ПОВЕЛИТЕЛИ МУХ

Играем, вдруг слышу из зала: «Таракан, таракан». Какой еще таракан? Действительно, таракан, огромный такой, буквально вышел на сцену, этак не спеша, и смотрит на нас. Публика уже на нас не смотрит, всех интересует судьба таракана. Соревноваться с тараканом невозможно

ПОВЕЛИТЕЛИ МУХ

Удивительно, как можно подпрыгнуть и сесть на верх пианино, стоя к нему спиной? Паганель (Сережа Давыдов) выполняет этот трюк с легкостью. В прошлой жизни он был фрезеровщиком 4-го разряда на краностроительном заводе в Никополе и занимался брейк-дансом. Последние 9 лет он клоун.

Описывать клоунский спектакль — дело безнадежное, как соревноваться на сцене с тараканом, которого заметили зрители. Поэтому здесь только резюме, фотографии и обрывки разговора в гримерке перед началом спектакля.

Резюме: Клоунская группа «Микос»: возраст 9 лет, 500 спектаклей по всей Европе, получили «золото» на клоунском фестивале в Брюсселе и «серебро» — в Париже.

Имена: Николай Березов, Сережа Давыдов, Миша Усов, Сережа Иванов.

Образы: Белый клоун (он же Шайзе-Моцарт), Паганель (по-другому — Старик). Рабочий сцены (он же Дурак или Начальник гаража), Ле-наив (он как Ребенок до трех лет или Бабушка после семидесяти).

Репризы: отправление поезда (ту-ту-ту-ту-ту-ту...), игра с пианино, девушки с веслами, игра на раздевание, музыкальный пинг-понг, танец Паганеля, другие...

Режиссер: режиссера нет и никогда не было.

Реквизит: пианино, деревянная вешалка, стулья, живое кресло, шарики для пинг-понга (другой реквизит остался в Париже — у клоунов всегда проблемы с перевозкой реквизита).

Из разговора в гримерке:

— Не нравятся нам режиссеры. Мы все придумывали сами. Клоунада — такая специфика, создание такого мира, который только ты можешь увидеть и показать.

— Полгода назад появилась идея с Максимом Никулиным сделать на Цветном бульваре представление, спектакль, не знаю как назвать, когда собираются клоуны и работают полностью полную программу. Когда на манеже одни клоуны — это очень сложно. Получилось.

— Цирк — это другой кайф, это много труднее, но и интересно. Сцена удобнее арены — другая атмосфера, другой запах. В цирке приходишь на шоу — тебя сейчас будут удивлять. А в театре улыбнулся — и уже философия... Мы больше все-таки театральные клоуны. Это наша водичка.

— Играем, вдруг слышу из зала: «Таракан, таракан». Какой еще таракан? Действительно, таракан, огромный такой, буквально вышел на сцену, этак не спеша, и смотрит на нас. Публика уже на нас не смотрит, всех интересует судьба таракана. Соревноваться с тараканом невозможно.

В другой раз муха села на нос. Я ее легонько перегнал на плечо. Попробовал продолжить — она опять на нос... Потом французы приходят за кулисы с комплиментами: как вы муху отдрессировали!

— Петренко с нами хотел спектакль делать (оказывается, он с детства мечтал о клоунаде), ходил на наши спектакли, заходил в гримерку, но видел нас только в гриме и пригласил на «А чой-то ты во фраке?» Мы пришли, а он думал, что это просто зрители за автографами. Ему жена говорит: «Леша, ты смотри, это же те ребята, клоуны». Он: ах, твою мать, какие же вы молодые, я думал — вам лет по пятьдесят! Он даже побрился, как наш Паганель. Говорит, теперь я понял: чтобы быть клоуном, надо побриться. Потом мы сделали с ним три репризы. Один раз отработали, но у него столько своей работы...

— Некоторые фанатически клоунаду любят, но не понимают. А некоторые с опаской смотрят, но публика зато обалденная, все понимает и все кушает.

У нас самая строгая публика, ее не обманешь. Если нравится — душой любит.

Наши сразу ловят то, что в Европе не все понимают. Мы, например, отправляем поезд: ту-ту-ту-ту-ту... и наши сразу понимают, что это поезд. За границей это не сразу понимают, потому что там поезда ходят: фффффффффф... или вообще неслышно.

— Парижане — самая высокомерная публика. Они столько видят за месяц! Но пробьешь эту стену, и они уже как дети радуются. Им бы еще посмотреть, а тут — финал. У нас ведь спектакль идет по нарастающей. Потом еще раз приходят. В Париже это была борьба, полтора месяца, каждый день. А южнее, ближе к Италии, уже другая публика...

— Были клоуны, у них первая реприза всегда начиналась так. Они выходили с большим чемоданом, раскрывали его, и оттуда выбегали минимум 50 кошек, которые мчались по всему залу и прыгали по зрителям, как пантеры. Они держали этих кошек минут двадцать в чемодане. Те одуревали от темноты, а тут цирковой свет...

— В Германии я что-то налажал на пианино, а из зала кто-то басом: «Шайзе-Моцарт!» Теперь я Шайзе-Моцарт. На сцене я человек в черном, во фраке, а в жизни костюм ненавижу. Жену я шесть лет назад увез из Германии, и она не хочет туда возвращаться. Жена-немка — самый удобный и дешевый способ изучения немецкого языка.

— С моим образом Паганеля у меня вообще ничего общего. Даже моральные принципы разные. Мой образ тянется к небесам, а я приземленный такой человек.

— Мой образ — дурак в разных обстоятельствах. Но дурак в хорошем смысле, не дебил. Идешь от себя. Ставишь в предлагаемые обстоятельства и немножко характерности добавляешь, чудоковатости. Внутренний юмор в себе собираешь по кирпичикам. Стержень остается, детали добавляются.

— Клоунада — невозможно сказать, что это. Может быть, подглядывание за людьми. Мы не пытаемся смешить, мы просто существуем, а публика подглядывает. Клоуны больше всего философы.

Марк ШТЕЙНБОК