DON'T WORRY, BE HAPPY

Что же делать с этим чертовым вирусом, сэр?

DON'T WORRY, BE HAPPY

Мы привыкли к тому, что в России количество неприятностей, катаклизмов и прочего превышает все мировые нормы. Что все беды сваливаются именно на нас. Оказалось, это совсем не так. Взрывы, катастрофы, наводнения, наконец, эпидемия ящура — все это обрушилось в последнее время на благополучные страны и города. Сегодня по телевизору можно увидеть англичан с дрожащими руками, в подавленном состоянии, отводящих взгляд от камеры. Но у них можно и поучиться тому, как вести себя в подобных ситуациях. Поучиться выдержке и терпению

Радоваться, конечно, нечему — в Англии ящур. Причем болезнь, первые случаи которой были зарегистрированы на бойне в Эссексе еще 19 февраля, на сегодняшний день, больше месяца спустя, уже давно превратилась в эпидемию, вышла за пределы Англии, распространилась теперь в Ирландию и Европу и была признана «вышедшей из-под контроля». Правительство собирает совещание за совещанием. Помимо очевидных проблем для национальной экономики кризис неминуемо влечет за собой и вполне ощутимые политические и социальные последствия: Национальный союз фермеров пригрозил прекратить поддержку сегодняшнего правительства, если только что-то радикальное не будет предпринято прямо немедленно. Народ ропщет, правда, не весь, а в зависимости от непосредственной задействованности в событиях.

Еще пару недель назад поговаривали, что появление сегодняшнего вируса (последний раз эпидемия разразилась в 1967 году) является прямым результатом недавнего участия войск Великобритании в карательных операциях НАТО в Ираке (по принципу «Наш ответ Чемберлену») — благо и вирус самый что ни на есть подходящий, паназиатский, тип 0. А сегодня самые последние выпуски газет и программы новостей утверждают, что всему виной зараженное мясо, которое подпольно поступает в страну для обслуживания сети китайских ресторанчиков и кафе (спасибо не еврейских, но все равно «стрелочник», таким образом, оказывается иностранцем).

Однако если поискать, то причину грозного заболевания можно обнаружить и среди своих же, английских, граждан. С одной стороны, случаи ящура были зарегистрированы в прошлом году в Свазиленде и ЮАР, однако запрет на импорт продукции из этих стран наложили несколько недель спустя, после того как информация была обнародована. Но даже и без этого, оказывается, причины нужно искать в ряде других исконных обстоятельств. Например, согласно официальной статистике, каждый месяц английская таможня задерживает в среднем двести партий недоброкачественной продукции, поступающей в страну со всего света. Но это что касается чисто мясных поступлений. А вот если, допустим, зараженное мясо спрятать в контейнеры с фруктами или овощами (которые проверяются кое-как, ибо поди уследи, что там запрятано в глубине сорокафутового грузовика), то шансы на проникновение такого мяса в страну сразу повышаются на порядок. Вам это ничего не напоминает?

Далее. Это уже касается не столько возникновения, сколько молниеносного распространения болезни по стране. Оказывается, с тех пор как эпидемия захлестнула Великобританию в последний раз, много чего в стране изменилось, и, как выясняется, не обязательно к лучшему. В свое время животных пасли, забивали и поедали прямо на месте, в пределах конкретного графства. С тех пор как сельское хозяйство укрупнили (о, казалось бы, забытая советская терминология!), объединив в комплексы и заставив, скажем, производить забой в нескольких центральных, практически промышленных центрах, животных стали перевозить во всех случаях на большие расстояния, тем самым перенося возможную инфекцию на многие километры, пардон, мили. Плюс овцы. Ибо кому же незнаком идиллический английский пейзаж — белые стада овечек, которых пасут практически повсюду, даже на холмах в городской черте (сколько раз я с умилением обращала внимание своих гостей на буколические пейзажи, которые можно найти прямо неподалеку от нашего дома, и слушала соответственные «охи» и «ахи». А мы живем на окраине Лондона). Овцы же, будучи тоже парнокопытными и пасясь повсюду, распространяют заболевание со скоростью лесного пожара.

