Двукратный рекордсмен мира. «Честь и совесть» Международной спелеологической ассоциации CAVEX. Обладатель почетного звания «Учитель года». Один из организаторов экспедиции в пещеру Воронья глубиной 1710 метров, что на 80 метров превысило прошлый мировой рекорд, поставленный французами в Альпах. Его фамилия Провалов...
Кто-то пошутил, что мальчик по фамилии Кровопусков обязан был стать олимпийским чемпионом по фехтованию, Медведь — борцом, а девочка Семеняка — балериной. Сталинский нарком лагерей носил фамилию Ежов. Лучшим знатоком вкусной и здоровой пищи был Похлебкин. Мне знаком летчик Падалка... Но когда я рассказала в редакции о спелеологе Провалове, коллеги подумали, что это прозвище.
Денис Провалов уверяет, что это судьба.
НЕБОЖИТЕЛЬ ПРОВАЛОВ
Рекорд мира по прыжкам в глубину
«Спелеология, или «пещероведение», — комплексная отрасль знаний, наука о пещерах, изучающая их происхождение, морфологию, микроклимат, скрытые в них реки и озера, встречающиеся иногда скопления снега и различные формы ледяных образований, растения, современную подземную фауну и останки вымерших животных, следы материальной культуры некогда обитавшего в пещерах доисторического человека, выполненные им рисунки и скульптурные изображения...»
Н.А. Гвоздецкий
Из предисловия к книге М. Сифра «В безднах земли»
ПРОВАЛОВ И ПИОНЕРЫ
В детстве Провалов мечтал стать пожарным и носить медную каску. То есть к экстремальным ситуациям его с самого начала тянуло. Статую Ленина как-то разбил. Играли в футбол, а Ленин был штангой ворот. Кто-то хорошо ударил по мячу, и штанга начала падать. Все разбежались, а маленький Провалов подпер плечом Ленина, держит из последних сил. Смотрит, к ним с Лениным бежит учительница Зоя Ивановна, известная тем, что, когда грозила пальцем, пальца не было видно — так быстро махала. Она бежала Провалову на помощь, но Провалов ее не понял. В результате Ленин с Проваловым пострадали: первый раскололся, а второго в пионеры приняли позже всех... Дрался постоянно. Пока не начал заниматься боксом — тринадцать лет этому делу посвятил.
— Так ты профессиональный забияка?
— Нет, я просто за хлебом пошел... и встретил одноклассников. Они шли записываться в секцию дзюдо. И я с ними пошел. Нас в дзюдо не приняли, пошли все на бокс. Потом они отсеялись, а я остался...
— Ты и спелеологом стал случайно?
— Ага. Услышал по радио о наборе в школу Ефремова, пошел посмотреть...
— ...и засмотрелся?
— Вот именно.
При всей своей прыти рос Дениска человеком логичным. Что позволило ему прытко и логично поступить в Пединститут им. Крупской на факультет физвоспитания. Что, в свою очередь, позволило ему стать учителем, а в 1997 году — «Учителем года».
— На церемонию награждения приехал Лужков, — рассказывает Провалов. — Он подходил ко всем, ручки жал и чокался напитком. Все говорили: «Спасибо, Юрь Михалыч», «Спасибо, Юрь Михалыч» — ну попугаи, да еще и мандражирующие! Когда очередь дошла до меня, я сказал внятно, громко так: «Спасибо, Юрий Петрович!» Он на меня пристально посмотрел, наверное, подумал: «Этот совсем сбрендил от страха». Честное слово, так и было, у меня видеозапись есть — мои пионеры сняли...
— Скажи, а что ты делаешь в Доме пионеров?
— Учу ребят во всем полагаться только на себя. Вот сегодня мои пионеры уезжают в совместную экспедицию с киевлянами на Алек. Без взрослых.
— Волнуешься?
— Еще бы! Я им даже инструкцию написал — в шутливой форме, чтобы не подумали, что я в маразм впал. Про то, как вести себя в нестандартной ситуации. Самая большая опасность для них не пещеры, а хулиганы: спелеологи привлекают внимание своей одеждой, снаряжением. Я им написал: «Бей первым — и беги».
— Ты пионерам, оказывается, даешь вредные советы!
— И не говори, но что же делать, они ведь у меня еще маленькие: одиннадцатиклассники, первокурсники... Но уже все могут сами: покупают билеты, снаряжение, продукты.
— Снаряжение, наверное, много весит. Как вы его везете?
