ЗА ЧТО МЫ НЕ ЛЮБИМ ДРУГ ДРУГА?

Одна из лучших исландских саг, «Сага о Греттире», посвящена удивительному герою: он был прогнан всеми и в одиночестве, скитаясь по пустошам и дебрям, ютясь в самых неприютных и пустынных углах Исландии, прожил девятнадцать лет. Для того времени это была история беспримерной робинзонады. И был Греттир «самым мудрым», сказано в этой саге, «потому что он дольше всех прожил в изгнании»

ЗА ЧТО МЫ НЕ ЛЮБИМ ДРУГ ДРУГА?

Почему одни люди ненавидят других, отличающихся от них порой по цвету кожи или разрезу глаз?

Где истоки националистической ненависти? Некоторые полагают, что они — в человеческой биологии. Другие, что неприязнь к чужим — следствие дурного воспитания. А что думают ученые? Вот что.

В 1975 году в одной из уединенных долин на острове Новая Гвинея было найдено неизвестное прежде племя эйпо. Его члены жили в хижинах, крытых соломой, обрабатывали древесину с помощью каменных топоров, чистили овощи сланцевыми ножами, охотились на зверей и птиц с помощью лука и стрел.

Около деревни ученые соорудили небольшую взлетную полосу. Здесь и приземлилась их «Цессна» — небольшой легкий самолет. Как-то раз ученые предложили своим «подопечным» прокатиться на самолете. После некоторого замешательства несколько мужчин согласились на поездку, но при условии, что дверцы машины будут сняты. «Хорошо», — пожав плечами, согласились ученые. Дикари вышли из джунглей, когда самолет был готов к взлету. В руках они держали крупные камни.

— Мы захватили с собой камни, — объясняли туземцы, — потому что полетим над долиной Фа, где живут наши враги. Мы сбросим камни прямо на них!

Ученые были поражены. Вот это да! Впервые увидев чудо из чудес — «летающую гору», они сразу сообразили, как использовать ее, чтобы перебить врагов. Желание убить чужака оказалось в них сильнее естественного любопытства к новому и необычному.

Вероятно, ненависть к другим стара как мир. Даже мы, люди вроде бы цивилизованные, по отношению к другим людям часто ведем себя, как люди племени эйпо. Правые радикалы в Германии избивают до смерти вьетнамцев. «Скины» в Москве расправляются с узбеками и неграми. Аргентинцы третируют метисов из Перу. Французские националисты считают виновниками всех бед у себя в стране «этих грязных арабов». Ангольские негры за что-то ненавидят негров из Заира. Индусы ополчились на пакистанцев, японцы — на корейцев, а литовцы среди «преданий старины глубокой» хранят ксенофобскую поговорку: «Чужим духом всегда воняет».

А сколько ненависти вызывали во все времена цыгане, эти заблудшие души, шумливые кочевники, неприкаянные гости то Молдавии, то Моравии, то Баварии! «Это бродяги по природе, по крови... Их песни лишены мужественности, а идеи разрушительны. Они воруют детей. Они проникают всюду», — так поносил цыган один из героев Евгения Шварца.

Особенно строго относились к цыганам в Чехии и Германии. В старинных немецких законах их именовали «безбожными, суеверными, коварными» злодеями, «ни на что не годным сбродом». Уже в XVII веке им запрещают въезд в Германию, а на тот случай, если цыгане все же проникнут в страну, велено «всех мужланов и их бабенок старше двадцати пяти лет бичевать и прогонять из страны». Так говорится в Уложении, появившемся в 1697 году. В некоторых немецких княжествах закон дозволял вешать любого задержанного цыгана. Лишь в ХVIII веке в отдельных странах к цыганам стали относиться терпимее. Впрочем, в годы Второй мировой войны на территориях, оккупированных гитлеровцами, цыган уничтожали наряду с евреями...

Откуда же проистекает ненависть к чужакам? В полугодовалом возрасте младенцы начинают дичиться посторонних. Раньше они неизменно улыбались им, теперь, лежа в кроватках, отворачиваются от незнакомых персон. Малыши плачут, ища утешения в объятиях матери. Такая негативная реакция никак не объясняется внешними причинами. У малышей обычно нет еще никакого дурного опыта общения с другими людьми. Порой у них вовсе нет опыта общения. Страх и неприязнь автоматически вызывают в них все незнакомые лица, которые они видят. При этом мужские лица опаснее женских, взрослые — детских, а бородатые вообще вызывают ужас. Так что же, значит, виноваты гены?