И еще, уже совсем родное и узнаваемое. От момента постановки диагноза до времени обязательного забоя иногда проходят дни, хотя специалисты рекомендуют ликвидировать заболевших животных в течение двадцати четырех часов. Попросту не хватает ветеринаров. К началу кризиса Министерство сельского хозяйства располагало всего 220 специалистами. Сейчас их 700, поскольку в срочном порядке привлекли сотрудников других отделов и срочно пригласили добровольцев из-за рубежа, а кроме того, задействовали выпускников сельскохозяйственных колледжей, устроив им ускоренные (взлет-посадка) курсы. Но и этого мало. Помимо всего прочего и на это ушли недели.

И наконец, самое болезненное. Десятилетиями Великобритания убеждала своих соседей и партнеров по торговле, что в случае подобных событий самое надежное — ликвидация, ибо прививать животных дорого и муторно. Специалисты, которые в свое время пытались настаивать на своем, на научном, были вынуждены замолчать, потому что в случае излишнего рвения могли запросто лишиться работы. Надо сказать, что Великобритания вообще сторонница радикальных мер в отношении животных — попробуйте привезти сюда своих кошку или собаку! Здесь настолько боятся инфекции, что лучшим средством от перхоти неуклонно считается гильотина. В итоге бедное животное в этой ситуации неминуемо проведет полгода за ваш счет в карантине. Никакие разговоры о прививках и профилактике не действуют (на чем, между прочим, построен сюжет недавнего театрального шлягера в Москве — «Сильвия»). Дело только-только начало сдвигаться с мертвой точки (начались осторожные разговоры о возможности зачета прививок, произведенных в других странах), как разразился этот кризис. Может, хоть теперь отношение к прививкам все-таки начнет меняться?

При этом как-то просмотрели, что, с тех пор как идея возникла впервые, появились новые препараты и технологии, что блестяще и продемонстрировали в Бельгии: как только у них были обнаружены первые случаи, там приступили к поголовной вакцинации. Но самое-то прискорбное состоит в том, что сжигание туш забитых животных проблемы не решает! Во-первых, зачастую от времени забоя до разведения погребальных костров проходят целые недели (не хватает специалистов, о чем см. выше). Во-вторых, сгорая, пораженные копыта и пасти выбрасывают в горячий воздух ту самую заразу, которая распространяется по округе со скоростью горячего же воздуха. Лучше бы таких животных хоронить — но тут уж свой запрет налагают департаменты, которые распоряжаются земными и водными ресурсами.

Но это все, так сказать, фон, на котором все же продолжается обыденная жизнь, со всеми ее старыми и новыми, порожденными кризисом, проблемами. Прошло уже больше месяца, так что стихла первоначальная паника, вызванная самыми первыми сообщениями об эпидемии. Надо сказать, что при всей разрозненности семейного существования, при всем многообразии форм совместного проживания традиционные семьи, конечно, существуют, причем именно они, традиционные семьи, склонны придерживаться традиционного же семейного распорядка. А распорядок этот предписывает обязательный воскресный обед в полном составе. А меню этого обеда — институт, освященный веками и незыблемый: жаркое или запеченное мясо плюс обязательно два вида овощей и картофель. Это в Лондоне и прочих центральных местах изобилие национальных ресторанов и множество новых, но теперь уже опробованных и приемлемых блюд. Среди людей старшего поколения или в глубинке отношение к воскресному ланчу сравнимо с отношением русских к пельменям или украинцев к галушкам. И как его теперь обеспечить, если с мясом перебои? Правда, как я уже сказала, возникшая было паника все же улеглась — где-то выручают поставки мороженого мяса из-за рубежа (на которое еще недавно косились), где-то старые запасы продовольственных гигантов-супермаркетов. Но ведь отсюда опять возникает весь круг вопросов: а не зараженное ли это мясо? а хорошо ли его проверили? Маленькие мясные лавки в деревнях — полупустые, а у мясных полок супермаркетов народ ведет себя любопытно: подойдут, отойдут, подумают — и либо стремглав прочь, либо с отчаянным видом хвать пакет и тоже решительным шагом на выход. В общем, то, что еще недавно было просто и незыблемо, стало предметом размышлений и личного выбора, а это совсем не просто, ибо дело не в мясе, дело в стабильности. Нам ли объяснять, что очень страшно, когда она под угрозой!