— Как все, плацкартой. Наши вагоны самые вместительные: в плацкарте разместить можно до пяти тонн. Погрузить — это фигня, главное — выгрузить! Это прикол! Когда мы едем на Алек, нам надо выгружаться в городе Хоста, где поезд стоит полторы минуты. Здесь нужен опыт. И, мне кажется, пионеры его усвоили. Второй раз едут в пещеры без меня. А объединили их наши экспедиции — киевляне брали свою молодежь, и мы брали. Вот и подружились. На этот Новый год из Киева в Москву приехали десять украинских пионеров. Бедная моя Женька — ведь они все у нас дома жили...
Рассматривая фотографии пионеров и слушая комментарии Дениса, я подумала, что если бы он стал просто спелеологом, а не спелеопедагогом, то просто не выполнил бы воли Божьей.
Несмотря на то, что Провалов атеист.
ПРОВАЛОВ И СУЕВЕРИЯ
— Спелеологи — народ суеверный?
— За всех не поручусь, а я суеверный. Хотя есть и общие поверья, и почти все в них верят. Вот, к примеру, мы останавливаемся в пещере на каком-то колодце — дальше кончилось снаряжение. Поднимаемся, приезжаем домой, планируем следующую экспедицию, копим деньги... Наконец возвращаемся, и все помнят, где остановились. А что там дальше — никто не знает. Каждый спелеолог мечтает о глубокой пещере, желательно самой глубокой в мире. Тут начинается самое интересное: мы прикидываем, сколько по геологии эта пещера может быть... Ну, метров 500 мы можем пройти. И мы берем с собой на первое прохождение не 500, а 300 метров веревки. Это называется «не спугнуть пещеру». Спрашивают меня: «Сколько, думаешь, карабинов возьмем?» — «Семьдесят». — «Нет, многовато... Давай лучше пятьдесят, спугнем...» А некоторые особо хитрые, как я, думают: «Я всем скажу, что возьму 200 метров веревки, а сам возьму мешочек еще с сотней, спрячу и никому не скажу. И пещере не скажу...» Мы, как приезжаем, подходим к пещере и говорим ей: «У нас всего 40 карабинов...»
— По-твоему, пещера — живая?
— Конечно! Стоит наверху пройти дождю, пещера просыпается: шум, камни какие-то летят, листья... Если спускался по сухой навеске, а поднимаешься в паводок, сразу видишь — все изменилось...
— Если пещера живая, то кто она — женщина или мужчина?
— Конечно женщина. Давно заметил, что чем меньше в пещере было людей, чем она свежее, тем лучше ты в ней себя чувствуешь. Когда ты делаешь первопрохождение, чувствуешь такой заряд положительной энергии, которого потом в городе на несколько месяцев хватает. А если в пещере до тебя было много людей, сразу чувствуется дискомфорт. Я, к примеру, всегда неуютно себя чувствую в пещерах, где кто-нибудь погибал, я просто спиной это ощущаю. Помню, в 98-м у нас была экспедиция на Арабику. Рядом с нами работала группа, в которой произошел несчастный случай: человек упал в колодец и погиб. Нас пригласили как наиболее сильную команду, чтобы мы помогли поднять со дна колодца тело. Мы все сделали, но с тех пор чувствуем жутко негативную энергию в том колодце. Более того, результаты по времени у нас ухудшились чуть ли не вдвое... Вот хочу тебя спросить. Как ты думаешь, пещеры существуют сами по себе, до нас и без нас, или мы их формируем?
— Я, как нормальный человек, ни разу не заходивший в пещеры дальше нескольких десятков метров, понятно что думаю.
— А спелеологи расходятся во мнениях. У нас есть два классных спелеолога, Мухин и Жарков. Вот они идут на первопрохождение и почему-то находят пещеру, которая... не то что похожа на них... но именно такая, какую они могут исследовать и сделают это лучше всех. Потом уходит Юра Касьян — и тоже находит пещеру под себя: можно технично работать молотком, закачиваться, бить крючья. Получается, мы пещеру сами формируем! У нас на Фиште есть пещера, где мы с англичанами работали. Так в итоге получилась чисто английская пещера. Я такие пещеры видел только в Англии — длинные меандры, извилистые ходы, мало колодцев, много воды, пологий наклон... Натуральный Йоркшир! Веришь?!
— А ты во что веришь?
— Сложно сказать. В то, что люди все добрые. Это я точно знаю.
ПРОВАЛОВ И СМЕРТЬ
— И что, не было в жизни случая, когда хотелось помолиться?