Неужели, как писал один немецкий праворадикальный публицист, «в нас изначально заложено стремление подавлять и эксплуатировать чужих, использовать их как рабочую силу и даже всецело распоряжаться гениталиями их женщин»? Неужели трудовые зоны, концлагеря и даже массовые изнасилования женщин в годы войны имеют свою биологическую подоплеку?

Нет, ученые так не считают. В человеке нет врожденной ненависти к чужой расе хотя бы потому, что нет четкого разделения людей на расы. Гены произошли задолго до появления человеческих рас и человека как такового. Соответственно, генетической ненависти к иной расе быть не может. Да и генетические исследования давно показали, что различия между черным и белым человеком порой даже менее выражены, чем генетические вариации внутри белой или черной расы. Может быть так, что с генетической точки зрения кто-то из нас больше похож на туземца из Верхней Вольты или Нигерии, чем на соседа по лестничной площадке!

Против «врожденной ненависти» к людям «другой породы» говорит и такой факт: внезапно ненависть может угасать и переноситься на другие объекты. Любопытны, например, взаимоотношения между немцами и французами. Немецкий историк Вильгельм Тройе в своей работе «История повседневной культуры» писал, что Франция начиная с эпохи Ришелье стала «образцом для всей Германии, образцом для бесчисленных мелких и мельчайших княжеских дворов Германии, которые ревностно подражали блеску французской роскоши и мотовства». Со времени наполеоновских походов отношения резко меняются. Франция и Германия становятся «заклятыми врагами». Лишь после трех кровавых войн соседи успокоились; между ними вновь воцарился добрый порядок. И сегодня в Германии ненавидят совсем других людей: турок, негров, вьетнамцев, поляков. А для многих невыносимы бродяги и умалишенные. Кто-то активно ненавидит панков и прочий «молодежный сброд». Ненавидят не ту или другую нацию, ненавидят «чужих».

...На протяжении почти всей своей истории люди жили небольшими группами. Полтора миллиона лет назад племена homo erectus бродили по саванне; такими же небольшими племенами — от тридцати до ста человек — бродят по сей день люди, живущие в каменном веке, будь то в дебрях Бразилии или на Новой Гвинее. Они селятся в маленькой деревне или кочуют. Каждый знаком друг с другом; жизнь каждого зависит от усилий остальных членов группы. Можно сказать и так: племя выживет, если только каждый будет бороться изо всех сил.

Для выживания племени важны сплоченность, а также предсказуемость действий любого из соплеменников. То есть некие общегрупповые правила поведения. Мораль, иначе говоря. Выросшая из примитивной животной морали а-ля «ворон ворону глаз не выклюет». Посторонних — маргиналов, аутсайдеров, пришельцев — не терпят: их действия непонятны, их поведение неожиданно, на них нельзя положиться. Аморальные люди! Поэтому любой, кто начинает вести себя наперекор остальным, встречает более или менее резкий отпор, его понуждают быть как все. Говоря современным языком, он подвергается психологическому прессингу.

Для начала аморала высмеивают, над ним подтрунивают. Поначалу это делается по-дружески, безобидно, но все равно высмеянный всеми человек чувствует явную агрессию, направленную на него. Пока у него еще есть возможность исправиться, стать таким же, как все, слиться с коллективом. «Если гвоздь выпирает, — говорит японская пословица, — его забивают до конца».

Если эксцентрик никак не внимает намекам, начинается вторая стадия подавления коллективом личной свободы: над человеком издеваются. Его передразнивают, досадуя и обижаясь на него; насмешка переходит в безжалостное высмеивание. Если мы перенесемся в современность и поглядим на «племя младое, незнакомое», разгуливающее не по джунглям Амазонии, а по коридору любой школы, то там найдутся два сорта маргиналов: «ботаники», которые вечно стремятся стать лучше, чем остальные, и «тупицы», которые от всех отстают, ничего не умеют, путаются у всех под ногами. Каждая из этих двух ветвей отсекается от средней массы соучеников насмешками с их стороны.