Еще один столп чисто английского образа жизни: верховая езда и все, что с ней связано, — скачки, бега, спортивные школы, празднества и турпоездки выходного дня. Дело в том, что лошади ящуром не болеют — у них копыта не раздвоенные. Но переносить инфекцию на копытах могут, особенно если двигаются по территории, где уже прошли зараженные животные. Поэтому-то и отменены скачки (а ведь осталось всего ничего до крупнейшего события года — Королевских скачек в Аскоте). Дело не в том, что боятся за лошадей как таковых, а в том, что стремятся избегать контактов: ведь обычно в день скачек проводят и ярмарочные дни, а это значит, что в соответствующий городок стекается множество народу, принося инфекцию на подошвах башмаков, на шинах автомобилей... Но отменены не только скачки: закрыты на карантин все школы и центры верховой езды, у которых нет обособленных от внешнего мира манежей. Подъезды ко всем фермам, школам и стадионам посыпаны белым дезинфицирующим порошком, который потом долго нужно соскребать и с обуви и с колес. Впечатление потустороннее — безлюдно, молодая зеленая трава вся присыпана этим самым белым составом, и сильный запах карболки.

Я же, хоть и не самый задействованный в кризисе человек, вынуждена отбиваться на два фронта. Каждый день звонят родственники из Москвы и требуют от меня обещаний не есть мяса, не гулять в деревне и не пускать дочку на занятия верховой ездой. А с другой стороны, каждый день в нашей семье начинается с вопросительно-заискивающего взгляда, которым меня встречает по утру мой ребенок: «Мама, до занятий осталось четыре (три, два) дня. Ведь мы же поедем, правда?» Ее школа среди везучих, потому что имеются собственные конюшни и арена. Правда, отменили все занятия в парке и подняли расценки за уроки — то ли впрок запасают, на случай закрытия, то ли с конкуренцией борются. У дочери серьезные успехи, ее прочили на соревнования, и она спит и видит конец недели — по расписанию это ее день занятий. Я вздыхаю и говорю: «Конечно поедем, ведь, раз школу не закрывают, наверное, знают что делают». Однако сама я в этом далеко не уверена.

Тут как на грех приближаются пасхальные каникулы. Что это значит? Что кризис напрямую затрагивает не только тех, кто живет с доходов от своих ферм, не только всех участников продовольственного процесса, от фермеров до торговцев мясом и ветеринаров, но и массу других людей. Среди них владельцы гостиниц и ресторанчиков на пораженных территориях, причем среди них самые излюбленные для семейного отдыха места Уэльса и Шотландии. Вообще же карта, на которую нанесены очаги поражения ящуром, напоминает кожу экзематозного ребенка — вся в красных точках.

Индустрия туризма и отдыха несет огромные потери. Идут сплошные отмены заказов в гостиницах: народ просто не хочет пировать во время чумы. Ну ладно, у отдыхающих есть выбор, а что делать тем, кто с этого живет? Ведь у них тоже семьи, которые не просто каждый день видят сваленных у обочины забитых животных, не просто тоже подчиняются запрету ходить по полям и лесным дорожкам, чтобы не переносить инфекции, но еще и уехать никуда не могут: кризис здорово ударил и по их карману.

Стоит ли удивляться тому, что самые резкие перемены касаются не систем и ведомств, а людей, причем, по всемирному закону катастроф и кризисов, людей небогатых? Ведь именно беднейшие фермеры живут исключительно животноводством, причем, во-первых, занимаются этим из поколения в поколение, а во-вторых, дело происходит, как правило, в районах, где все равно другой работы нет, тем более после того, как прошлое правительство консерваторов с блеском разрушило сталелитейную и угольную промышленность северных регионов. К тому же именно самые небогатые крестьяне как раз и пользуются вовсю пищевыми отходами общепита, для того чтобы кормить своих животных. А отходы поступают из множества разных мест, среди которых и те самые пресловутые китайские ресторанчики.