— Да были... Вот однажды в Словении я гулял по массиву со своим другом итальянцем Роберто. Он мне говорит: «Вот моя пещера, мой настоящий ребенок». А я говорю: «Почему ж вы не пошли глубже 1370 метров?» «Да там, — говорит Роберто, — был узкий проход, команда устала, мы вынули веревку и вернулись. Но я знаю, куда на самом деле идти, и если ты привезешь сильную команду, мы с тобой сходим». Через два года привожу двенадцать бойцов: «Ну давай, Роберто, веди нас!» Мы спускаемся в колодец, куда не спустились итальянцы, вода хлещет так, что захлебываешься. Но мы ведь советские спелеологи, нам, если партия сказала «надо»... За колодцем была щель — узкая и извилистая. Киевлянин Олег Климчук снимает комбинезон, в одном эзотермике пролезает, видит уступ. Возвращается и говорит: «Есть проход». Но я чувствую: не пролезу. Олег поменьше меня да и поувереннее чувствует себя в щелях. Через полгода мы собираем мощную экспедицию, прилетаем туда зимой, в ужасных условиях работаем...
Команда мне говорит: «Провалов, Клим полгода назад пролез в эту щель, теперь вы должны вдвоем пролезть. Иначе все насмарку». Лезем. Спускаемся в колодец. Идем до следующего препятствия. Поворачиваем назад. И вот нам надо лезть обратно в эту щель, а я, когда пролез через нее, психологически сломался. Мрак!..
Есть в спелеологии мнение, что если ты пролез «туда», то «обратно» тоже пролезешь. Теперь я точно знаю, что это не так. Шесть часов я на уступе дергался, на меня ледяной водопад фигачит, снизу колодец — ну не могу пролезть, и все тут! Чувствую, уже начинаю остывать, а самое страшное в пещере — это остыть...
— Ну, и о чем ты думал?
— Думал, что вот так здесь и помру... Клим (он все это время лежал и молоточком долбил эту чертову щель) мне сказал: «Не волнуйся, давай последнюю попытку, если не получится, я сбегаю в лагерь, они там что-нибудь придумают...» Я прикинул: до лагеря ему час пути, Мухин с Илюхой спят, он их разбудит, а они ребята грамотные, голодными в пещеру не пойдут, пока по-быстрому сварят гречки и съедят ее — вот еще час, потом пока спустятся... Короче, три часа минимум. За три часа я точно кони здесь двину, даже если буду прыгать непрерывно...
— Надо с собой носить фляжку с горячительным!
— Сложно носить что-либо с собой... Мешает, цепляется за неровности.
— Такие вещи никогда не помешают!
— Не в том дело, чтобы что-нибудь не помешало, а в том, чтобы кто-нибудь не помешался.
ПРОВАЛОВ И ЧЕЛОВЕЧЕСТВО
Провалов — это транквилизатор и стимулятор в одном флаконе. Будь я доктором, прописывала бы трудоголикам и домохозяйкам Провалова — хотя бы раз в неделю при учете сверхдефицитности.
— Провалов, у тебя бывает плохое настроение?
— Дома часто бывает. Я могу даже ругаться.
— Ты страшен в гневе?
— Слабо сказано. Вот, например, я очень люблю чистоту, порядок, а Женька может, например, взять альбом с фотографиями, посмотреть и оставить его на кухне. Представляешь, какой ужас?!
— Это ужас?
— Конечно ужас! Фотографии — святое! К слайдам Женька с некоторых пор вообще не прикасается. Не дай бог что...
— Можешь ударить?
— Я один раз ударил своего лучшего друга Мухина ногой в живот. При моем другом лучшем друге Питере Хартли. Мы собирались втроем в экспедицию на месяц. И перед самой экспедицией Мухин мне что-то сказал, я развернулся, ка-ак дал ему ногой в живот! Но у Мухина хватило ума не начать драку, мы тут же помирились. А Питер, наверное, подумал: «И как я буду месяц жить в пещере с этими сумасшедшими русскими?»
— Пещеры, как и космос, принадлежат всем. Но все-таки русский спелеолог — не то что, скажем, мозамбикский?
— Я бы сказал, «славянский спелеолог» — мы, моравцы, поляки... Все прочие другие — у них нет чувства команды. У нас очень сильная спелеология именно потому, что вся команда работает, чтобы всего два человека прошли на глубину, и неважно, кто это будет. Главное — что люди из нашей команды. К сожалению, у нас теперь и под землей прозападные настроения.
— В чем же?
