ДИ КАПРИО И БОЙЛУ —ПРЕМИЮ ЛЕНИНСКОГО КОМСОМОЛА

Я смотрел фильм, буквально вытаращив глаза

ДИ КАПРИО И БОЙЛУ --ПРЕМИЮ ЛЕНИНСКОГО КОМСОМОЛА

Сколько фильмов снял Бойл, режиссер фильмов «На игле» и «Пляж», я не знаю. Я только эти два фильма и видел.

Существование этого режиссера для меня вообще некоторая загадка. Скажем, в первом фильме есть такой кадр — главный герой роняет в унитаз пакетик с героином и спускает воду. Шок. После этого он забирается в унитаз с головой и ныряет в некую мутную темно-синюю акваторию — ныряет за героином и долго там плавает. Как будто в унитазовом океане. Затем снова вылезает из унитаза. И хлюпая ботинками, довольный собой, идет домой, сжимая свой пакетик.

Абсолютно потрясший меня своей простотой образ. До Бойла поганую чернуху о наркоманах снимали сотни и тысячи людей. И ничего. Ничего не происходило. Он первый умудрился понять, что над ними нужно не плакать, а смеяться. Это абсолютно пронзительный, иногда страшный, иногда смешной, но абсолютно чистый фильм.

Еще тогда, когда я видел на кассете эту самую картину «На игле», ставшую чрезвычайно модной года четыре назад, я все время хотел остановить пленку и понять — что происходит со мной, когда я это смотрю? И не мог остановить — было интересно, что там дальше. Так и досмотрел до конца.

Теперь, посмотрев второй фильм этого режиссера, я понял, что со мной тогда происходило.

Фильм, ставший культовым из-за того, что наркоманство показано в нем вроде бы легко и с юмором, — на самом деле единственный виденный мной за последнее время ВОСПИТАТЕЛЬНЫЙ фильм. То есть фильм для ребят, которые хотят о себе что-то увидеть, хотят себя хоть как-то узнать.

Его необычайно сильный моральный заряд идет от того, что Бойл не пожалел своих друганов: он сказал о них все, что думает, как мог бы сказать за кружкой пива в пабе (если бы ему при этом не разбили голову этой кружкой). Вот и получился фильм, моральный не по-голливудски, а по-настоящему.

В нем я увидел отголосок своей собственной юности — там была и романтика первой дружбы, и ужас молодой глупости, и скотство, тоже свойственное этой самой молодости, и много чего еще, о чем мы уже порядком забыли, хотя когда-то нас учило этому, и нормально учило, старое и хорошее советское кино.

Вот именно это меня и поразило — кино было вроде культовое, английское, наркоманское, а оказалось добрым, советским.

Но тогда я этого не понял. Понял я это сейчас, когда посмотрел фильм «Пляж».

В «Пляже» главная находка (она же мулька, она же фенька, если вам так больше нравится, хотя я сомневаюсь, что вам это нравится) — участие Ди Каприо в главной роли.

В отличие от большинства живущих и смотрящих я, например, знаю, что Ди Каприо — не ходячий манекен для выжимания девичьих слез, а по-настоящему большой актер. Однако, как, впрочем, и по большинству других вопросов, человечество в этом вопросе разделилось. Одни покупают значки и майки с Ди Каприо, другие его ненавидят.

Каприомания, между прочим, — вещь далеко не случайная. Фильмы подобные «Титанику» как бы заново открывают у людей способность глубоко дышать. Да, пусть у молодых людей. У очень молодых. Ну и что с того?

Эстетике ботинок с толстыми подошвами нужна хоть какая-то альтернатива. Народ не только у нас, но и в мире задыхается от однообразия дешевого и дутого «экстремала» и прочей чепухи. Но это я так, к слову.

Итак, для одних Ди Каприо в силу своей романтизированности — идол, для других — тошниловка.

Первый свой фильм Бойл снял про ребят, которые все время на кого-нибудь тошнят — на себя, на соседа, на друга, на окружающую жизнь. Он им сказал: ну хватит тошнить. Уже было смешно, уже было страшно. А теперь скучно. Хватит жечь свою энергию. Надо жить. А энергию держать при себе. До поры до времени.

Все его герои в фильме «На игле» — страшные, дебильные подростки (глубоко при этом симпатичные и живые) — абсолютные антиподы милому, обаятельному, но абсолютно облепленному девичьими грезами Ди Каприо. Эти девки на него столько своих грез налепили в мировом масштабе, что он уже почти скончался, почти задохнулся, этот симпатичный толстенький миллионерчик.

И вот Бойл приглашает Ди Каприо в свой второй фильм.

