ТАРАНТИНО В ЮБКЕ

Ольга Будина недолго была блондинкой — лишь во время съемок телесериала Александра Митты «Граница. Таежный роман». После этого актриса вернула волосам свой природный цвет — русый, но ее все равно узнают на улице.

ТАРАНТИНО В ЮБКЕ

В свои 25 лет Будина успела сняться в десяти фильмах. Еще студенткой Щукинского училища она сыграла великую княжну Анастасию Николаевну в картине Глеба Панфилова «Романовы — Венценосная Семья», но фильм пока не вышел на экраны. Зато одна из последних кинолент — «Дневник его жены» Алексея Учителя, где Ольга играет возлюбленную Бунина поэтессу Галину Кузнецову, — выдвинута от России на соискание премии «Оскар».
Неплохо для начинающей актрисы? Даже слишком, если учесть, что Будина сделала себя сама.
Она не принадлежит к киношной или театральной династии: мама — бухгалтер, папа — строитель. У нее нет богатого дядюшки в Америке. Она пока не обзавелась состоятельным мужем или влиятельными друзьями, снимает квартиру и действует так, как считает нужным, а не так, как принято. Она легко отказывается от ролей, если они ей не нравятся, с удовольствием уплетает печеную картошку посреди Пушкинской площади и останавливается вдруг на Тверской с воплем: «Вот! Вот здесь мы стояли в новогоднюю ночь, потому что ближе к Красной площади было не пройти!» И я останавливаюсь вместе с ней и прикидываю, сколько это — до той звезды...

— Ольга, как родители отнеслись к твоему выбору?

— Сейчас-то они мною гордятся!.. Самое смешное, что недавно у меня попросил автограф папа. Я говорю: «Пап, ты что, с ума сошел?» А он мне: «Да понимаешь, мне на работе не верят, что ты моя дочь!»

У меня всегда были очень странные отношения с отцом. Он говорил мне, что не нужно никуда рваться!.. Ты вот готовишь еду, подметаешь пол, моешь посуду — вот и делай это! Такова женская доля, говорил мне папа. И может быть, это сыграло главную роль: во мне включилось очень мощное противодействие. В детстве я была чрезмерно честолюбива. И когда отец говорил: это все бессмысленно, не нужно и вообще блажь, я думала: посмотрим, у кого блажь! Я думаю, что сейчас отец, прочитав это, страшно удивится. Потому что сейчас он на самом деле дико гордится мной. Но... я-то все помню!

А мама, после того, как я поступила и она увидела мой первый показ, сказала: «Теперь, что бы ты ни сделала, ты всегда будешь права». Она говорит: «Не думай ни о чем, не оглядывайся назад. Ты права. Ты права, что нас не послушала, что так изменила свою жизнь...» — и т.д. Я для моей мамы, как Тарантино в Голливуде, который может теперь снять все, что угодно, и будет прав. И это для меня очень мощный внутренний тыл. Потому что во мне всегда много всяких сомнений: правильно — не правильно, нужно — не нужно, зачем это нужно... И когда мама говорит: все, что ты сделаешь, правильно, то сразу приходит решение: а сделаю-ка я вот так, и будь что будет! И почти вся жизнь моя такая — будь что будет! А вот захотелось мне так!..

— Ты говоришь, что не послушала родителей?

— Ну да... Мама с папой мне говорили: не иди туда, тебя не возьмут, потому что туда можно попасть только тремя способами... не будем говорить, какими! И после школы родители же меня не пускали в театральный! Год я просуществовала в таком безвоздушном пространстве — мне казалось, что я просто физически умирала. Мне стало неинтересно жить, меня ничто не радовало, и я действительно стала всем подряд заболевать. И я поняла, что спасение может быть только одно: я должна непременно учиться в творческом вузе.

Я окончила музыкальную школу по классу аккордеона. Cобиралась поступать в Гнесинку на вокал. И в перерыве между занятиями с педагогом я проходила мимо Щукинского училища... Там был такой уютный дворик. И, помню, 6 июня был первый экзамен в Гнесинском и первый тур в Щукинском. Нужно было выбирать. В Гнесинке я занималась с педагогами, они меня любили, и я понимала, что поступлю, проучусь четыре года, пойду в институт — и все со мной было, в общем-то, ясно. А с театральным училищем я не понимала ничего: что это такое, с чем его едят — и пошла туда!

— В тайне от папы с мамой?

— Ага... Они узнали только тогда, когда я уже поступила. И это единственный экзамен в жизни, который я сдала на пять.

— Ну хорошо — поступила, учишься... Но сейчас масса молодых талантливых актрис, которых никто не знает, которые нигде не снимаются...

— Почему меня утверждали на роли, я точно не знаю. Я не из актерской семьи, у меня не было никаких связей. Поэтому, когда я шла на встречу с Глебом Панфиловым, режиссером, который снимал «Начало», «В огне брода нет» и т.д., я думала: да мне хотя бы просто посмотреть на него! Поздороваться — и достаточно! Но меня брали и утверждали. Я не могу сказать, что делала для этого что-то особенное: я не стояла на тренажерах, не соблюдала диету, никогда никому не совала свои фотографии... Наверное, мне везет. Просто стечение обстоятельств. Когда Глеб Анатольевич смотрел всех девушек Москвы и Московской области на роли царских дочерей, меня в том списке не было. Вдруг случайно моя однокурсница, которая поняла, что она не годится для роли, сказала обо мне. И эта работа состоялась! Так же и с другими работами — все они получались случайно.

