НЕ ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР

Когда у вас отключают свет, тепло, газ или воду — вы наверняка бросаетесь к телефону, чтобы кому-то сообщить о случившемся. Теперь представьте, что уже и по телефону нельзя позвонить.

НЕ ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР

Не исключено, что скоро так и будет

Я позвонил из предбанника Думы и сказал, что звоню снизу. Как договорились.

— Я вас встречу. Вы меня в лицо знаете?

— Не знаю, — честно признался я.

В предбанник спускался глава думского подкомитета по связи Леонид МАЕВСКИЙ. А я думал о своем, о девичьем.

Страна может позволить себе не знать в лицо своих связистов, пока все худо-бедно работает и всех устраивает. Увы, почти ничего уже не работает. И уж точно мало кого устраивает. С некоторых пор россияне, особенно побывавшие за границей и знающие, что такое нормальная связь, ненавидят российские телефонные сети всеми фибрами своей души. Мы в «Огоньке» испытали это на собственной шкуре, когда пытались установить и наладить несчастненькую крохотную офисную АТС. Новинка чуть не парализовала работу редакции: техника сложнее советского аппарата с дисковым набором на большинстве московских линий не выживает. Как-то раз я пытался объяснить своей племяшке, живущей в Хайфе, что такое спаренный телефон. Она так и не поняла, что это значит. Хотя с русским языком у девушки проблем нет.

Пятьдесят восемь тысяч населенных пунктов в России не имеют телефонной связи.

Это происходит в XXI веке в не самой отсталой европейской стране, которая сама делает неплохие телефоны и телефонные станции. Да если бы даже и не делала — все ведущие мировые производители этого добра обзавелись московскими офисами либо еще при СССР, либо в самом начале реформ.

Для крупных корпоративных клиентов операторы связи творят просто чудеса. Хотите, чтобы с сибирского завода в московский офис сотрудники звонили не по межгору, а по местному номеру из четырех цифр, как из комнаты в комнату? Нет проблем, сделаем!

А вот захотело частное лицо купить телефонный номер либо поменять спаренный на отдельный — путь один: на узел связи с четырехзначной долларовой взяткой. Чтобы найти взяткодателю свободный номер, связисты обычно отнимают его у злостного неплательщика. Если же таковых нет, а порадеть родному человечку хочется, ваш номер могут отнять по самому нелепому поводу. Одному питерцу отключали телефон и грозили снятием номера за то, что он не регистрировал на телефонном узле определитель. С трудом, через суд, бедняга доказал, что у него не АОН, а автоответчик.

Чтобы не подставляться, государевы операторы часто продают номера через якобы не имеющие к ним отношения фирмочки. За те же четырехзначные суммы. Казалось бы, частные связисты давно могли бы вклиниться на этот «рынок». Но не вклиниваются. Мучась со спаренным телефоном, я обзванивал частников и умолял их продать мне номер. Все отказывались либо предлагали нечто вроде фиксированного сотового телефона. Если я просил связь по проводам, следовал стандартный ответ: «Коньяк, конверт, телефонный узел».

А грядущее введение повременной оплаты за местные разговоры! Вот данные свежих опросов: более половины опрошенных уверены, что повременка нужна лишь самим телефонистам, ущемляет права граждан и нарушает антимонопольное законодательство.

В российских компьютерных сетях постоянно действуют конференции, где обсуждают технические и судебные способы борьбы с телефонными операторами. Более красноречивого свидетельства «народной любви» к телефонистам даже выдумать невозможно.

Я спросил Леонида Маевского, почему оно все так криво?

— Рынок объявили, а не создали, — загадочно сказал Маевский.

Я вспомнил, что пора включать диктофон.

ЗА СЕБЯ И ЗА ТОГО ПАРНЯ

— До девяносто первого года связь, естественно, была госмонополией. Местная телефония была заведомо убыточной, а междугородка — прибыльной. Тарифы на межгор были многократно выше себестоимости. Считалось, что, если человек время от времени звонит по межгору, у него заведомо есть деньги.

— Вот пусть и платит «за себя и за того парня»?

— Конечно! А уж за границу звонили тогда, как правило, не частные лица, а организации. Поскольку вся связь была в одних руках, убытки, которые приносила местная телефония, исправно погашались за счет прибыли, которую приносили межгор и международка. На языке профессионалов это называется «принцип перекрестного субсидирования». До поры до времени это исправно работало.

А в девяносто первом мы объявили рынок в сфере услуг связи...

— Почему все-таки объявили?

— Потому что на деле его нет.

— Как же так! Кругом море телефонных компаний! Правда, я вот сунулся решать свои проблемы — получил фигуру из трех пальцев.

