Геннадий ТРОШЕВ: ШАШКОЙ КАВКАЗСКИЙ УЗЕЛ НЕ РАЗРУБИШЬ

Так оценивает нынешнюю ситуацию в Чечне командующий войсками Северо-Кавказского военного округа

Геннадий ТРОШЕВ:
ШАШКОЙ КАВКАЗСКИЙ УЗЕЛ НЕ РАЗРУБИШЬ

— Геннадий Николаевич, спустя год после начала контртеррористической операции считаете ли вы, что военное решение было единственно верным?

— Если быть откровенным до конца, минувшей осенью меня терзали сомнения: а стоит ли вводить войска в Чечню, не повторится ли ситуация осени 96-го года, когда политики фактически предали армию? Но сегодня я убежден: ввод федеральных сил в ЧР был абсолютно правильным. И весь ход военной операции не только развеял кое-какие сомнения на этот счет, но и лишний раз убедил, что с терроризмом и бандитизмом необходимо бороться исключительно силовыми методами. Сколько уничтожено баз боевиков, изъято оружия и боеприпасов! Сотни тысяч единиц! Такого количества вполне хватило бы на несколько локальных конфликтов.

— А что происходит в Чечне сейчас?

— Уже несколько месяцев на территории республики не ведутся боевые действия. Последнее крупное боестолкновение произошло в селении Комсомольское, где была уничтожена банда Гелаева. Войска объединенной группировки федеральных сил контролируют практически все районы Чечни, в том числе и горные. Располагаясь в базовых районах, они проводят поисково-разведывательные мероприятия по выявлению и уничтожению разрозненных групп боевиков, помогают налаживать мирную жизнь... А одной из главных задач по-прежнему остается поимка главарей бандитов, которые еще скрываются.

— Кстати, многих интересует этот вопрос: почему до сих пор не пойманы Басаев, Хаттаб, Бараев, Гелаев?

— Начнем с того, что некоторые известные фигуры либо уничтожены, либо уже находятся в следственных изоляторах. Названные вами фигуранты еще скрываются, причем на территории Чечни, среди местных жителей, родственников. А те боятся их выдать или рассказать о местонахождении. Потому что запуганы... Нас нередко упрекают в отсутствии должной разведки, агентурной работы. Но ведь нельзя не учитывать тейповые, родственные отношения. Это основа основ в жизненном укладе чеченцев, других народов Кавказа. Сейчас наступило то время, когда сами чеченцы должны подумать о своем будущем, о будущем своих детей, которые годами не сидели за школьными партами, о своих стариках, уже несколько лет не получавших пенсии. Если говорить о вариантах дальнейшего разрешения чеченской проблемы, то он один: чеченцы должны сделать шаг вперед, армия — назад.

— Способен ли нынешний глава администрации Ахмад Кадыров, по вашему мнению, навести порядок без помощи армии?

— Кадыров публично осудил действия террористов, ваххабитов. Открыто призвал чеченцев бороться с бандитами и уничтожать их. Согласитесь, это позиция. В отличие, скажем, от тех чеченских лидеров, которые находятся за пределами республики, в Москве, он пользуется авторитетом среди старейшин, духовных лидеров. Но вместо того, чтобы активно создавать и использовать местные органы власти, республиканские и районные правоохранительные структуры в наведении элементарного порядка, глава администрации хочет сделать это руками российского солдата... Еще раз хочу подчеркнуть: основную работу по налаживанию мирной жизни должны вести сами чеченцы. И бандитов выявлять — в первую очередь. Ведь именно местные жители знают: кто находится в отрядах боевиков, а кто прячет оружие в селе. Я неоднократно повторял Кадырову: «Ахмад, надо сегодня заставить всех тех, кто еще находится в горах с оружием, вернуться домой, разобраться с каждым. Больше встречаться с людьми...» Но вместо того, чтобы решать эти вопросы, ближайшее окружение Кадырова бросилось делить власть.

— Изменился ли за это время, так сказать, простой чеченский народ? Вы ведь сами родом из этих мест, жили среди них...

— В прошедшую войну чеченцы видели в лице армии оккупантов, поработителей. Сейчас ситуация совершенно другая. Народ вдоволь накушался той свободы, которую имел три года. Люди устали от беспредела и открыто осуждают прежний режим. Разве это не показатель меняющейся психологии.

— Изменилась ли психология российского солдата, который уже год в тяжелейших условиях выполняет боевые задачи?

— Конечно. Солдат, офицер на этой войне, как, наверное, никто другой, сознает, что он защищает интересы своей страны, а не какой-то группы людей или партии. Вспомните, как подорвала незаконченная кампания 1994 — 1996 годов моральный дух войск, как обошлись некоторые СМИ с собственной армией! Сейчас все по-другому. Российский солдат уничтожает бандитов и террористов. И самое главное — чувствует поддержку своего президента, своего народа.

