АБРАМОВЫ: «МЫ НЕ ЛОМАЛИ ИСТОРИЮ, МЫ ЕЕ СТРОИЛИ»

...Абрамовы продолжают традиции работы вдвоем: дуэт отца и сына — Александра и Сергея Абрамовых выглядит теперь иначе — Сергей и Артем

АБРАМОВЫ: «МЫ НЕ ЛОМАЛИ ИСТОРИЮ, МЫ ЕЕ СТРОИЛИ»

Я не люблю фантастику и, если честно, ни за что бы в жизни не взялась читать новый фантастический роман Сергея и Артема Абрамовых «Место покоя Моего», если бы случайно не узнала, что в нем авторы предлагают человечеству вариант новой религии.
...Когда я переступила порог рабочего кабинета писателя Сергея Абрамова, сразу забыла все подготовленные вопросы, задавшись только одним, внутренним: «Где я его могла раньше видеть?» Кстати, в памяти очень скоро нашелся ответ — на репродукции в альбоме художника Шилова. «Портрет писателя С. Абрамова» — называется полотно, на котором в пурпурном кресле восседает один из моих сегодняшних собеседников. На нем (на портрете) атласная розовая рубашка, галстук в яркую полоску, в руке — дымящаяся сигарета... В общем, Сергей Александрович не сильно с тех пор изменился. «Мы с Сашкой тогда молодые были, — вспоминает он про Шилова. — У него даже еще не было мастерской. Так, по дружбе предложил меня написать. Я согласился. А портрет этот сейчас у сына дома висит, он на отца смотрит и непрерывно благоговеет. А у меня дома другое направление живописи собрано».

С. А., отец: — Дед Артема, мой отец, был профессиональным писателем. И оба мы очень любили фантастику. На 50 — 60-е годы пришелся ее расцвет, мы просто зачитывались новыми произведениями. И однажды я пришел к отцу с идеей повести. А он предложил написать ее вместе. И появилась наша первая повесть «Хождение за три мира». Стали работать вместе. А разошлись по той простой причине, что нам стало вместе тесно, потому что у каждого была своя особая стилистика. Мы писали по частям, но со временем наши части перестали уживаться рядом.

Артем пошел по моим и деда стопам, стал журналистом, работает на радио. Но никогда не проявлял желания написать что-то большое. Я всегда считал, что терпения у него не хватит. Но вот когда я принялся рассказывать ему о своих предположениях про несколько иную, чем принято считать, жизнь Христа, сын завелся и впервые в жизни взялся за Библию. И начались наши долгие разговоры, мы вынашивали идею романа, прежде чем засесть за него. Наконец, решили отправиться в Израиль. И одной поездкой не ограничились, особенно удачной можно считать поездку в прошлом году, когда нас сопровождал очень хороший ученый. Мы много чего прошерстили, побывали там, куда далеко не каждого пускают, на редких раскопках, и уже могли, как нам кажется, весьма предметно представить, как там все происходило.

А. А., сын: — В феврале в издательстве «АСТ» выходит вторая книга дилогии под названием «Мой престол — Небо». Тоже своего рода преемственность: мы с отцом начинали с дилогии «Всадники» и «Рай».

— А с чего такой интерес к Библии? Или в вашей семье это настольная книга?

Отец: — Семья наша была совершенно атеистической. И крестили меня в раннем детстве не то что без разрешения, но и без ведома родителей. Бабушка это организовала. Библию я прочел довольно поздно и поверхностно. Но Библия — такая книга, к которой тянет еще и еще. Я перечитывал ее, а потом мне захотелось самому ответить на вопрос, для чего же был явлен миру Иисус Христос.

— У вас он Сын не Божий, а Человеческий.

Отец: — Это тоже не особо ново. Главным для нас было не «оживить» либо «очеловечить» Сына Божьего, а выстроить и прописать его — абсолютно человеческое, логичное! — отношение к Богу, его понимание, что есть Бог, его ощущение веры в Бога как некоего седьмого чувства, с которым человек рождается. Как музыкальный слух или талант живописца... Мы хотели понять и объяснить мироощущение человека, которому однажды некто открыл истину: ты — избранник Божий, ты — Начало веры, а раз так — действуй по своему усмотрению. Есть некий учебник жизни — Тора, Ветхий Завет. Что можешь оттуда позаимствовать — бери, остальное — выстраивай сам, как тебе подсказывает это самое седьмое чувство. Он и выстраивает как чувствует. Или — как умеет...