— А вы им неинтересны. Местная телефония, как и во времена СССР, осталась дотационной. Денег на развитие в нее не заложено вообще! Абонентская плата покрывает не больше чем две трети издержек на обслуживание одного телефонного номера. Но и этой мизерной суммы из-за массы льготников и неплательщиков никто полностью не получает. «С носа» выходит примерно доллар в месяц вместо двух. Вооруженным силам и милиции не отключишь телефон ни за какие долги. Нельзя. Так что частник местной связью заниматься не будет. Какому дураку придет в голову вкладывать деньги в заведомо убыточное дело? Поэтому частник берет лицензию на межгор и международку — и может считать, что жизнь удалась.

— Так уж сразу и удалась?

— Конкурировать на нашем рынке межгора и международной связи легче легкого. Вы набрали «восьмерку», а в цену каждой минутки уже заложено, что львиную долю этих денег «Ростелеком» должен отдать на местную телефонию. При таком раскладе у него страшно завышены тарифы. Частный оператор ничего, кроме налогов, никому отдавать не обязан. Поэтому его тарифы гораздо ниже и к нему перебегают клиенты. Прибыль «Ростелекома» неуклонно снижается. Денег на развитие местной телефонии остается все меньше и меньше...

— Получается, рынок как рынок, но к одному из его игроков вроде как приставлен штатный рэкетир?

— Совершенно верно!

— А знаете, Леонид Станиславович, я уже сто лет не набирал «восьмерку». Я как раз звоню по карточкам частных операторов. Во-первых, на порядок дешевле. Во-вторых, не сидеть и не дрожать, что пацаны твой счет за межгор из почтового ящика вытащат, а потом тебе телефон за неуплату отключат.

— Ваш благодетель — частный оператор, уплатив налоги, может даже вывезти прибыль из страны. Иногда он просто обязан ее вывезти. К примеру, дали вам международный разговор через зарубежный спутник связи — с хозяином спутника надо расплатиться. У нас очень любят плакаться об утечке капиталов — вот вам совершенно легальный канал. Никакого жульничества, никаких бандитов. А денежки утекают. Чем меньше денег идет в местную связь, тем больше она ветшает. Тем меньше желающих в нее вложиться.

Принцип снежного кома...

МИНА

— У меня ощущение, что наши дотационные социальные цены — мина замедленного действия...

— А почему замедленного? Взрыв уже состоялся. Денег на поддержание и развитие местной связи нет. И непонятно, где взять. А ведь ею мы больше всего и пользуемся...

— Отменить все льготы.

— По-человечески я с вами согласен. Нужно быть честными перед людьми. Сейчас мы, добрые дяди в Думе, сидим и раздаем льготы — вот тебе скидка на местные переговоры, и тебе, и тебе тоже. Вроде как мы даем билет в цирк — можешь сходить, а можешь не ходить. Не надо давать билет в цирк! Если ты дал льготу — значит, выразил человеку свое уважение. Если ты уважаешь инвалида, офицера или пенсионера, ты исходишь из того, что перед тобой разумный человек. Так? Тогда дай ему не льготу, а просто денег. И пусть он сам решит, на что их потратить.

— Так в чем проблема?

— А вы представьте себе, что завтра в Думу вносят законопроект об отмене всех льгот. Можете вообразить, какая будет реакция?

— Писк-визг и мокрое место.

— Или вносят такое: с послезавтра мы платим за местную связь столько, сколько она стоит. Примерно двести рублей. А в потребительскую корзину пенсионера на телефон заложено отнюдь не двести, а около полусотни рублей. Значит, мы должны откуда-то изловчиться взять и добавить недостающие полтораста рублей к пенсии. Каждому! Посчитайте, какие это деньги для всей России.

— Заложить их в бюджет — он может по швам пойти. Заставить частных операторов платить за развитие местной связи уже невозможно. Десять лет никто с них этого не требовал, а тут — на тебе. Да они с рынка убегут!

— Во всяком случае, крик такой поднимется — мало не покажется.

— Если бы им сразу задали эти правила...

— А сейчас болезнь загнана внутрь. Ни министр связи, ни законодатель тут уже ничего сделать не смогут.

— Только президент, стремительно проедая ресурс популярности?

— Похоже, что да. Очень непросто сказать операторам и абонентам, что по-старому жить нельзя. Это же политический шаг, не технический — полностью изменить правила игры на огромном рынке...

НЕ ТЕ ДЕНЬГИ

— Если в местной связи такое безденежье, почему человека, который приходит на узел связи и просит продать ему номер, посылают куда подальше? «Мы ничего не продаем! В очередь, пожалуйста, и десять лет подождите».

— Он не те деньги предлагает. Или не тем. Мне часто говорят, что в Московской области проблемы с телефонной связью. Очередь на установку телефона там шестьсот тысяч человек. А я отвечаю: проблем со связью в Подмосковье нет! Есть проблема с платежеспособностью населения. Это ведь очередь на льготную, бесплатную установку! Если бы у всех очередников было по тысяче долларов — им бы поставили номер, протянули линию. Я вас уверяю, те, у кого деньги были, давно поставили себе телефоны. Если же кто-то стоит в очереди тридцать-сорок лет — у него просто нет денег. Нужных денег.

