ПРИЗВАННЫЙ ВРЕМЕНЕМ

Штрихи к портрету Президента Республики Таджикистан Эмомали Рахмонова

ПРИЗВАННЫЙ ВРЕМЕНЕМ

Однажды, когда он приехал в район, где еще оставались следы боевых действий, местные жители, вышедшие ему навстречу, осыпали лепестками путь перед ним. Очевидцы утверждают, что это не был сценарий, разработанный здешним начальством. Это был искренний порыв простых людей, желавших выразить благодарность человеку, который вернул мир.

Эмомали Рахмонов не любит встреч по сценарию. «В разговоре с народом под приглядом местных властей всей правды не услышишь», — говорит он. А в искренность людей верит: «Для меня нет лакомства слаще, чем хлеб, который от всего сердца преподносят простые люди. С каким бы удовольствием сел на берегу горного ручья, разломил дехканскую лепешку и, обмакнув в холодную воду, съел».

Когда расспрашиваешь о нем людей, знавших его раньше и работающих с ним сейчас, кое-кто не скупится на самые щедрые похвалы. Порой теряешься от обилия возвышенных эпитетов: чего в них больше — искреннего уважения к человеку Рахмонову или подобострастного преклонения перед Президентом Рахмоновым? Огонь (который в его случае был настоящим огнем войны) и воду он прошел. Дай бог, вынесет и испытание медными трубами. «Что за поветрие пошло — во всех кабинетах мои портреты! Сколько ни просил не делать из меня икону — как будто не слышат. Ну не указ же, в конце концов, издавать!» — посмеивается он над хозяевами властных кабинетов, украшенных его изображениями.

Отбросим эмоциональность оценок и попытаемся собрать такие штрихи к портрету Эмомали Рахмонова, которые не оставляют сомнений в их точности. Любители возвышенных эпитетов могут не огорчаться: ряд фактов из биографии Рахмонова позволяют сказать о нем: «Самый... Самый... Самый».

Во-первых, возглавив страну, он стал самым молодым из руководителей государств, появившихся на карте мира после распада Советского Союза. Тогда, в ноябре 1992 года, ему было 40 лет. Во-вторых, если судить по номенклатурной анкете, он оказался самым «нетитулованным» из руководителей постсоветских государств. Не стояло за ним и диссидентское прошлое, как, например, у Ландсбергиса в Литве или Гамсахурдиа в Грузии. То есть, если судить по критериям, которые в то время могли стать трамплином к вершинам власти, у Рахмонова такого трамплина не было.

Про многих политических лидеров говорят: «Их призвало время», но применительно ко многим это просто оборот речи. Но, что бы теперь ни говорили о том, кто стоял за его продвижением во власть, вся его последующая жизнь доказала: он на самом деле призван временем. Хотя, когда в колхозном клубе под Худжандом сессия Верховного Совета Республики Таджикистан решала, кого избрать председателем парламента, его, к тому времени руководителя Кулябской области, не все знали по имени.

Когда Каххор Махкамов, первый президент Таджикистана, решив вернуться в политику, стал депутатом парламента, его спросили, легче или труднее сегодня быть Президентом Республики?

— Вероятно, мне было легче, — ответил он, — в том смысле, что жизнь двигалась по обкатанному семью десятилетиями социалистическому пути. Я руководил республикой, всегда помня однако, что последнее слово принадлежит Москве. Разумеется, это ограничивало сферу деятельности любого республиканского руководителя, но ведь, как говорится, «медаль имеет две стороны»: мы твердо знали, что любая трудность глобального порядка будет решена все той же Москвой. На плечи Президента Эмомали Рахмонова лег тяжелый груз решения всех проблем страны самостоятельно, но... Опять вспомним о «второй стороне медали». Умный, деятельный руководитель, каким, несомненно, является Эмомали Шарипович, сегодня имеет неограниченные возможности использования всего потенциала республики: богатства ее недр, особенности благоприятного климата и творческую энергию предпринимательства народа, плюс несомненный интерес зарубежных инвесторов вывести Таджикистан на путь процветания. Я верю в организаторский талант нашего Президента и в свой народ, иначе предпочел бы оставаться пенсионером и сидеть дома.