Это была для меня абсолютная сенсация. Абсолютный шок. Да что там для меня! Многие, наверное, уже потирали руки — полная несовместимость. Вот ужо провалятся молодой английский выскочка Бойл и сладенький Ди Каприо. Это вам не английская чернушка, в силу каких-то сложных рыночных механизмов или случайных причин выскочившая в чарты. Это нормальная голливудская работа со звездами, дорогая и с претензией, на которой Бойл обломает зубы.

Но они не провалились. Не обломали зубы.

Нет. Не провалились и не обломали.

Я смотрел фильм, буквально вытаращив глаза. Я уже просто ничего не мог понять.

Бойл снял фильм... про трагедию коммунизма.

Сейчас! Сегодня! Когда от коммунизма уже и следа не осталось! И тем не менее это так.

Двадцать молодых ребят живут на заброшенном островном пляже где-то на побережье Таиланда. Абсолютно дикое место. Идеальный пляж. Чудовищная красота.

Это место запретное, таинственное. Найти его можно только по карте. Это их территория, их земля. Они не хотят никуда уезжать, они хотят тут жить вечно. Или думают, что хотят. Они дали слово наркоторговцам, которые выращивают на этом острове опий, что их коммуна не будет увеличиваться. И вот на остров прибывают три незнакомца...

Сюжет, конечно, пересказывать не буду. Сюжет — вообще самое слабое место картины.

Самое сильное в картине — это лица людей. На них полыхают такие эмоции, от которых мы, наверное, отвыкли не только в кино, но и в жизни. Абсолютно яростная открытость. Забытая открытость.

Они действительно открыли на этом острове, что можно вот так любить друг друга, а вечером не смотреть телевизор, а петь песни, сидеть у костра, молчать, молиться какому-то своему богу.

И вот тут-то и оказывается, что ради этой всеобщей любви нужно принести некоторые жертвы. Попросту говоря, кто-то обязательно должен умереть, чтобы всем остальным было хорошо.

Кто должен умереть — решает вождь. В данном случае вождь в юбке.

Я смотрел фильм и, как сказано было выше, не верил своим глазам — господи, я же все это пережил двадцать лет назад. Мы все это пережили. Это же наша, подпольная, советская контркультура. Все эти наши коммуны, кружки, клубы, слеты, хипповские, коммунарские, театральные, художнические, каэспэшные, не знаю, какие еще. Откуда у них-то все это взялось теперь?

Впрочем, откуда взялось — понятно.

Не ветром, конечно, надуло. И дело тут совсем не в «молодежной» проблематике. Идеальный пляж — это тотальная сегодняшняя мания. Всего человечества. Вернее, цивилизованного, более или менее сытого человечества. К которому, как выяснилось, и мы имеем честь принадлежать.

Сделаю одно признание: фильм «Пляж» я смотрел в литовском кинотеатре на английском языке с литовскими же субтитрами.

Мы приехали в Палангу к своему любимому белому песчаному пляжу, к прохладному морю, к чистейшему воздуху, к уюту дюн и сосен. Ко всему, что нам с женой в детстве показали родители. А теперь мы приехали сюда с собственными, уже довольно большими детьми.

Две недели отпуска — удивительное и кошмарное время, когда человек одновременно жутко кайфует от нахлынувшей свободы и жутко тоскует о потерянном времени, о проходящей жизни.

Было грустно и здорово.

В Паланге все по-прежнему... и все не так. Совсем мало русских. Немножко немцев и белорусов. Очень много литовцев. Дикое количество новых гостиниц и ресторанов. Это совсем другая страна, совсем другое время, но ты... ты приехал сюда за какими-то прежними ощущениями. И ты их находишь в целости и сохранности! Концерт классической музыки в Музее янтаря. Парк с подстриженным газоном. Кусты вместо заборов. Цветы вместо помоек. Белый песчаный пляж, по которому можно бесконечно идти, щурясь на солнце.

Пляж! Вот оно, самое главное — пляж!

Волшебный краешек земли, по которому ты идешь босыми ногами, зачем? А вот затем, чтобы вырваться, чтобы что-то почувствовать.

Поиск пляжа — тотальная болезнь всех, у кого есть деньги, чтобы долететь до этого пляжа. Чтобы вырваться к чему-то чистому и уютному. Мы, россияне, рвемся прежде всего к чистым и уютным гостиницам и барам. Западные люди рвутся к чистому лесу и морю. (В Паланге, кстати, можно найти некое условное сочетание того и другого.) Неважно. Идеальный способ релаксации, отдыха, восстановления сил — отпуск — в конце двадцатого века превратился в чистейший идиотизм. Если ты живешь для того, чтобы на две недели любой ценой вырваться из этой жизни, — зачем ты вообще живешь?