К сожалению, война без потерь не бывает. Гибнут прекрасные молодые парни. Мы склоняем головы перед памятью павших. И в то же время обязаны подумать и позаботиться о тех, кто прошел через все испытания на этой и той войне.

— Существует такое понятие, как поствоенный синдром...

— Я об этом и хочу сказать. 18 — 20-летние ребята насмотрелись в Чечне такого, что большинству наших сограждан не приснится даже в кошмарном сне. Подобные душевные травмы остаются на всю жизнь. Воевавших ребят надо поддержать не только родственникам и близким — всем. Не дай бог, чтобы получилось так: был на войне — был нужен, пришел домой — все, кроме родни, отвернулись и забыли. Подобное было после афганской войны, первой чеченской... Многие спивались, уходили в криминальные структуры. Неужели государство в очередной раз наступает на те же грабли?! И еще нельзя выделять одних, забывая о других.

— Вы имеете в виду материальную поддержку родственникам погибших моряков «Курска», которая исчисляется сотнями тысяч долларов?

— Когда стали поднимать вопрос о выплате таких огромных денег, я сразу внутренне восстал против этого. Потому что невольно возникла аналогия: а как быть с тысячами тех солдат и офицеров, кто геройски погиб в Чечне, выполняя приказ? Почему родственники погибших на войне ребят должны получать в десятки раз меньше? Ведь, кроме раскола, моральных ущемлений, недовольства, это ничего не принесет. Это первое.

Второе, о чем не имею права не сказать. Гибель моряков в Баренцевом море — это трагедия, боль всего нашего народа. Но нельзя из этого делать политическое шоу. И пользуясь этим, чернить и обвинять президента, руководство Министерства обороны, весь Военно-морской флот. Техногенные катастрофы — это не наша национальная специфика. Они бывают во всем мире, к сожалению.

— Давайте вернемся к сухопутным делам, к солдату, который выполняет боевые задачи на Северном Кавказе.

— Нашему российскому солдату цены нет. Это преданный своему Отечеству человек. Он, не задумываясь, идет в бой с бандитами. Знает, что может не вернуться. Даже те, кто получал ранения, после выписки из госпиталя рвались на передовую. Таких примеров тысячи.

— А солдаты-контрактники, больше месяца пикетировавшие штаб Северо-Кавказского военного округа в Ростове-на-Дону?

— Это совсем другое дело. Контрактники осознанно шли заработать деньги — в первую очередь (не все, конечно, но большинство). А как узнали, что не будут выплачивать «боевые», сразу встали с плакатами. И в грудь себя бьют перед телекамерами: какие мы герои там, в окопах!.. Стыдно просить деньги у государства за то, что находишься в Чечне. Ведь быть там не означает, что ты автоматически принимаешь участие в боевых действиях. Все, что положено контрактникам, выплачено. Обидно только, что некоторые СМИ поспешили их сделать этакими «борцами за справедливость»...

— Недавно вы побывали в Закавказье, вели переговоры с военным руководством Грузии, Армении, с жителями этих республик. Каково их отношение к происходящим событиям в соседней Чечне?

— Я еще раз убедился в том, что люди там также переживают за дальнейшую судьбу Северного Кавказа, как и в России. Они поддерживают нас, более того — подчеркивали, что если бы российские войска не начали в минувшем году уничтожать бандитов, терроризм перекинулся бы в их республики. Я не услышал ни одного упрека в свой адрес.

Касаясь территории Панкийского ущелья (на границе Грузии и Чечни) — там проблемы остаются. И в первую очередь из-за баз боевиков, которые там имеются. Руководители грузинского военного ведомства знают об этом, только публично стараются не говорить. В беседе с министром обороны Грузии и начальником Генерального штаба я подчеркнул, что надо принимать решительные меры, пока не поздно. Доступ в Чечню бандитам перекрыт. Куда им деваться? Складывать оружие они не собираются, будут делать вылазки уже на территории Грузии... Нужно действовать. Иначе проблему не решить. С терроризмом надо бороться только силовыми методами. И повсеместно.

— А почему не проявляет решительности в борьбе с терроризмом президент Ингушетии Руслан Аушев?