— И что этим людям делать?

— Это не им — это нам нужно искать соломоново решение, которое бы устроило всех. Если местная телефония станет рентабельной, в любую глушь придут по три-четыре оператора. Но для этого придется платить за местную связь столько, сколько она стоит. То есть ликвидировать перекрестные субсидии. Хотя, повторяю, это будет страшно болезненный шаг.

— А введение повременной оплаты? Я, честно говоря, боюсь, что с повременкой наши телефонисты-монополисты и вовсе озвереют...

— Всего лишь один из вариантов решения проблемы. Не знаю, лучший или худший. Мы же во многих сферах жизни привыкли платить за количество товара. Вот стоят у меня электроплита и электросчетчик. И тут приходит дядя и говорит: плати столько-то — и вари суп круглые сутки. Но я его не варю круглые сутки! Скорее всего, мне этот неограниченный доступ окажется невыгоден. И я предпочту платить за конкретные киловатт-часы. Мне рассказывали, что в Кузбассе именно пенсионеры потребовали введения повременки. Основной мотив был такой: я на лето уезжаю на дачу, а иногда месяцами лежу в больнице. Зачем мне за эти месяцы платить за телефон по обычной ставке? Повременную оплату в Кемеровской области ввели. Судя по всему, тарифы рассчитали грамотно: ни массовых претензий, ни тем более социального взрыва.

— Многие репатрианты из стран бывшего Союза, когда только переехали в Израиль, были в шоке от повременки. Все, кроме тех, у кого в Союзе были спаренный телефон и проблемы со здоровьем. У них был совершенно иной взгляд на ситуацию. Да, не разговоришься, зато «скорую» можешь вызвать в любой момент. И хоть жив останешься. Люди слишком хорошо помнили, что такое невозможность вызвать «неотложку» во время приступа астмы, когда соседи «повисли» на телефоне.

ДЯДИ

— Знаете, кто чаще всего приходит ко мне защищать старушек от повременной оплаты за телефонные разговоры? Солидные дяди в дорогущих швейцарских часах и очках в дизайнерских итальянских оправах. Именно им, оказывается, больше всего бабушек жалко.

— Может, не бабушек, а «бабок»? Наверняка дяди — лоббисты Интернет-провайдеров. Ведь повременка ударит по их доходам — сидеть в Сети станет очень дорого.

— По вменяемым провайдерам ничего не ударит. Они дадут вам выделенную линию. Или будут сами звонить, когда вам нужно войти в Сеть. Так что не возьмусь угадывать, кто эти дяди. Могу сказать одно: кому-то выгоден статус-кво. Чтоб была масса непрозрачных финансовых потоков, перекрестные субсидии — и никакой реальной конкуренции на рынке. Ведь как только местная связь начнет стоить, сколько она стоит, «Ростелеком» опустит тарифы. Рентабельность многих частных операторов резко упадет. На рынке межгора и международки станет очень жарко. С рынком местной связи то же самое. Когда появится конкуренция, всем придется из кожи вон лезть, чтобы понравиться клиенту. Сначала операторы будут «втупую» продавать обычную телефонию. Один заложит рентабельность пятнадцать процентов, другой — семнадцать. Большего разрыва не случится. Потом кто-то скажет: «А я за те же деньги вам дам конференц-связь и еще море услуг». Когда абонент войдет во вкус, он сообразит, какие услуги ему нужны. За что он хочет платить, а за что — нет. Многие проблемы моментально снимутся. Хочешь поболтать с подругой? Звони по льготным тарифам ночью, в выходные...

— ...И выбирай форму оплаты за местную связь хоть из ста тарифных планов?

— Разумеется. Вы же помните, с каких чудовищных стоимостей контракта начинали наши сотовые операторы. Это были тысячи долларов! И ничего, пришли к десяткам тарифов — от экономных до безлимитных. Просто этот путь надо пройти. Местная связь его не прошла. За десять лет никаких реформ.

И поэтому не знаешь, с чего начать. Введешь повременку — плохо. Отпустишь цены на местную связь — опять плохо. Оставить все, как есть, — вообще смертельно...

— По вашим ощущениям, чем этот бардак закончится?

— У меня тайная надежда, что все игроки рынка как-то договорятся.

— Откуда такая надежда?

— Все понимают, что «так жить нельзя». А люди в этой сфере работают все больше неглупые — специфика цеха.

— Это чувствуется, — решился я на тонкий комплимент, — а вы-то какой связист?

— Военный. Радиотехническое оснащение подводных лодок. Тихоокеанское высшее военно-морское училище, а после академия. Доктор технических наук.

— Ого! — только и смог сказать я. Угадать профессора в молодом энергичном человеке было невозможно.

— Так что я очень надеюсь — возьмут калькуляторы в руки, все подсчитают и найдут выход, — сказал Маевский.

— А если не найдут?

— Останемся без телефона.

Борис ГОРДОН