— Богохульством попахивает... Уж очень он у вас неканонически все выстраивает...

Отец: — А что есть канон? Некие рамки, в которые давным-давно договорились запихнуть определенный объем информации о раннем христианстве. И ни шагу в сторону!.. А почему ж ни шагу? Только за XX век найдено множество уникальных свитков, манускриптов того периода — в Кумране, в Наг-Хаммади, которые по определению раздвигают рамки. А Церковь не дает. Не канон. Одно «Евангелие от Фомы» чего стоит с его неканоническим: «Сруби ветку — и я там, подними камень — и ты найдешь меня здесь». Это Христос говорит о себе, то есть он — везде, то есть незачем возводить бессмысленные храмы, чтобы поговорить с ним, а надо лишь остановиться на минутку и начать разговор. Я свободный человек, мои отношения с Богом — это только мои отношения. Зачем я должен кого-то, кого я не знаю, посвящать в них? И тем более идти куда-то, как на телеграф, чтобы пообщаться с Ним.

— У вас в романе Христос говорит слова про ветку и камень не о себе, а о Боге.

Отец: — Он у нас кто угодно, только не самовлюбленный дурачок. Он человек, он живой, а Бога ощущает именно так: в ветке, в капле росы, в цветке — всюду. Седьмое чувство, чувство Бога... Другое дело, что у создателей «Евангелия от Фомы», как у всяких писателей, была своя задача — обожествить Мессию. Кстати, эта же задача была и у авторов синопсисов, то есть евангелий от Матфея, Марка, Луки. Библия не учебник истории, а сборник историй, притч, правил, законов, Книга, у которой множество неизвестных авторов. Давайте перестанем рассматривать ее как нечто, данное свыше. И сразу станет легче думать. И появится в голове то, что вы назвали богохульством и что таковым не является. Где в «Месте покоя Моего» хоть слово против идеи Бога? Не найдете! Роман утверждает однозначно: Бог есть, и Он один. Но в Него нельзя просто верить. Его можно либо чувствовать, либо нет.

— Ваш герой утверждает, что вера складывается из незнания и желания...

Сын: — Именно так! Осторожный и предвидевший будущее автор Книги Екклезиаста писал: «Во многой мудрости много печали». Он понимал, что вера обратно пропорциональна знаниям. Либо верю, либо знаю, третьего не дано. Но вот парадокс: достигая определенного — весьма высокого! — уровня, знания натыкаются на необходимость поверить в существование того, что пока нельзя ни понять, ни тем более объяснить. И невольно начинаешь думать: есть нечто, что можно определить термином «Бог», нечто выше нашего разумения. Вон Эйнштейн, ходил же в синагогу... Процесс познания по определению бесконечен, коли уж мы договорились о сфере применения термина «бесконечность». А коли договорились, то разумен вопрос: а что за нею? Ваш ответ?

— Бог?

Сын: — Не знаем. Возможно. Это уж вопрос терминологии... Бесконечность вполне внятно определена в Книге Бытия, в первых строках: «В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водою...» И дальше: «И создал Бог твердь, и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью... И назвал Бог твердь небом»... Представьте себе: земля, и над ней — бездна, бесконечность. И Бог создает небо, ограничивая мир земли, а за небом — все та же бесконечность. Предвидение космоса!.. И еще к слову: нет в рамках этой бездны-бесконечности никакого Бога, а есть только Дух Божий. Значит, сам Бог — вне или за... Если честно, у нас с отцом есть одна мечта: чтобы все, прочитавшие наш роман, захотели прочесть Библию, особенно Ветхий Завет. Там есть все!

— Вы позволяете себе строить исторически обоснованные версии того или иного события, эпизода из — как вы сами утверждаете — Книги Притчей. Корректно ли это?

Отец: — Не только притч, но, как я сказал, и историй, и законов и прочая. Библия не случайно называется Книгой Книг. Документальная основа в ней тоже имеет место. Такая довольно точная наука, как археология, подтвердила действительность немалого числа фактов даже из Ветхого Завета — Всемирный потоп, например, исход Фарры с родичами в землю Ханаанскую, реальность казней египетских и так далее. Так почему не верить в реальность Иисуса Христа?.. Мы и даем некий набор исторических предпосылок к его появлению именно в данное время в данном месте. Скажем, была Вифлеемская звезда? Да, была! Ее появление рассчитал еще великий Кеплер, и потом астрономы уточняли, что это за звезда и когда она могла светить волхвам. Это — соединение Юпитера и Сатурна в созвездии Рыб. Когда? Седьмой год до Рождества Христова, скорее всего, в ночь с 4 на 5 декабря.