И такая мера — «снисходительный остракизм» — часто приносит плоды. Человек, со всех сторон получающий тычки и плевки, пугается, смиряется, стихает. «Дети больше всего боятся, что их осудят сверстники. Это чувство у них развито сильнее, чем даже страх смерти или боязнь потерять родителей!» — такой неожиданный вывод сделал психолог Кори Ямамото из Колорадского университета, наблюдавший за детьми девяти — четырнадцати лет, принадлежащими к самым разным культурам.

Если же и это не помогает, все начинают сторониться своевольного оригинала. Его презирают, ему не приходят на помощь. Он становится сущим аутсайдером, одиночкой. Его присутствие еще терпят в племени или в коллективе, но держатся от него подальше.

Наконец, может произойти худшее. Ослушника преследуют и изгоняют из коллектива. В глубокой древности такая кара фактически была отложенным смертным приговором. Прожить в одиночку, борясь с враждебными стихиями и дикими зверями, было нельзя. Человек погибал в когтях хищника, замерзал или умирал от голода, не в силах помочь себе.

А что происходит с теми «средними», кто отсек от «здорового тела коллектива» отщепенцев и отклоненцев, не желающих признавать «среднюю» мораль? И что происходит с теми бывшими отщепенцами, которые смиряются и привыкают жить в коллективе? Они проникаются сильным чувством единения. Настолько, что резко сужается групповое восприятие, разнообразие системы падает. А значит, падают ее адаптивные возможности. Исследования психологов показывают, что члены коллектива (племени, группы, стаи) невольно окрашивают весь мир в черно-белый цвет, причем обеляют фигуры соплеменников и чернят всех посторонних, любят своих и ненавидят чужаков.

Если снова вспомнить детей и школьников — а в детских коллективах как нигде ярко выражены древнейшие племенные чувства, — то мы увидим, что для школьников «в моем классе, в моем дворе, на моей улице, в моем поселке» живут хорошие ребята, а вот эти гаврики «из параллельного класса, соседнего двора и т.д.» давно на что-то напрашиваются, и вообще пора бы им «настучать по фейсу».

Любопытно, но такой же результат психологи неизменно получали в следующем опыте: всех собравшихся прямо у них на глазах делили на две группы. Очень быстро члены этих групп убеждались, что свои «самые хорошие», а чужие «ничего не умеют и ни на что не годятся».

Подобные опыты подтверждают, что главная причина ненависти к чужакам, инакомыслящим и т.п. кроется вовсе не в том, что соперников надо подавлять. Нет, манифестация ненависти устраивается единственно лишь для того, чтобы сплотить свою собственную группу! «Поскольку масса всегда боится распада, — писал Элиас Канетти, автор книги «Массы и власть», — ее можно направить к какой-то цели». Чтобы соплеменники не разбежались и не разбрелись, следовало приучить их ненавидеть одно и то же. Ненависть сплачивает общество гораздо крепче любви, кого бы ни принимались ненавидеть: евреев, буржуев или коррупционеров.

Людям каменного века чаще всего было далеко до таких грубых системных дефиниций. Их ненависть была обращена на людей из соседних племен, которые обычно были очень похожи на них. Поэтому подмечались малейшие различия между «нами» и «ими». Любое несходство во внешнем виде, верованиях, языке крайне преувеличивалось, но самым неподдельным «паспортом» становился акцент. Известно, что после полового созревания мало кто может научиться говорить без акцента на иностранном языке или хотя бы на диалекте своего родного языка. Стоит человеку, оказавшись вдали от родимых мест, открыть рот и произнести несколько слов, как в нем безошибочно распознают чужака, приезжего, пришлого. Ату его!

Надо признать, что когда-то третирование маргиналов и инородцев шло остальному обществу на пользу, превращало рыхлую массу людей в некое подобие кулака, готового нанести разительный удар. Сегодня же трения и конфликты между людьми лишь затрудняют развитие общества, крайне осложняя жизнь цивилизации. Почему? Потому что нынче мы живем в настоящем вавилоне: вокруг нас люди, говорящие на самых разных языках — от китайского до арабского, люди, которые верят во что угодно, да и выглядят не поймешь как.

Вместо одного монолитного племени мы стали членами множества аморфных, быстро меняющихся коллективов, чьи интересы мы не всегда готовы отстаивать из-за их эфемерности и мимолетности. Мир стал намного сложнее и разнообразнее — у людей появилось множество ролевых функций: мы сотрудники фирмы, члены семьи, сторонники партии, поклонники «Спартака», жители города, патриоты страны. Наши чувства перемешаны и переплетены, но всякий раз, ощущая себя частицей того или иного коллектива, мы замечаем, как откуда-то из глубины души всплывают темные, мрачные чувства ненависти к посторонним: «Они работают в конкурирующей фирме!.. Они болеют за «Динамо»!.. Они приезжие из Молдовы!.. И потому они неприятны нам».