«Хочешь лучше узнать человека — поручи ему ответственное дело», — рассказывая о другом периоде жизни Эмомали Рахмонова, заметил Чрезвычайный и Полномочный Посол Республики Таджикистан в Российской Федерации Рамазон Мирзоев. Разговор шел о годах, когда он возглавлял райком партии в Дангаре. Там же работал молодой инструктор Рахмонов. Добросовестный, образованный, требовательный. Хороший набор качеств, больше сказать нечего. В те годы совхоз имени Ленина, земли которого начинались на окраине Дангары, был захудалым хозяйством. Менялись в нем директора, но больше ничего не менялось. Да к тому же кишлак жил по принципу: «Все вокруг совхозное, все вокруг мое», прореживая и без того скудные на урожай поля хозяйства. Последний директор совхоза сам упрашивал снять с него эту обузу. Стали думать, кому этот груз окажется по плечу. Решили испытать на прочность инструктора Рахмонова. Выбрали его еще и потому, что жил он на окраине Дангары, значит, должен был знать людей, с которыми ему предстояло работать. На удивление всем, через непродолжительное время обстановка в совхозе стала меняться к лучшему. Конечно, не сразу пошли в рост показатели. Но доверие людей к новому директору росло день ото дня. Сумел он задеть за живое, сумел подобрать такие слова в разговоре о наболевшем, что свыкшиеся с безнадежностью люди поверили: с ним станет лучше.

Спустя годы, когда совхоз зажил по-другому, рабочие выдвинули своего директора кандидатом в депутаты Верховного Совета республики. Но в райком партии пришла команда: директорам совхозов кандидатуры снять. Их оказалось больше, чем было предусмотрено в разнарядке, составленной в партийных верхах. Вызвали Рахмонова в райком, но тот проявил строптивость: «Я не сам выдвигал себя. Это воля многих людей, это их доверие, пусть они решают, участвовать мне в выборах или нет».

Заседания парламента проходили бурно. Не раз брал слово и депутат Рахмонов, особенно тогда, когда хотел возразить ораторам от духовенства. Их речи были пропитаны стремлением возвести нормы религии в закон для всех. «Почему вы уверены в том, что весь народ пойдет за вами? Мои избиратели не пойдут. Почему вы считаете, что лучше всех знаете, как надо жить? Мне ваши правила жизни не подходят», — говорил он в надежде вернуть своих оппонентов к действительности.

А действительность нуждалась в переменах. В столице Рахмонову бросалось в глаза то, на что многие научились закрывать глаза. Он заметил, что у здания, где располагался комитет, ведающий выдачей лицензий на продажу хлопка, ежедневно выстраивается очередь людей с пухлыми портфелями. Однажды не выдержал, зашел. По телевизионным репортажам здесь узнали депутата, который с трибуны парламента говорил о мздоимстве столичных чиновников, услужливо пододвинули кресло начальника. Но садиться он не стал. Сказал только: «Хлопок из моего хозяйства должен быть продан по цене Ливерпульской биржи». И вышел.

К осени 1992 года Таджикистан был охвачен войной. Нет президента. Нет законной власти. Нет самого закона. Столица живет в постоянном страхе — перед криминальными группировками, перед угрозой голода. Кто мог — вооружался, чтобы защитить свой дом и семью от бандитов. Занимать очередь за хлебом шли ночью, порой прячась от пуль... Тем временем под Худжандом наконец-то собрался парламент республики. Главным на сессии был вопрос о власти. Оказалось, среди людей с опытом государственного управления нет желающих встать у руля государства в грозовое время. Это время выдвинуло другого лидера. Им стал Эмомали Рахмонов. «Я готов пожертвовать жизнью во имя установления мира в нашем Таджикистане и возвращения всех беженцев на родину», — такими были его первые слова как главы государства.

Он стоял перед залом, волнуясь и вместе с тем понимая, какой груз ответственности возложен на него, а тем временем некоторые из депутатов, только что проголосовавшие за него, перешептывались между собой: «Ну, он ненадолго...»

Хочешь лучше узнать человека — поручи ему ответственное дело...

В столицу Рахмонов приехал без сопровождения. Большинство тех, кому было предложено войти в его команду, остались ждать сообщений из Душанбе. Подтянулись потом, когда убедились, что в Душанбе спокойно.

