Великобритания — вопреки своей международной репутации государства, народ которого обладает легендарной способностью самоконтроля и железной выдержкой, — опять бурлит. Решается судьба исконно английского вида спорта, который для многих членов аристократии и землевладельцев не просто возможность «поразмяться», но и вопрос статуса, самоутверждения и гордости
ПОГОНЯ НЕПОТРЕБНОГО ЗА НЕСЪЕДОБНЫМ
Вообще-то охота как таковая существует, конечно, с незапамятных времен, однако только в течение последних двухсот пятидесяти лет она превратилась в средство престижного досуга. Начиналось все с охоты на волков, оленей и кабанов, но охотники быстро столкнулись с организационными трудностями: волков и кабанов извели под корень, а стада оленей сократились до таких размеров, что даже самые ретивые охотники все же не решаются даже заикаться о намерении охотиться на них. И специализация плавно поменялась.
И то сказать, что за восторг, что за удовольствие! Рога трубят, псари, как известно, в охотничьих уборах. Сезон начинается 1 ноября и продолжается примерно до апреля. Партия собирается накануне вечером, охотники наряжены в красные френчи и черные шлемы. Кони бьют копытами, собаки, как и положено, прыгают в сворах. С вечера специальный работник лично обходит территорию, где предполагается охотиться наутро, тщательно блокируя все лазы и выходы, чтобы загнанным зверькам деваться было совершенно некуда. Утром все взбираются по коням — и вперед. Главную роль здесь играют собаки, которых учат особым образом. Задача охотничьей своры состоит в том, чтобы бежать не слишком быстро, но выдерживать этот бег довольно долго. Кроме того, собаки сменяются, и впереди всей партии всегда бегут свежие силы.
А лиса бежит одна, без всяких подмен. Она бежит, бежит, бежит, бежит, задыхается, падает, пробует уйти через ходы и норы, но они, как уже говорилось, заранее тщательно и любовно закупорены... Кроме всего прочего, лисята обычно рождаются в марте, так что зачастую объектом охоты становятся беременные или кормящие самки, которые тоже бегут, бегут, бегут... В конце концов совершенно обессилев, лиса валится с ног — тут-то ее настигают псы и разрывают, еще живую, в клочья. И, как и полагается в первобытных племенах, если в охотничьей партии присутствует ребенок, который наблюдает первое в своей жизни убийство, то его посвящают в охотничий клан: мажут лоб кровью только что разорванного на куски зверька.
Дело, конечно, личное, можно не соглашаться со мной в отношении к описанному, тем более что и в Англии общество раскололось на два лагеря. Любопытно, что среди защитников охоты — почти исключительно члены старейших и знатнейших фамилий, вот хоть взять королевскую семью. Перед самым Новым годом светская хроника пестрела фотографиями молодых принцев (наследник престола Уильям, сын погибшей Дианы и Чарльза, — на особом месте, во весь разворот). Однако не только. Кое-кто из фермеров тоже не прочь эдаким образом размять старые кости.
В качестве аргументации в защиту этого вида спорта помимо традиций и привилегий активно упоминают также и то, что численность лис необходимо держать под строгим контролем (ибо они сами хищники), плюс задачу сохранять рабочие места в сельской местности.
Однако гораздо большее количество англичан (семь из десяти) не просто не одобряют охоты на лис с собаками, но испытывают настоящее отвращение к самой идее подобной жестокости.
Самый пассивный вид сопротивления — это запрет прохода через свои земли, который налагают некоторые фермеры, тем самым ограничивая свободу перемещения охотников (будь это хоть королевская семья). Частная собственность, естественно, совершенная святыня, так что сказал владелец земель: «Поворачивай!» — и повернут. Чертыхаясь, конечно, но повернут.
Очень много народу идет в так называемые саботажники. На практике это означает, что, собравшись вместе, такие защитники животных делают все, чтобы помешать охотничьей партии довести начатое преследование до конца: они и собак со следа сбивают, и заблокированные норы открывают, и препятствия выставляют, и вообще (кто во что горазд) добиваются своего, иногда с серьезным риском для себя лично. Дело в том, что если охотники или их обслуга поймают такого саботажника, то живым-здоровым все равно не отпустят, а до полицейского участка из подобной глухомани далеко — иди, жалуйся.
И наконец, вопрос уже выплеснулся на уровень парламента. Вопрос там обсуждался и ранее, причем зачастую обсуждение придавало совершенно неожиданные повороты и без того драматичному ходу событий. Например, член парламента, избранный от старинного и исконно проохотничьего графства Уорикшир, взял да и заявил во всеуслышание, что содрогается при одной мысли о том, какая по ходу псовой охоты на лис творится жестокость!
В итоге в декабре Ее Высочество королева Елизавета внесла на рассмотрение палаты общин законопроект, призванный положить, наконец, предел дебатам. 17 января палата общин проголосовала: 387 голосов против, 174 — за полный запрет.
Законопроект сейчас проходит доработку в постоянных комиссиях, после чего будет передан в палату лордов. Лорды, конечно, будут не в восторге, однако деваться им, сердечным, все равно будет некуда. И лучшим образом это иллюстрирует следующий эпизод.
Как-то раз, оплачивая покупки в супермаркете и выгрузив содержимое своей тележки на ползущую ленту транспортера перед кассой, я разговорилась с кассиршей. А надо сказать, что местные кассиры, хоть и проходят перед ними за день толпы народа, все равно умудряются придать своему краткому общению с клиентами некий личный характер: обязательно поздороваются и перебросятся парой-тройкой словечек. Увидев среди моих пакетов мешочек с арахисом, кассирша и спрашивает: «Что, белок небось прикармливаете?» А я и правда прикармливаю, особенно после того, как заметила, что белки, ненароком забредающие в наш садик, начали объедать цветы с куста. Тут-то я и сообразила, что хоть Англия и не Сибирь, однако холод зимой все же стоит порядочный — сырость. Так что белки и прочая живность находят себе пропитание с трудом, а то бы дались им эти цветы. «Ага, — удовлетворенно заметила кассирша, — а у меня лисы квартируют. Кормить-то я их, конечно, не могу, у меня и так две собаки и три кота. Но жалко ведь, живые же, голодные же. Так что я им все объедки в судочке выставляю — все сметают». «А не безобразничают?» — спрашиваю. «Да какое там, — говорит. — Холодно же, они еле ноги носят. Вот потеплеет, тогда и будем с ними разговаривать на равных. А то не по-честному как-то получается».
В конце концов выражение «спортивное отношение к жизни» было изобретено именно в Англии.
Светлана ДУБОВИЦКАЯ,
собкор «Огонька», Лондон