичное потребительство, если их созерцать на фоне плачущей бабушки или лагерей беженцев из Чечни, — навскидку вполне похожи на этот самый пир. Но это только навскидку. «Патриотизм стыда» и концепция морального заложничества потрясающе экономически безграмотны. И вот почему. Никогда у армии не хватит денег на усмирение мятежной провинции и на собственное сохранение, пока не будет пристойной налогооблагаемой базы. То есть не будет нас, работающих и зарабатывающих. Никогда бабушка не получит сколь-нибудь приличную пенсию, пока не будет той же базы. Никогда у подразделений антитеррора не будет нужных спецсредств, натасканных собак и нормальных жалований, пока не будет той же базы. А ее не будет, пока раскидывателям резюме, которые претендуют как минимум на тысячу (и отнюдь не рублей) в месяц, и их работодателям не развяжут руки. Не освободят от стыда за то, что они живут для себя.

Но такого освобождения при нынешних настроениях ждать не от кого. Все вдруг вспомнили, что за Прохановым и Чикиным — миллионы читателей (стало быть — избирателей). А мы — одна нация, стало быть, надо проникаться ценностями и этой части нации.

И вот прониклись. Послушайте, о чем говорят почти все, кто вращается вокруг политики даже самые закоренелые правые. Патриотизм, государственность, державность. Территориальная целостность. Национальное единение. Срочно найти национальную идею. Вернуть России ее место в мире. Ни слова о потребительстве, о карьере, о рабочих местах, о революции амбиций. Я сравниваю наши и западные выпуски теленовостей: у нас напрочь отсутствует бизнес-раздел!!! Все, что мы видим по телевизору о российской экономике, — это сцены разборок между не поделившими завод директорами. Программ неполитических новостей, вроде старой парфеновской «Намедни», нет вообще. Стало моветоном говорить, показывать или писать про слой общества, который платит за товары с карточки. Жизнь для себя стала чем-то постыдным. И уж общественной ценностью быть точно перестала.

Вот людей в форме спрашивают, для чего они решают военные задачи в Чечне? И вот ответы. От стандартной «территориальной целостности» до абсурда «заставить чеченцев принять нашу нормальную христианскую систему ценностей». Включая и старое — «за державу обидно». Никто вам не скажет, что мятежную территорию усмиряют для того, чтобы она не мешала России строить нормальное, то есть комфортное потребительское общество. Военные не виноваты в том, что не видят своей задачи именно так: мы защищаем вашу нормальную жизнь. Политики не формулируют — вот военные и не видят. Хотя вменяемые страны если и усмиряют мятежные территории, то именно ради спокойствия граждан, а не ради идеи. Если видно, что процесс усмирения лишает страну нормальной жизни, в ход идут самые изощренные приемы политического менеджмента. Классический пример: ФРГ не стремилась присоединить ГДР, покуда добыча сама не свалилась в руки. Западные немцы слишком хорошо понимали: заниматься приращением державы, пока сам еле стоишь на ногах, — себе дороже. Сам сдохнешь и страну не воссоединишь. И ведь воссоединили!

У нас же никто не задает простенького вопроса: мы воюем в Чечне, чтобы достойно жить, или живем для того, чтобы воевать в Чечне?

Проблема несильно новая. России никогда не везло со спокойной, неистеричной, немобилизационной интонацией жизни. Как ни странно, подобная относительно спокойная интонация одно время обозначилась при Брежневе. Многие помнят рост производства потребительских товаров, взрыв кинолюбительства и внутреннего туризма в эпоху его правления. Весьма грамотный экономист Олег Витте (вроде бы родственник того самого Витте) говорил мне, что Брежнев (явно не осознавая того сам) стремился выстроить общество потребления. Эта линия наталкивалась на постоянное сопротивление главного идеолога страны Михаила Суслова: мол, незачем развращать народ. Не ровен час, захочет капитализма. Брежнев чисто по-человечески не понимал курса на аскезу: а за что тогда мы воевали в сорок первом — сорок пятом? За то, чтоб жить хуже всех? Говорят, министр обороны Дмитрий Устинов неоднократно предлагал Брежневу ввести или ЧП, или военное положение: а то, мол, страна донельзя распустилась. Никакого патриотизма, никакой мобилизованности — одни кооперативные квартиры, «Жигули», польские стенки и горки, американские джинсы и американская музыка. Брежнев упорно отказывался: страна нормально живет для себя, отстаньте!

