НАШИ ПАВШИЕ КАК ЧАСОВЫЕ

Прославление Собора новомучеников и исповедников Российских совпало с трагедией субмарины «Курск»

НАШИ ПАВШИЕ КАК ЧАСОВЫЕ

В церковной жизни такого рода события — всегда великие праздники. Но людям еще надобно заслужить участие в празднике. Чтобы в придачу к прочим грехам не предстать лицемерами. В день прославления мучеников большевизма был назначен концерт на площади перед храмом Христа Спасителя. Видели мы эти концерты... Слава Богу, концерт отменили в знак скорби о мучениках Баренцева моря. Пацаны с «Курска», сами того не ведая, уберегли нас от искушения. Дали нам возможность, после пышного молебна с участием семи православных патриархов, армянского католикоса, Церетели с Лужковым, Глазунова с Михалковым и претендентов на русский престол от партии «Кирилловичей», остаться наедине с нашими святыми.

Вот мы с ними наедине.

Мы на них глядим, они глядят на нас.

Каждая сторона глядит на другую вопросительно.

Зачем, вообще говоря, нам нужны святые?

Ну как же! Красиво!

Да, пожалуй... Но странная, скажем прямо, красота.

Юродивый, спящий в сыром подвале... Отшельник, не моющийся годами... Святитель, читающий Евангелие чукчам... Мученик, сваренный в кипящей смоле в древнеримском гестапо...

Позолоченная икона — и котел со смолой: почувствуйте разницу.

Красиво? Все-таки — да.

Святость жизни, будь то уединение в пустыне, духовное наставление дикарей или крестные муки, — та красота, что, по Федор Михалычу, спасет мир. Она его спасет, в сумме перевесив наше причесанное, прилизанное, залакированное до коросты безобразие.

Святым подражать глупо, нельзя. Святость не следствие воспитания, не моральный кодекс, но подарок судьбы. Расхожая мысль кого-то из философов Серебряного века: при Николае I пол-России смотрело на Серафима Саровского, пол-России — на Пушкина.

Только ведь еще вопрос — как смотреть?

Повесить на стенку икону или портрет Пушкина — дело плевое. Гораздо труднее каждый час иметь в виду — Пушкина ли, преподобного ли Серафима. Быть и у них на виду.

Наши отношения со святыми — подобно случаю с матросами с «Курска» — лишены обратной связи. Не с их — с нашей стороны. Мы знаем: они нас обслуживают, они на нас горбятся, на каждого и на всех вместе, но сами что-нибудь сделать для них не способны. Что мы, скажите, способны сделать? Мы тут, они — вон где!.. И вообще: чтобы мы про них вспомнили, надо случиться ЧП. От ЧП до ЧП мы свободны.

Святые для нас вот именно сфера обслуживания, никак не «области заочны».

— Сын двойки таскает? Поставь свечку преподобному Сергию. Тот в детстве тоже был тупой-тупой, а погляди, в святые выбился...

Пошел поставил свечку. Сын тройку притащил. На радостях стол накрыли. Ну, спасибо тебе, преподобный Сергий. Будь здоров!..

Наши отношения со святыми — вроде отношений старика и Золотой рыбки. Почему-то старик ни разу не спросил: «Чего тебе надобно, рыбка?».

Почему-то мы не спрашиваем себя: нужны ли мы нашим святым? А если нужны — зачем?

Для прославления святого, по церковной традиции, требуется наличие мощей, народного почитания и свидетельство о чудесах.

Но главное — на то нужна Воля Божия.

Архиерейский Собор Московской Патриархии прославил 1200 новомучеников и исповедников. От расстрелянных царя с женой и детьми до безымянного солдата, весной того же 18-го отказавшегося расстреливать в Богородске престарелого протоиерея Константина Голубева... Так его свои же, заодно с попом, порешили.

Весь этот век в Свердловске туристы шли поглазеть на Ипатьев дом, а в Ногинске (переименованном Богородске) несколько старух приходили тайком в лесок, на холмик без опознавательных знаков, и поминали там отца Константина «и иже с ним» (со священником и солдатом была убита простая крестьянка).

Было ли это народным почитанием?