— Аушев ведет двойную игру: и вашим и нашим. Как было и в ту войну, когда он заигрывал с Дудаевым. Так и сейчас. Ведь не секрет, что некоторые главари бандитов (Гелаев, Бараев) бывают в Ингушетии, бандитские группы то и дело совершают нападения на колонны, блок-посты российских войск опять же на территории Ингушетии. Но Аушев предпочитает обвинять всех и вся, кроме бандитов: то командование группировки федеральных сил, то руководство МВД. Ему выгодно сегодня иметь лагеря беженцев на своей территории. Непонятно только, почему бы такие лагеря не разместить в Чечне, к примеру, в Гудермесском или Веденском районах. Гуманитарная же помощь, выделяемая беженцам в Ингушетии, часто оказывается в горах, у боевиков... В общем, странным образом президент Ингушетии радеет за мир на Кавказе.

— На любой войне успех операции зависит от умелого руководителя. Имена генералов нынешней чеченской кампании у всех на устах: Казанцев, Трошев, Шаманов, Булгаков... Но каждого оценивают по-своему, даже ходили слухи о том, что были, к примеру, у вас разногласия с Шамановым?

— Я слышал об этом. Такие слухи опять же подогреваются некоторыми недобросовестными журналистами. Никаких разногласий в руководстве группировки не было и не могло быть. Другое дело, если вести разговор о методах и способах достижения результата. На западном и восточном направлениях они были разными. К примеру, когда я командовал восточной группировкой, действовал по такой схеме: прежде чем нанести огневой удар в направлении того или иного населенного пункта, с группой офицеров выезжал на переговоры и с местной администрацией, а если необходимо, то и с представителями боевиков. Ведь разрушить дом или село не значит, что таким образом можно на свою сторону перетянуть бандитов или колеблющихся. Каждый способ ведения боевых действий оправдан тем, что приносит конкретный результат при наименьших потерях. Ведь не стоит забывать о том, что война ведется на территории России. Надо всегда разделять — где матерый бандит, а где мирный житель. Ни в одном уставе или наставлении не написано, как действовать в подобных ситуациях. Я считаю: разрушать всегда легче, чем убедить человека сложить оружие.

Это вовсе не означает, что с бандитами, на совести которых жизни не только солдат, но и мирных людей, кто-то церемонился. Нет. Их мы уничтожали и будем уничтожать.

— Некоторые генералы сейчас уходят в политику. Как вы к этому относитесь?

— У каждого свой выбор. Что касается меня, я всю жизнь посвятил армии и никуда из нее не уйду. Она меня воспитала, взрастила. В армии я стал генерал-полковником, командующим войсками округа. Я обязан сполна отработать это высокое доверие. И как бы ни сложилась моя дальнейшая судьба, считаю своим долгом принести как можно больше пользы, находясь в рядах Вооруженных сил.

— Возвращаясь к теме войны, есть ли разница между первой и второй чеченскими кампаниями?

— Это совершенно разные войны: и по причинам, и по характеру ведения боевых действий, и по отношению прежде всего самих военных, участвовавших и в войне 1994 — 1996 годов, и сейчас. Нынешняя контртеррористическая операция имеет главную цель — уничтожить бандитизм и терроризм, дать свободу и независимость чеченскому народу, который по сути был порабощен. А вот в начале предыдущей чеченской кампании военные фактически не знали своей задачи. Нам говорили: войдете в Грозный, два-три раза «пальнете», и бандиты разбегутся. Не разбежались. А спустя три года вторглись на территорию Дагестана.

— Вы прошли две чеченские войны, приходилось видеть боевиков и встречаться с ними, их главарями. Вы испытывали когда-нибудь к ним уважение как к достойному противнику?

— У меня никогда не было и не будет уважения к бандиту. А к таким я отношу в первую очередь Хаттаба, Басаева, Гелаева, Бараева. Хотя, не скрою, с уважением относился к Масхадову на первой войне. Тогда он стремился прекратить бессмысленные боевые действия. В марте 95-го мы встречались, причем вопреки желанию Дудаева и недопониманию наших военных руководителей...

— Какому недопониманию?

— Бывший министр обороны П. Грачев несколько раз увиливал от переговоров с Масхадовым, хотя на словах договаривался о встрече. Пришлось ехать мне. Только потом я узнал, что фактически находился у Масхадова в заложниках. Но Масхадов поступил тогда честно. Разуверился я в нем только осенью прошлого года... Умный мужик, бывший офицер Советской армии, а пошел на поводу у Басаева, фактически поддержал его...

— Геннадий Николаевич, последний вопрос: вы верите, что на Северном Кавказе в конце концов наступят мир и стабильность?

— Убежден. Залог тому — решительность руководства страны и в первую очередь президента России. Конечно, взмахом шашки кавказский узел не разрубишь. Вспомните хотя бы Западную Украину. Пятнадцать лет потребовалось, чтобы наладить мирную жизнь. И это при том сильнейшем государстве, каким был Советский Союз. Когда будет наведен порядок в Чечне — через год, два, три... — не знаю. Нужно время.

Вел интервью полковник Геннадий АЛЕХИН