— То есть Иисус родился за семь лет до своего официального рождения?

Отец: — А это и Церковь давно признает, поскольку факты истории, на которые ссылаются евангелисты, точны и упрямы. Ирод Великий умер в начале четвертого года до Р.Х., иными словами — он не мог ожить и четырьмя годами позже отдать приказ об «избиении младенцев». Но коли волхвы сообщили ему — допустим в декабре, предшествующем смерти царя, — о факте рождения Мессии, то, значит, Иисус родился не позже пятого года. Но и это сомнительно. Ирод, как вы помните, приказал уничтожить всех младенцев «от двух лет и ниже». Зачем двухлетних-то? Ну, был он тиран, самодур, но в глупости-то его не упрекнешь: Рим следил за ним очень внимательно, Иудея для Рима всегда была очагом возможных волнений, зачем ему упреки в излишней жестокости. Да и последние два года до смерти были для него очень тяжелыми: болезнь подтачивала силы и разум, бессмысленные приступы паранойи, приведшие к казни действительно любимой жены Мариамны и двух сыновей... Да и вряд ли он всерьез испугался угрозы волхвов! Но вспомнил все-таки о ней, однако, спустя два года. Плюс уже сказанное о дате появления Вифлеемской звезды, вот и получается ночь на 5 декабря седьмого года до Р.Х.

— Налицо нарушение канонов...

Отец: — Повторяю, Церковь понимает, что против фактов не попрешь, христианские конфессии возглавляют неглупые люди. Да и канон-то возник произвольно: в 325 году от Р.Х. на Никейском соборе этот день был просто назначен днем Рождества Христова. Истинной даты не знал никто, а совместить ее с последним днем Брюмалий — праздника зимнего солнцестояния — было здраво: совместить два праздника, чтобы позже новым вытеснить прежний. Так, кстати, и вышло.

— А смерть Мессии в 33 году?

Сын: — Это уж точно миф! Но цифра стала неким символом, именно цифра, а не дата. Поэтому мы никак не посягали на возраст Христа: наш герой распят на Голгофе в 33 года, но, соответственно, в 27 году от Р.Х.

— Судя по тому, что я видела в Иерусалиме в храме Гроба Господня, Голгофа — камень. Как в него могли врыть три креста? Никаких буровых инструментов не было...

Сын: — Если честно, то Святая земля — это некое собрание условностей. В Библии есть лишь вехи, приметы места: Иерусалим, гора Фавор, Назарет, Капернаум... Но за две тысячи лет от этих мест остались только имена — все другое. Так что историкам, богословам, экскурсоводам и просто туристам приходится именно уславливаться: вот здесь была Голгофа, вот здесь — могила Иосифа Аримафейского, куда положили распятого Христа, вот здесь стоял дом первосвященника храма Кайафы... Точно известно лишь место, где был Храм и каким он был, поскольку осталась Стена плача... Один пример. Столетия существует место, именуемое Гробом Господним. Его издавна «поделили» между собой католическая, греческая, армяно-григорианская и коптская церкви. Русская православная тоже допущена к служению в Храме. А у протестантов там места нет, поскольку кто такие протестанты? По сути — раскольники. Так они (конкретно — британский генерал Гордон) придумали в прошлом веке для себя иное захоронение Христа, так называемую Садовую могилу в скале, названной ими Голгофой. И на религиозно-туристических маршрутах в Иерусалиме существуют две могилы Мессии и два места казни его.

Отец: — А на самом деле, как мы полагаем, Христос был распят за городской стеной, где начиналось дно, жила нищета. «Голгофа», или «гулгулта» по-арамейски — череп, то есть место, куда выбрасывали остатки жертвоприношений в храме Ирода. Поэтому мне всегда странным кажутся золотые распятия, украшенные драгоценными камнями: Сын Человеческий был распят на одной из городских свалок на грубо и наспех сколоченном деревянном кресте между двумя ворами. И в последний земной путь его провожали те, кто бескорыстно верил ему и в него. Абсолютно бескорыстно, не строя для себя на вере ни почестей, ни должностей, ни богатства, ни власти. Он искренне верил в Бога, наш Иешуа из Нацрата, главный герой «Места покоя Моего», а теперь уже и дилогии, названной «Чаша Ярости», и весь свой недлинный срок служения людям он пытался донести до них своего Бога. Что попытались сделать и мы...

Ольга ЛУНЬКОВА