Юрий Андропов и Константин Черненко больше склонялись к «стране, реализующей идею», чем к «стране, живущей для себя». Эпохи Михаила Горбачева и раннего Бориса Ельцина — это опять на какое-то время отодвигание «жизни для себя» на второй план. Тогда общество более было озабочено сломом уклада «как жить нельзя», чем поисками стандартов «как жить можно». Затем некая короткая стабилизация и тот самый внутренний расслабон — поживем для себя! (Пусть расслабон был не у многих, но все же...) Лишь два года передышки между идеей слома совка и новой идеей державности России. Лишь два года с моральными приоритетами «жизни для себя». Ну примерно от Хасавюрта до прихода неокоммунистов в Белый дом после дефолта. Маловато будет, а?

С новым помешательством на державности не только всплывают из политического небытия черт-те какие маргиналы. С этим же бзиком подрастает новое российское кино. Парадокс, но факт: в достаточно гадкие годы под бдительным оком цензоров наши киношники ухитрялись снимать достойнейшие безыдейные фильмы, воспевавшие «просто жизнь». Вспомните хотя бы классическую триаду ленинградского неореализма — «Мама вышла замуж» Мельникова, «Не болит голова у дятла» Асановой и «Дом строится» Когана и Мостового. Сейчас, когда вроде бы время соцзаказов прошло, в том же «Брате» (и первом, и втором) такое усердие в поисках национального героя и национальной идеи, как будто над душой авторов стоял весь идеологический отдел ЦК КПСС.

Да, постановка спутниковой тарелочки на балконе пока еще не рассматривается, как «слушанье контры». Но признаться в том, что слушаешь комментарии радио «Свобода», уже можно далеко не в каждой компании. На одном интернетовском сайте, посвященном радиовещанию, я видел такой ответ посетителя на вопрос о «Свободе»: это станция, цель которой раньше была — развалить СССР, а сейчас — не дать России стать сверхдержавой.

Очень хорошо видно стремление части команды Путина (а возможно, и самого ВВП) быть государственниками и патриотами только в надстройке и либералами в экономике. Конструкция очень красивая и вроде бы обеспечивает на какое-то время защиту от национал-радикалов. Мол, пусть лозунги будут ихние (утешительный приз), а экономические механизмы праволиберальные. А там, когда на выросшем буржуйском бюджете укрепится мощь державы, прохановцам можно будет сказать: «Видели?! Либерализм и державность совместимы!»

Но я думаю, что вряд ли все пройдет так гладко и сладко. Вызвавшись вести диалог со всеми-всеми, власть будет должна денно и нощно выслушивать нытье державников о несовместимости патриотизма и либерализма. А прохановцы будут требовать крови тех, кто хоть день работал в инофирме (разрушая национальную экономику компрадорством), или тех, кто хоть один цикл предохранялся пилюлями (лишая воюющую страну пушечного мяса). Открыто разругаться — нарушишь национальный диалог и единение. Прислушаться и что-то сделать в надстройке по просьбе национал-радикалов — тогда и от либерализма в базисе вряд ли что останется. Базис может просто разбежаться.

Ощущение очень скользкое, зыбкое. Рад бы думать, что это все мне просто кажется. Но поговоришь с одним, другим, третьим, посмотришь выкладки психологов и видишь: этот сон приснился очень многим.

Борис ГОРДОН