Лица

До 45 лет Виктор Тымневье был личностью вполне заурядной — работал в Анадыре бетонщиком, растил детей, в общем, вел абсолютно нормальный для советского человека образ жизни. Не сказать, чтобы Виктор совсем оторвался от своих корней, но и к родной культуре особенно не тянулся. Видимо, виной всему было научно-атеистическое образование, полученное в городской школе-интернате, но до 1985 года Тымневье старался как можно реже вспоминать о своем происхождении, шаманах и прочих исконных атрибутах жизни в тундре. Тут, как принято говорить, случился перелом. Виктор понял, что культура его родного края теряется и не сегодня завтра не останется вообще никого, кто бы помнил о старых обрядах. И тогда Тымневье принял единственно верное, по его мнению, решение: создал семейный ансамбль «Эмнун» (в переводе с чукотского — «Тундра»), собрал по деревням и селам давно забытые «личные песни» — мелодии, которые каждый род чукчей-оленеводов передает из поколения в поколение, — и стал выступать в школах и детских садах с концертами-беседами, подробно объясняя слушателям значение всех ритуалов. Одна проблема — сейчас в окрестностях Анадыря не найдешь ни одного живого оленя, столь необходимого для настоящего праздника оленных чукчей. Поэтому Виктору приходится иллюстрировать свои выступления собственными рисунками.

Есть на краю земли, оказывается, телефон доверия. Работают, точнее подрабатывают, на нем в свободное от основной работы время педагоги, психологи.

Знаете, что меня больше всего удивило? Посмотрев на эту деградирующую Чукотку, познакомившись с ее проблемами, я полагал, что практически все звонки на телефон доверия связаны с жалобами на социалку: нет работы; не платят зарплату, не на что купить молока ребенку; не дают инвалидность, потому что инвалиду положена пенсия, а денег на это нет... Как ни странно, звонки в службу доверия в массе своей ничем не отличаются от звонков на Большой земле. Те же несчастная любовь, непонимание родителей. Есть, конечно, и жалобы на тяжелые условия, но их всего 10%. Остальное — обычные человеческие проблемы. Хотя, отмечают психологи, тяжелые северные условия дают повышенную невротизацию людей, а невротичные люди острее реагируют на конфликтные ситуации.

По наблюдениям психологов, коренные жители отличаются от «колонизаторов» тем, что они более открыты, более доверчивы и наивны, — в этом особенности национальной психологии.

— Аборигены более инфантильные, замедленные и размеренные, чем пришлые, но и более эмоциональные при этом, — делится психолог телефона доверия Елена Филатова.

Основная масса звонящих — 70% — молодые люди до 30 лет. Они обычно жалуются на человечество и отдельных его представителей — родителей, которые не понимают мятущуюся душу; девушку, которая бросила и ушла к богатому (откуда на Чукотке богатые, если здесь коммерческие магазины и те с трудом выживают — у людей денег нет...). Подростки вываливают на телефонных психологов проблемы самоопределения, самопознания, самопринятия, делятся трудностями установления отношений в своей подростковой группе. Мальчики 12 --15 лет часто спрашивают совета, как познакомиться с девочкой, обратить на себя ее внимание.

— Наша задача не дать какой-то конкретный совет, — говорит Елена Филатова. — Главное — раскрыть человека для него самого, придать ему уверенности. И тогда он справится с проблемой. Вы знаете, и на Чукотке, и в Москве, и за границей у людей одни и те же общечеловеческие проблемы. Быт и прочее — это все наносное. А главное — отношения между людьми. И кстати, здесь, на Севере, отношения между людьми во многом теплее, чем в больших городах. Может, поэтому отсюда до сих пор еще не все сбежали. Тут жить в чем-то теплее. Поэтому бытовые и социальные сложности досаждают, конечно, людям, но по-настоящему их волнует все то, что волновало всех людей на всей Земле во все века...

Знакомьтесь — Ира Шамильевна Чемия. Кстати, не замужем. Это называется «сапожник без сапог», ведь Ира Шамильевна сама работник Анадырского загса. Говорим о работе...