Комнатка размером два на два за его рабочим кабинетом надолго заменила ему дом. «Тепла нет, воды нет, чтобы помыться, грели воду в ведрах, — вспоминают люди, которые были рядом с Рахмоновым в те годы. — Можете себе представить главу государства, живущего в условиях не лучше тюремных? А Рахмонов жил больше двух лет». При этом напряженно работал над достижением главной цели — установлением мира в Таджикистане.

Труднее всего было начать диалог с вооруженной исламской оппозицией.

В декабре 1992 года в одном из самых первых своих интервью в качестве главы государства Эмомали Рахмонов, называя лидеров оппозиции невостребованным интеллектуальным потенциалом республики, снова заявляет о своей готовности к диалогу, который бы привел к миру: «Самый безответственный и преступный путь — продолжать искать виновных, искать врагов. Я категорический противник этого. Есть такое слово — покаяние. Так вот, теперь пришло время нам всем покаяться друг перед другом. И без обвинений прекратить бессмысленное кровопролитие. Пора понять, что кулябские, памирские, ленинабадские, каратегинские, курган-тюбинские матери страдают одинаково, что дети, родившиеся в разных точках республики, одинаково болеют и хотят есть, что вложить молодому человеку в руки оружие легче, чем сделать так, чтобы он мог кормить свою семью...

Нам необходимо в ближайшие годы залечить раны войны, наладить деятельность хозяйственного механизма, добиться хотя бы небольшого улучшения жизни людей. Но сделать это можно только с добрыми лицами».

Чтобы сказать такие слова, надо пропустить через свое сердце боль матерей Таджикистана, теряющих детей в бессмысленном кровопролитии. Первый раз он проникся такой болью много лет назад, еще мальчишкой, когда в мирное время в таджикский кишлак пришла похоронка. Погиб его брат, служивший в Западной Украине. Тогда государство не брало на себя заботы по доставке груза номер 200. Мать, почерневшая от горя, собирала деньги на дорогу по соседям...

Его призыв к миру не сразу был услышан исламскими фундаменталистами, но сразу заставил насторожиться часть полевых командиров, воевавших на стороне правительства. «Мы власть, а значит, мы сильнее. Это обязывает нас первыми протянуть руку для примирения», — не прекращал повторять он тем, кто привык воевать и не мыслил иного поворота событий, как война до победного конца, какой бы ценой ни досталась эта их победа народу. Когда начавшийся переговорный процесс положит конец надеждам на то, что Рахмонов изменит свою позицию, он станет для них, да и для гражданских своих назначенцев, позже отстраненных от власти, заклятым врагом. До сих пор вынашивает планы реванша Худойбердыев, который уже трижды поднимал мятеж, ставя страну на грань новой гражданской войны. За исполнителями покушения, случившегося в Худжанде, когда рядом с Рахмоновым взорвалась граната, стоит бывший премьер Абдулладжанов.

«Я готов пожертвовать жизнью...» Может быть, судьба оберегает людей, которые произносят такие клятвы без задней мысли о том, что обстоятельства избавят их от подобной жертвы? А может быть, его хранит благословение отца?

День своего 85-летия Народный писатель Таджикистана Сатим Улуг-Зода, давно живущий в Москве, встречал прикованным к постели тяжелой болезнью. Навестить устода приехал Президент Таджикистана Эмомали Рахмонов. «Возвращайтесь на родину. Родная земля лечит лучше всяких лекарств. Там и фрукты и воздух целебные. Вы увидите, сколько у вас друзей в родных краях. Вы встанете на ноги», — говорил он старцу, который, казалось, ничего не слышит. Но по щекам устода текли слезы... Вскоре врачи сказали, что надо оставить больного. Перед уходом Рахмонов сказал сыну писателя: «Все зависит от тебя, поверь мне. Я сам пережил то, что переживаешь ты».

В последние годы жизни болезнь сделала его отца беспомощным. Эмомали был рядом. Он делал все, чтобы болезнь отступила, не давал отцу смириться с мыслью о смерти и, несмотря на занятость, взял на себя многие бытовые заботы о нем. Но неизбежное наступило. Последними словами умирающего стали слова благословения сыну.