— Например, у нас тоже стало модно питаться отдельно от команды. Может, потому, что стало проще купить продукты, не знаю... Когда я впервые попал в американскую экспедицию, в Мексику, просто обалдел: каждый сам себе утром пакует еду, каждый идет со своей горелкой. Я, когда это увидел, извини, офигел! Или когда все останавливаются в пещере, каждый достает свой сникерс. Каждый — свой! Нет, у нас другое воспитание. Мы сразу, когда с ними командой идем, отбираем у них все и говорим: «Жрать будете в 12 часов, и все вместе, по нашим правилам». Они ум-ум-ум, а деваться-то некуда!.. А то — принес мешок мандаринов и трескает их один! И шкурки в подземную речку бросает!
ПРОВАЛОВ И ЖЕНЩИНЫ
— Много у тебя поклонниц?
— В последнее время стало много. Шутка... Да, женщины меня всерьез никогда не воспринимали!
Тут у меня сломался диктофон, который и в огне не горел и не тонул в морском круизе... Зря я про женщин спросила. Провалов, починяя диктофон, продолжал отвечать на мой вопрос. Даже, как хороший лектор, ждал, чтобы я успевала конспектировать:
— С Женькой моей мы познакомились, когда она еще в школе училась, а я водил их в поход. Потом дружили с переменным успехом. А потом стали вместе жить, случились дети... Вел я себя неприлично, паршиво даже: родителей наших не знакомил чуть ли не до самых детей, свадьбы у нас так и не было...
— Под землей, в пещерах, есть место любви?
— Хм...
Провалов долго вникает в мой вопрос.
— Ну, как правило, жены либо сочувствующие, либо сами спелеологи. Женька моя, например, несмотря на двоих детей и прочее, до сих пор двадцать раз подтягивается! А насчет подземной любви... Много есть у нас анекдотов на эту тему... Что бы тебе рассказать цензурное... Ну вот, например: «Девочка, пойдем с нами в пещеры!» — «Да я не девочка, я там уже была...»
— Провалов, ты в личной жизни счастлив?
— Да мне все друзья завидуют. Моя Женька не требует, чтоб я деньги зарабатывал, и вообще все понимает. Например, она мне говорит: «Что-то мне так клубники захотелось!» А я ей: «Или клубничка — или в экспедицию!» Она сразу говорит: «Ну конечно, я лучше с тобой поеду!» Ругаемся иногда, конечно. Вот осенью я щелкнул ее по носу. Сильно.
— Плакала?
— Плакала, мы с ней до вечера не разговаривали.
— За что ты ее так?
— Она меня при всех назвала дураком! Но такое у нас бывает редко. Или вот недавно я заметил, что в тумбочке, где у нас деньги лежат, их меньше стало. Дело в том, что я никогда не знаю, сколько их там. Думаю: может, девчонки мои балуются?
— То есть у вас в семье настоящий патриархат!
— А как же! Я, конечно, главный. Хотя справедливости ради скажу, что лыжные ботинки мы сначала купили Женьке, а потом уже мне.
ПРОВАЛОВ И МИФЫ
Надо сказать, что, несмотря на все, что вы только что прочитали, человеческого в Провалове мало. Провалов из тех нелюдей, что могут за неделю сбегать с глубины в полторы тыщи метров на поверхность за видеокассетой и любят зимой мороженое. Провалов моет в гостях тарелки и починяет журналистам диктофоны. Такими я всегда представляла себе братьев по разуму. Небожителей, спускающихся на грешную нашу Землю, чтобы научить нас, как жить по-другому, как мы не умеем или забыли...
— Провалов, что вообще вы под землей делаете? Понятно, что лазаете, ползаете, но делаете-то что?
— Например, песни поем. Чтобы не спать. Вот идет впереди твой партнер по двойке, освобождает веревку. Ты висишь в ожидании команды «Свободно!», а перед этим часов двадцать шел или тридцать (я однажды сорок часов поднимался), начинаешь засыпать, и такие сладкие сны... Это очень опасно — спать на веревке. Поэтому орешь песни: «У-у-утро! Тума-а-анное! У-утро-о! Седо-о-е!» Или Высоцкого что-нибудь... Вообще человек может спать в самых невероятных условиях, я однажды заснул, перед тем как нырнуть в сифон, стоя по грудь в ледяной воде. Хотя очень боялся, между прочим. Это величайший из спелеологических стрессов. Частота пульса увеличивается до 180 ударов в минуту! Надо себя заставить успокоиться. Вот я заставлял себя, заставлял... и заснул. Никто не верит. Смеются... Вообще мы люди веселые.
— Расскажи какую-нибудь смешную историю. Можешь?
— Могу. Про то, как сбылась мечта детства.