— Как тебя воспринимают режиссеры?

— Один режиссер мне говорил: ты зачем играешь героинь? Какая же ты героиня? Ты вообще не героиня — ты настоящая характерная актриса! Тебе не нужно играть никакую драму! И он меня использует, допустим, как характерную актрису. Другой говорил: зачем ты опускаешься? Это пусть старухи играют характер. Ты — героиня! Героиня нашего времени. И мне интересно только то, о чем ты думаешь, как ты это видишь. А про характер вообще забудь! А третий говорил: ничего подобного, ты настоящая инженю. И все будет хорошо. И всегда получалось хорошо.

— А сама себя кем считаешь?

— Я считаю себя... героиней своей жизни! Ну... не знаю. Не знаю вообще, почему я актриса. Но то пространство, в котором я живу, — мое.

— Есть ли женщины-актрисы, на которых тебе бы хотелось походить?

— Если ты имеешь в виду кумиров, то их у меня нет. Но есть актеры, которые мне нравятся. Я разделяю точку зрения, что наши актрисы самые лучшие в мире! Они и красавицы, и умницы, и с дарованием. У нас человек без дарования не мог стать известным. Да и сейчас-то у нас нет системы формирования звезд. Марлен Дитрих писала, что создание звезды требует огромных капиталовложений. В нашей стране это было нереально, и звезды создавали себя сами. Гундарева, Симонова, Коренева, Мордюкова — и еще есть очень много обожаемых мною русских актрис, которые сейчас оказались невостребованы, причем совершенно несправедливо! Они и есть современные, я считаю, женщины! Они соединяют в себе две эпохи. Да, я больше героиня нового времени. Но они тоже мои современницы! И то, как они выживают в этом, и как они держатся... У них же не было этих дорогих визажистов, масок и косметики. Всю жизнь все красились этой ленинградской тушью, на которую плюнул и размазал зубной щеткой! Всегда же умели красиво одеваться за три копейки!..

— Так почему же они сейчас оказались не у дел?

— Я не продюсер и не режиссер — я не знаю этого! Может быть, оттого, что пришла молодая плеяда продюсеров и режиссеров, особенно продюсеров телеканалов, которые ведут свою политику... Ну и что — вот снялся «Бунин». Ну написали о нем толстые журналы, ну выставился он на «Оскар», но народ-то его не знает! И наверное, никогда не узнает, потому что это как бы кино не для всех... А после «Границы», когда сняли восемь серий за два месяца и тут же показали их по ОРТ, я сразу стала знаменитой!

— Ты смотришь сериалы?

— Ты что! Нет, конечно. И не буду, наверное, никогда смотреть. Это не мое. Это все равно, что познакомился с человеком, но понимаешь, что он тебе не близок, и ты с ним никогда дружить не будешь. Но он же не станет от этого плохим человеком. Просто у нас разные интересы. То же самое и с сериалами: это хорошо, но это не мое.

— Однако ты снялась в четырех сериалах. Не боишься, что в отношении тебя может возникнуть штамп «актрисы сериалов»?

— Нет, не боюсь. Как он может возникнуть?! У меня, кроме четырех сериалов, уже есть шесть художественных фильмов... А все мои сериалы были потому, что мне хотелось это делать и все роли были для меня интересны.

— Что изменилось в твоей жизни после того, как к тебе пришла известность?

— Ничего... Кроме того, что я не могу теперь запросто сходить в магазин. Я всегда стала готова к тому, что кто-то подойдет из-за угла и спросит: «А не вы ли снимались в фильме...» — или попросит автограф. Появились какие-то фанатки, причем девочки тинейджерского возраста, откуда-то достают мой телефон, звонят и говорят, что в обиду меня не дадут. От кого защитят, правда, не понятно. Я думаю, что скоро это пройдет, и я заживу более спокойно.

Во мне сейчас происходят большие внутренние изменения, не связанные с известностью. Эти переживания длятся уже около года, но особенно остро в последний месяц. Я очень много работала, работала, работала, были очень тяжелые съемки «Границы»... И в сентябре настал какой-то пик — я решила остановиться и отдышаться. И уже четыре месяца я отказываюсь сниматься... Во мне сейчас идет какая-то переоценка ценностей. Я собираю некоторые из разбросанных мною камней.

— Ты спокойно относишься к этому своему периоду?

— Я отношусь к этому даже с некоторым ощущением счастья. Я слишком много делала «через себя», подчиняясь простому слову «надо». Сейчас я стала больше любить себя, что ли, больше прислушиваться к своим мыслям, к своему настроению... И я поставила перед собой задачу: быть всегда в хорошем настроении. Не делать вид, а быть.

— И как? Получается?

— На самом деле больше получается, чем нет.

— И все-таки в наше время, когда все до нас уже сказано, все пережито, мне кажется, что людей довольно сложно чем-то удивить или чем-то им запомниться. Тебе это удалось. Скажи, что нужно, чтобы прорваться?

— Не знаю... Я ничего для этого специально не делала! Совсем!

Наталья ДОРОШЕВА