Острота неприязни зависит от нашего воспитания и монолитности коллектива. Исследования, проведенные в Германии, показали, что иностранцев ненавидят больше всего там, где их меньше всего живет! В бывшей ГДР, где иностранцев всего 2%, ксенофобия заметно резче выражена, чем на западе Германии, где 10% населения не принадлежат к нордической расе. То же самое наблюдается во Франции.

А вот для тех, кто по роду занятий постоянно общается с инородцами, зачастую характерно иное поведение: ксенофилия, приязнь к иностранцам! Они чувствуют себя в их обществе особенно легко и уютно. Причина такого поведения кроется в особой природе человеческого страха.

Ведь проявления страха очень разнолики. У многих страх смешан с любопытством. Так, дети, слегка испугавшись, тут же начинают интересоваться тем, что их напугало.

Ино-родное влечет. В нем есть прелесть экзотики. Однако вкусы большинства людей все-таки не настолько утонченны, чтобы ценить экзотичное и восхищаться им. Для них ксенофобия естественное, примитивное проявление вкуса, как и любовь ко всему банальному и стандартному.

Обратимся еще раз к итогам большого статистического исследования, проведенного в Германии. Больше всего ксенофобов среди рабочих, не имеющих специального образования. У них нет особых перспектив в жизни, они примитивно организованы — тем обиднее, отвратительнее и страшнее для них, когда «какие-то турки или поляки» играючи добиваются успеха, переходят дорогу, и кому? Им, коренным, племенным немцам!

Неприязненные чувства часто бывают стадными. Это только любовь редка и избирательна. Ненависть же растекается как византийский огонь. Когда толпу начинают науськивать на инородцев, отдельные люди, как бы они ни относились к Абраму или Ахмеду, постепенно поддаются общему чувству и прилюдно стараются скрыть свое особое мнение. Это наглядно показал эксперимент, проведенный в Мангеймском университете. Те, у кого было «особое мнение», быстро от него отказывались, проникаясь общей ненавистью. Мнение большинства было для них главнее своего скромного рассудка. Лишь четвертая часть участников эксперимента не поддалась общему настрою.

Зная итоги этого эксперимента, легко догадаться, что самое меньшее три четверти телезрителей, радиослушателей или читателей газет охотно поверят в то, в чем их убеждают. Это готовый человеческий материал для манипуляций и натравливания. Они всегда составят агрессивно-послушное большинство, если их к этому настойчиво подталкивать.

Кто же эти три четверти людей — послушные солдаты пропаганды? Мы уже убедились, что среди них немало тех, кто имеет очень плохое образование или низкий социальный статус. Эти обычно моментально звереют, стоит лишь намекнуть, что они, «такие народные», копают траншеи, а те, такие инородные, не вылезают из ресторана...

Наконец, в обществе немало «социально дезинтегрированных» людей: есть у них вроде бы и образование, и какие-то способности, и желание сделать карьеру, а вот поди ж ты! — как сидели лет десять «рядовыми менеджерами» в каком-нибудь дрянном филиале, так и сидят без особых перспектив: «Не в этой жизни, господа!» Сидят и тихо ненавидят всех, кто их обскакал, а особенно «людей без роду без племени». А им просто не повезло...

Нет, вовсе не гены заставляют нас ненавидеть инородцев. К этому склоняет нас собственная судьба — недополученное образование, ущемленное самолюбие, утраченные иллюзии.

...Когда-то немецкие нацисты попробовали превратить ксенофобию в своего рода государственную религию, принеся миллионы жертв идолам ее концентрационных капищ. Совсем недавно сербы, хорваты, боснийцы моментально приучились называть друг друга врагами народа. Им в этом помогали политики, то есть те, кто на чужой ненависти наживается, или тешит собственное больное самолюбие, или сублимирует личные неудачи.

Однако таким политикам нужно помнить, что, приучая людей ненавидеть инородцев, разжигая пожар ненависти, они рискуют не справиться с огнем, который разожгли.

Александр ВОЛКОВ