Эти две могилы еще уцелели, прах Романовых упокоился в Петропавловской крепости, с почестями погребены Богородские мученики... но где лежат прочие тысяча двести — нет, многие десятки тысяч расстрелянных, замученных в ГУЛАГе? Кто скажет? Кто покажет нам те места? Где мощи?

Мы сами знаем те места. На костях новомучеников там построены заводы, жилые дома и предприятия сферы обслуживания. Странно, что из водопровода в тех местах ни разу не хлестала кровь. Можно было бы теперь взахлеб говорить о явленных чудесах.

Но скорее всего — случись подобное — жильцы просто позвали бы водопроводчика: «Сереж, это ржавчина, что ли?..»

Так что не приходится в нашем случае говорить ни о мощах, ни о народном почитании.

Чудеса — да, были. Главное чудо — Церковь наша на исходе века привстала с колен. Пошатываясь, цепляясь нелепо за стоящих рядом сильных мира сего, не слишком понимая, куда теперь идти, но все-таки привстала.

В ее положении, кроме как на святых, рассчитывать больше не на кого.

Чудо — сам факт прославления новомучеников. Еще в конце 80-х почтенные иерархи РПЦ публично заявляли: гонений на верующих при советской власти не было, суровому, но справедливому наказанию в полном соответствии с Уголовным кодексом подвергались лишь непримиримые, лютые враги.

И когда во время прославления 20 августа почтенные иерархи клали земные поклоны перед иконой новомучеников (о которых они говорили как о своих лютых врагах) — право, хотелось думать, что это сыновняя просьба о прощении за вчерашнее малодушие. Возвращение блудного сына было, в общем, тоже чудом. Для всех, за исключением отца, который ждал его возвращения.

Нам просить у новомучеников прощения еще только предстоит.

Нет села в России, где не был взорван, разрушен, осквернен храм. Священника, пономаря, певчих перед этим выводили под белы рученьки, сажали в грузовик... и больше их ни в одном селе не видели.

Господи! Как повернулось бы колесо истории, когда бы в каждом селе нашелся хоть один солдат, опустивший оружие, хоть одна крестьянка, заслонившая батюшку, — того, что крестил ее и ее детей!

Не повернулось колесо. Никто не вышел из толпы зевак.

Лишь теперь откуда-то с небес доносится тихий скрип.

И нам не сетовать надо, что молодые настоятели ходят по дворам с протянутой рукой, — на коленках надо ползти к этим оскверненным нашими предками храмам: «Чего тебе надобно, рыбка?»

Рыба, кстати, самый древний символ Христа.

Рядом со Христом распяты были на Голгофе два разбойника. Первый клял Спасителя почем зря. Второй, видя, что Иисус мучается безвинно, просил помолиться о нем, грешном.

Христос ответил: «Ныне же будешь со мной в Раю». Так разбойник благоразумный стал первым святым.

Когда сегодня говорят о политическом подтексте канонизации (Патриархия, мол, сделала уступку монархистам), когда заявляют, что царя Николашку никто добрым словом не помянул бы, кабы его не расстреляли, — хочется напомнить о благоразумном разбойнике.

Николай Александрович искупил свою вину перед русским народом — таковая, наверное была, раз он сам ее чувствовал — тем, что не покинул землю, по которой вовсю разливалась безвинная кровь.

Пусть бросит в его икону камень тот, кто ходит по нашей земле не содрогаясь.

Еще десять лет назад в печати появились первые призывы к Патриархии вслед за Русской зарубежной православной церковью канонизировать новомучеников. Причем именно соборно канонизировать, как поступила в 1981 году РЗПЦ. Нам тогда, в неведении грядущих испытаний, казалось: чем скорее это случится, тем будет лучше.

Богу виднее, когда такое должно случиться.

Бог назначил канонизацию на 20 августа.

В тот день команда «Курска» переступила «критический рубеж».

Или это мы в тот день его переступили?..

Россия в иссякающем веке разом обрела в десятки раз больше мучеников, чем их было за всю историю христианства. Едва ли не таковы же наши потери в войнах, социальных и стихийных бедствиях — по сравнению с жертвами, принесенными всем человечеством на алтарь истории. Гордиться этим? Стыдиться?

Мы стоим перед сонмом ушедших. У нас всего два решения.

Признать себя страной мертвых.

Или опереться на крепкие плечи ушедших — и зажить в полный рост.

Михаил ПОЗДНЯЕВ