И Провалов рассказал мне такую историю.
7 ноября прошлого года спелеологи отмечали окончание сезона у своих белорусских коллег. Коллеги обеспечили культурный досуг в виде беловежских развлечений с настоящей баней. После второго дня досуга, ночью, спящий Провалов услышал жаркий шепот одной из участниц действа: «Провалов, баня горит». Истошный крик разбуженного в неурочный час Провалова: «Чего ж ты шепчешь, глупая?!» — разбудил всю Беловежскую пущу. Выпрыгнувший из спальника Провалов попытался вскочить в первые попавшиеся джинсы, но был остановлен их законной хозяйкой. Пришлось надеть спелеологические штаны, купленные за кучу баксов.
Беловежская баня полыхала вовсю. Вызвали пожарных, но Провалов из принципа организовал альтернативное спасение бани: из близлежащего озера шайками передавали воду, которую он выливал на стратегически важные участки бедствия. Когда подъехали пожарные, один из них вручил Провалову брандспойт (или как там это называется). Провалов не сплоховал. А потом в какой-то момент услышал разговор пожарных: «Сюда тоже надо подтянуть шланг» — «Да там уже кто-то из наших работает...» Так Провалов осуществил мечту своего краснопресненского детства: стал пожарным. Заплатив, правда, за это дорогими спелеологическими штанами.
ПРОВАЛОВ И СЛАВА
Глядя на сидящий передо мной поджаристый сгусток энергии, я подумала, как легко Провалов может создать ощущение того, что самое тяжелое в жизни — снаряжение. Что материальных проблем не существует в принципе. Что жизнь — это праздник. Возник вопрос, еще недавно бывший самым актуальным: «Как встретили?»
В экспедицию, которая обернулась мировым рекордом, Провалов уехал на второй день западного Рождества — 26 декабря. Вообще-то Провалов честно старается отметить Новый год с семьей, но это редко получается: в середине января погода на Кавказе портится, и, если задержаться, «поймаешь пургу». Поэтому спелеологи бросают семьи на произвол алкогольного угара и отправляются к новым высотам и глубинам. Единственная роскошь, которую можно себе позволить, — встретить Новый год на поверхности.
— Мы в этом году много Новых годов встречали: сначала свердловский, потом московский, потом киевский. 31 января все двойки пошли наверх, но, к сожалению, одна все-таки опоздала к московскому Новому году... Сначала мы, конечно, не могли раскочегариться — был очень тяжелый выход, и все безумно устали. Мне казалось, что я просто не доживу до Нового года — настолько хотелось спать. Потом как-то разошлись, распелись. Наготовили вкусных салатиков, было шампанского бутылки три... Были даже Дед Мороз и Снегурочка...
— Все как у людей!
— Лучше! Кроме Деда Мороза со Снегурочкой, у нас были Снежинки, Буратино и Петрушка. Последние двое выступали в роли конферансье — загадывали шарады, пели песенки. Целый концерт был, отрывок из «Ромео и Джульетты». Потом стали рассказывать кино...
— То есть как?
— Ну, все травят анекдоты, а мы пересказываем фильмы — одно из любимейших наших развлечений. Несколько человек садятся по очереди на пластиковую бочку и начинают рассказывать кино, примерно так: «Титры. Затемнение», и так далее, в деталях... Это, конечно, зрелище... В общем, здорово отметили Новый год и разошлись по своим палаткам. А через пару часов двойка Мухин и Жарков выдвинулась на глубину в тысячу метров, чтобы навесить веревки и вернуться ночевать в лагерь-500. Это был серьезный выход, пожалуй, только эта двойка могла взять на себя такую нагрузку.
— Мухин и Жарков у вас, что ли, малопьющие?
— Да нет, пьющие. Как и все. Но мы в летних экспедициях почему-то больше выпиваем...
А потом была работа. Разноцветные комбинезоны. Громкие песни, чтобы не заснуть. И рекорд мира. И пурга с громом и молниями — неделю пришлось выжидать, пока стихнет. И страшный спуск, когда вокруг шли лавины. И прибытие в Москву. И военный оркестр на перроне вокзала...
Короче, как в кино:
«В суету городов и в потоки машин
Возвращаемся мы — просто некуда деться...»
Провалов допил кофе и убежал.
Куда? Зачем? Надолго ли?
Смотрю в окно — как он бежит к метро, в нашу московскую «подземку», — и мне кажется, что моя жизнь — праздник. И что самый главный мой рекорд — впереди. Пусть меня считают сумасшедшей. Провалов поймет.
|