Мирные переговоры начались в атмосфере недоверия. Каждый шаг вперед давался мучительно. Каждое неосторожное слово могло вернуть назад, а случайные обстоятельства — сорвать переговорный процесс. Когда во второй половине 1996 года Абдулло Нури предложил Рахмонову провести очередную встречу на севере Афганистана, тот без колебаний согласился, подтвердив свои слова, сказанные тогда, когда оппозиция выбрала для встречи Кабул, вокруг которого шли бои: «...Готов встретиться в любом месте в любое время. Главное, чтобы эта встреча стала плодотворной для изголодавшегося по миру народа».

Было условлено, что на границе Рахмонова встретят и на вертолетах встречающей стороны доставят в резиденцию Раббани. Однако на границе никто не ждал. Что делать? Поворачивать назад? Не начнется ли с этого поворот назад в переговорном процессе? Охрана пыталась возражать, но Рахмонов был непреклонен: летим дальше. Вертолет сел на той стороне границы. К нему стремительно подкатили два джипа и, когда в один из них пересел Президент Таджикистана, так же стремительно понеслись в неизвестность. Встреча с Нури завершилась подписанием важного протокола, ставшего этапным на пути к миру в Таджикистане. Кто знает, может быть, найти общий язык с лидером оппозиции в какой-то мере помог мужественный поступок Рахмонова, основанный на доверии?

Очередная встреча — и очередное испытание доверия сторон. Рахмонов ждет Абдулло Нури в Москве. В назначенный срок тот не прилетел. Приходит известие, что самолет, в котором следовал лидер оппозиции, задержан талибами. Вслед за этим поползли слухи: мол, ссылка на талибов — это уловка, придуманная для того, чтобы скрыть нежелание Нури встречаться. Поверь он тогда этим слухам, откажись от ожидания — и непрочные еще мосты доверия были бы сожжены.

Позже, оценивая результаты встречи, начавшейся для него с многочасового ожидания, Президент Таджикистана скажет: «Уверен, что подписанные 23 декабря в Москве соглашение и протокол к нему по урегулированию в Таджикистане будут более эффективными, чем прежние соглашения. Впервые стороны достигли соглашения по самому сложному аспекту урегулирования — по политическим вопросам. Это обстоятельство подводит к созданию прочного фундамента под эффективный режим бессрочного прекращения огня и других враждебных действий».

Спустя шесть месяцев, 27 июня 1997 года, в Москве был подписан итоговый документ переговорного процесса — Общее соглашение об установлении мира и согласия в Таджикистане.

Но даже в тот памятный день ему пришлось пережить мучительные минуты и принять трудное решение, которое предотвратило срыв церемонии, а может быть, и всего переговорного процесса.

Кстати, когда корреспондент одной из российских газет задал ему вопрос о готовности к компромиссам с оппозицией, Рахмонов сказал: «...Разрешение межтаджикского конфликта — чрезвычайно сложная проблема. Основная ее трудность заключается в том, что здесь переплетаются очень много различных интересов — политических, геополитических, экономических и других... Поэтому дело не в компромиссах. Хотя, как известно, в одних случаях компромисс помогает разрешить конфликт, свести его на нет, а в других — может привести к иным последствиям».

До открытия церемонии подписания Общего соглашения оставалось полчаса. В зале, где она должна была состояться, собирались высокие гости. Вот-вот должен был приехать Президент России Борис Ельцин. В это время лидеры оппозиции выдвинули еще одно требование: выпустить на свободу группу заключенных, по их мнению, относящихся к сторонникам оппозиции. Но Рахмонову было известно, что эти лица — уголовные преступники, вина их доказана следствием. В той ситуации требование оппозиции прозвучало как ультиматум. После мучительных раздумий, на которые отводились считанные минуты, он принял его. И никто, разве только его недоброжелатели, не воспринял этот шаг как проявление слабости. Наоборот, это было проявлением силы духа, моральной победы над людьми, затеявшими торг в столь ответственный и долгожданный для всего народа Таджикистана час.