— Ира Шамильевна, это правда, что 70% чукотских мам — матери-одиночки?

— Да, действительно.

— А почему?

— Матерью-одиночкой быть выгодно. Им положена детская компенсация. Они имеют право на льготы в детском саду — они платят 50%. В школах они имеют первоочередное право на лагеря. Им выдаются подарки, пособия.

— Так население просто не регистрирует браки, чтобы числиться матерями-одиночками?

— Они действительно не живут вместе. На Чукотке много случайных связей.

— А сколько браков за последний год вы зарегистрировали?

— Ой, вполовину меньше, чем в прошлом году. А в прошлом их было больше ста. Вот видите, у нас платья белые висят? После свадьбы невесты приносят к нам в загс подвенечные платья, чтобы мы их продали. Приходится принимать, ведь проката на Чукотке нет, невыгодно его держать. Так, бывает, у нас эти платья по два года висят.

— А кто с кем бракосочетается? Русские с русскими, чукчи с чукчами или чаще смешанные браки?

— Чаще всего сочетание славянского мужчины с местной девушкой. Девушки стараются выбрать именно славян, потому что местные сильно подвержены алкогольной зависимости.

Считается, что два поэта в одной семье — перебор, чреватый конфликтами. Семья Владимира Кликунова и Тамары Смолиной из Анадыря опровергает это расхожее мнение. Оказывается, дружный дуэт, состоящий из двух солистов, тоже возможен. Конечно, поэзия не единственное их дело. Владимир Иванович до ухода на пенсию был главным редактором окружной газеты, а Тамара Николаевна преподавала математику в школе. Они и сейчас работают — на пенсии здесь не прожить, но появилось больше времени на стихи. И зря говорят, что жизнь сейчас к поэзии не располагает. На их юбилейном творческом вечере зал, рассчитанный на четыреста мест, был переполнен.

...Наверное, один человек на Чукотке живет себе, не обращаясь за помощью ни к богам, ни к начальству. Это монтажник буровых установок Владимир Сотников. Шесть лет назад судьба забросила его на необитаемый остров Молчаливый у побережья Берингова моря. Не одного, а с бригадой изыскателей. Завезли сюда оборудование, поставили буровую вышку, но тут контора, вознамерившаяся добраться до чукотской нефти, обанкротилась. Начальство, как водится, оказалось на материке, рабочие, не дождавшись зарплаты, разъехались кто куда. А Владимир остался. Обжился здесь, охотой промышляет, рыбалкой. Время от времени добычу свою — зимой по льду, летом на лодке — в ближайший поселок, километров за сорок, возит, там на курево и нехитрый провиант меняет. Там же присмотрел себе подругу-чукчанку. Перебралась она к нему на Молчаливый — вдвоем все веселее. Взял и обустроил остров. Счастливый человек.

...Он даже особо не отвлекался, просто бросал скупые ответы на наши глупые вопросы в промежутках между выстрелами. Он был занят серьезным мужским делом — охотой...

— Мальчик, стреляющий чаек, что ты делаешь?

— Стреляю чаек.

— А зачем ты стреляешь чаек, мальчик, стреляющий чаек?

— Для интереса.

— Чайка птица крупная, а камушки у тебя мелкие. Разве таким камушком крупную птицу добудешь?

— А я в голову целюсь.

— И сколько ты уже добыл этих невинных созданий?

— Двадцать, я думаю.

— И что ты потом делаешь с чайками, мальчик, стреляющий чаек?

— Хороню.

— А крестик ставишь?

— Да. Ставлю. Мы же христиане.

— А есть ты их не пробовал, мальчик, стреляющий чаек?

— Не-а.

— Почему?

— Не знаю. Наверное, они невкусные.

— Обязательно попробуй!.. А кто сделал тебе рогатку?

— Сам. А резинку добыл из мяча.

— Ну ладно, мальчик, стреляющий чаек. Счастливой тебе охоты на помоечных птиц.

— Спасибо, дяденьки...