Герои «Пляжа» решают эту дилемму просто — они хотят остаться на пляже навсегда. Простота и наивность таких решений — вторая болевая точка западной цивилизации, найденная в фильме дико точно и просто.

Чтобы решить любую проблему, западный человек сразу лезет в бумажник. Он хочет просто купить то, что ему надо. Они дико наивные и простодушные, эти западные люди.

Некоторое время назад мне казалось, что эта наивность от правильности, от моральной устроенности их жизни. Но вот посмотрел «Пляж», и возникла совсем другая версия. А если они просто отстали? Не только мы от них, но и они от нас в чем-то глубоко, почти безнадежно отстали?

В частности, отстали от нас в решении этих вот самых моральных конфликтов. Смешно сказать, но в нашей советской литературе (как детской, так и взрослой) этот конфликт давно уже решен! Вы будете смеяться — решен в пользу личности, в пользу индивидуализма! Вспомните наши фильмы, наши книжки — мы знали о том, что нельзя уничтожать одного ради счастья многих, еще двадцать лет назад! Отчего же эта история вновь и вновь всплывает перед глазами — теперь вот благодаря Бойлу и Ди Каприо?

А видимо, она бесконечна, эта история. Теперь она восстала из пепла уже благодаря другой социальной ситуации — полной сытости и полной скуки, когда нужно, необходимо испытать хоть какие-то свежие ощущения! Оттого и секты, оттого и пляжи. Оттого и экстремал.

Наверное, многие наши зрители упрекнут Бойла в излишней мягкости, нерешительности — недостаточно жестко он разоблачил трагедию коммунальности, трагедию коллективизма-коммунизма, как идеи. Трагедию нынешних тоталитарных сект. Недостаточно круто разоблачил. А в том-то и дело, что Бойл западный, а не русский художник, не ходит он с остро отточенной идеей наперевес.

И в последних кадрах фильм, как хорошая машина, вдруг с визгом резко газует назад!

...Ди Каприо входит в Интернет-кафе. Смотрит вокруг. Вокруг — дебиловатые лица тех, кто живет так изо дня в день, не отрывая глаз от монитора.

У него другое лицо. Живое. Обветренное. Он вернулся из другого мира. Из настоящего. Поразительный финал.

И он, извините, действительно заставляет задуматься. Что ж делать-то? Как жить?

Ох, давно я ничего такого не думал, выходя из кинозала. Хоть и не понял ни черта из диалогов на английском, кроме пошел ты и сюда твою растуда.

И еще я подумал не только о фильме, но и об актере.

Поразительный актер-одиночка среди длинного ряда очень похожих мужиков Голливуда, которые ничего не могут сказать другого, кроме одной, по сути, фразы: я мужик, ты понял?

Может, это и нужно говорить, нужно повторять, как «Отче наш», утром и вечером? Но это уже какая-то другая, почти медицинская проблема.

И мне она неинтересна.

А вот Ди Каприо — он о другом.

О чем же? На самом деле он по-своему очень похож на этих голливудских тупоголовых по типу поведения. Хоть он и мягкий, почти изнеженный, по-девичьи пухловатый, поразительно гибкий и ускользающий тип. Но. Он — из той распространенной ныне породы, которая как бы ничего не боится. Не останавливается, вернее, ни перед чем. Абсолютная реактивность. Безбашенность, как сейчас говорят, столь любимая современным искусством, в том числе и режиссером Бойлом, его чуть ли не первейшим столпом.

Абсолютная нетипичность Ди Каприо в том, что он передал этот вполне типичный характер не масками, как это сейчас принято в Голливуде, а чувствами. Он умеет так цепенеть, так удивляться, так радоваться, так визжать, что ты вдруг вспоминаешь: вообще-то человеческое лицо создано для передачи чувств.

Богом создано для этого.

Но Бойл и здесь идет до конца в своем безжалостном моральном обличении: человек, лишенный чувства страха, лишенный чувства опасности, аморален не меньше, чем аморален трус. Человек, почти не знающий колебаний, одержимый целью, — жесток.

Но и здесь непонятно. И здесь зябко и холодно. Героя Ди Каприо не любить невозможно. Так любить его или бояться? Или и то и другое?

Мой пятнадцатилетний сын, выйдя после сеанса, сказал: «Плохое кино». — «Почему?» — изумился я. Уж насчет него-то я был уверен: ему-то этот фильм был в самую точку, так мне казалось. «Не хочу смотреть кино про психов, которые готовы убить друг друга ради какого-то пляжа», — сказал он.

И сколько я ни доказывал, что фильм интересный и правильный, он стоял на своем.

«Психи, — упрямо говорил он. — Не хочу смотреть такое кино».

...Хорошо бы это убеждение не покидало его еще лет десять. Хотя бы десять.

Борис МИНАЕВ