Когда его матери задали вопрос, кем она видела Эмомали в будущем, апа Майрам сказала: «Я готова была принять любой его выбор. Об одном всегда говорила ему: какую бы ты профессию ни выбрал, какую бы должность ни занимал — всегда оставайся порядочным человеком». В 1992 году она не сразу узнала, что сын стал главой государства — у нее дома в Дангаре не было телефона. А когда узнала, не испытала никаких других чувств, кроме огромной тревоги за сына. Сколько людей рвутся к власти, сколько людей из-за нее погибли... А теперь он встал на пути властолюбцев. Заглушая тревогу в душе, она вспоминала годы, когда он был мальчишкой. Такой же и все же не такой, как все. Слишком чуткий к чужим заботам. Сам замечал, когда ей было трудно, сам брался за помощь. И потом, открытый он очень, честный. А там, во власти, столько лукавства.

Он и впрямь пришел во власть, не зная уроков закулисных интриг и номенклатурной дипломатии. Обжигался, наживал себе врагов, становился мишенью для язвительных стрел «свободной» прессы. Он, как в былые годы, учился без отрыва от работы. Экономический факультет Таджикского университета Эмомали оканчивал заочно: вскоре после службы на флоте он женился, в семье появился первый ребенок. Студенческая вольница отпадала, но учиться все равно пошел. Что такое заочное обучение, хорошо известно. Те, кому нужен был только диплом, могли достигнуть цели, особо не утруждая себя. Студенту-заочнику Рахмонову нужны были знания. Приезжая на сессии, он не замечал столичных соблазнов. Из университетской аудитории — в библиотеку, по вечерам — снова за книги и конспекты. Выпрашивать оценки было не в его правилах. Если понимал, что «плавает» в ответе, просил преподавателей об одном — подсказать, какие книги могли бы помочь восполнить пробел...

Кстати, старшим своим детям — всего их в семье Рахмоновых девять — отец не дает расслабляться. «Забудьте о том, что я Президент. Это не навсегда. У нас не наследственная монархия. Готовьтесь к жизни, ищите себя в ней, не теряйте времени, учитесь».

Став Президентом, порой он снова ощущал себя как студент, который «плавает» в каком-то вопросе. И в каждую редкую свободную минуту брался за книги. Воспитанник таджикской школы, он понимал, что его русский не может равняться с речью тех, для кого этот язык родной. Кто знает, чего это ему стоило, но теперь он блестящий собеседник не только на своем родном языке, но и в разговоре на русском. И еще — он открыл для себя прошлое своей страны. То, о котором мало было известно в годы советской власти. То, о котором много говорили его оппоненты из оппозиции. «Оглядываясь назад, — напишет он в одной из своих статей, — мы можем с твердой уверенностью сказать, что один из полноводных рукавов единой реки многообразной человеческой культуры был проложен историей таджиков, какой бы трагической она ни была временами... Русло развития народа временами было переполнено кровью его сынов, приносивших жизнь на алтарь культуры и свободы. Но это был народ, который на беспощадные удары, наносимые ему физически, отвечал воздействием своей культуры и языка, культура побежденного народа побеждала победителей».

Теперь, когда перевернута еще одна, может быть самая трагическая, страница в истории Таджикистана, снова пришло время заглянуть в будущее.

Есть много формул гражданского мира. Одна из них гласит, что стабильность в обществе гарантирована, когда каждому в нем открыты пути к благосостоянию, когда эффективно действует основа благосостояния — рыночная экономика, а на страже этого стоит зрелое гражданское общество, способное на основе закона противостоять произволу государственной машины. Конечно, ни одна из подобных формул не может быть универсальной. Каждая страна вправе жить по-своему. Размышляя в одной из статей о выборе, сделанном народом Таджикистана, Эмомали Рахмонов отмечает: «Китай имеет такое же право на коммунизм, какое имеет Иран на ислам как основу своей государственности, а страны Центральной Азии — на право быть светскими государствами». То есть, по сути, Таджикистан намерен идти к целям, которые обозначены в приведенной выше формуле, вобравшей важные составляющие демократического общества. Но, как сказал Эмомали Рахмонов, создание демократии, понимаемой как система, учреждаемая в целом сегодня на завтра, невозможно при всем нашем желании. Для Таджикистана этот путь будет неимоверно сложным. Но страна уже не в начале пути. Сын Президента, Сомони, которому недавно исполнился год, будет жить в новом Таджикистане, для становления которого так много сделал его отец.

Петр ПРИБЫЛОВ, Алим МИРЗАЕВ