Некоторые сюжеты (из тех, что представляет пресса), к сожалению, вполне предсказуемы. Например, рассказ программы «Новости к завтраку», освещавшей визит Тони Блэра в сельскую местность на севере страны (больше всего пострадавшем от последних событий). Премьер был вынужден продемонстрировать всю веками воспитанную знаменитую английскую сдержанность, шагая сквозь толпу разъяренных фермеров, выкрикивавших оскорбления и потрясавших кулаками. Но иногда смотреть эти репортажи просто невмоготу. Например, когда берут интервью у какого-нибудь трудяги, который смотрит в экран, вежливо отвечает на вопросы и явно старается не расплакаться, судорожно сжимая в руках белоснежного ягненка. Ягненок только что родился (на дворе март, пора появления потомства), а сегодня его и все остальное стадо зарежут, потому что по плану оно подлежит забою. Фермеру и ягненка жаль, и себя, и в интонации вкрадывается нечто совершенно неприемлемое, по английским меркам недопустимое: тоска, горечь, обида, растерянность.

Или владелец местной маленькой гостиницы. Он старается говорить ровно, глубоко вздыхает между словами для выравнивания интонации. Но и слова отчаянные: «Приезжайте, я вас за полцены поселю!» И руки дрожат. Крупной дрожью.

Так что радоваться нечему (хоть и начнутся вот-вот долгожданные каникулы). Однако некоторые «несвоевременные мысли» в голову помимо всякой воли приходят. Ну, вот хоть интонация, избранная множеством газет и телекомпаний. Ведь в стране беда? Беда. Причем не первая (только за семь месяцев моего пребывания в туманном Альбионе мы уже пережили бензиновый кризис, несколько крушений поездов, транспортный хаос перед Рождеством, серию наводнений, и теперь вот это). Причем только часть всех этих несчастий можно отнести на счет злосчастного совпадения обстоятельств, как рекордное за 170 лет количество осадков, выпавших в этом году и ставших причиной практически беспрецедентного уровня воды во многих реках. А как же быть с прочими причинами, множество из которых сводятся все к тому же, набившему оскомину, но неизбежному «человеческому фактору»?

О чем это я? О совершенно непоколебимом ощущении собственного превосходства и непогрешимости. Яркий пример — на фоне всех этих страстей идет освещение ситуации со станцией «Мир». Ведущая утренних новостей (кстати, очень профессиональная, находчивая и остроумная дама), изложив основные факты про космическую эпопею «Мира», готовится предоставить эфир репортажу из Москвы, где корреспондент должен передавать сообщение из ЦУПа. Картинку заедает. Ведущая какое-то время бесплодно взывает к пустому экрану: «Алло, Москва, Москва, отзовитесь...» Ничего не добившись, без всякой паузы комментирует: «Видно, по мнению русских, одно дело — осваивать космос, и другое — сделать так, чтоб связь работала!» То есть вопросов не возникает, кто виноват в техническом сбое. А когда минут десять спустя точно так же застревает изображение в связи с репортажем из провинции самой Англии, кстати как раз по теме ящура, — комментария вообще нет. Тон спокойный. Безмятежный даже. Ну, сбой, ну, центральное телевидение. Ну и что?

Дело, конечно, не в конкретной передаче и не в конкретной ведущей. Дело в том, как воспринимается сама проблема в ее общих параметрах. А проблема видится как что угодно, но не как результат того, что «неладно что-то в королевстве Датском». Причем тональность у всех средств массовой информации единая. На этом фоне одиноким, практически незамеченным голосом звучит комментарий к событиям, появившийся в газете «Ивнинг стэндард»: «Не пора ли нам, англичанам, наконец задуматься о том, что великолепный образ самих себя, вошедший в нашу кровь и плоть, совсем не обязательно совпадает с тем, как нас воспринимают в остальном мире? Если вдуматься, наша страна все чаще воспринимается неким видением, в котором кучи горящих туш оползают с железнодорожных рельс, чтобы кануть в глубокий омут наводнения».

Но поскольку подобное мнение услышишь или прочтешь нечасто, то и общая картина от него никак не меняется. А может, и правда, лучшее, что можно сделать в этой ситуации, это выслать меня или каким-то образом от меня откупиться — ведь, похоже, именно я приношу с собой все типичные российские несчастья? Еще Чехов недоумевал на предмет того, что же делать с человеком, который наделал глупостей, а теперь рыдает. Только дело в том, что, во-первых, рыдают не все, а во-вторых, уж очень жалко фермеров. И ягнят.

Светлана ДУБОВИЦКАЯ

Борьба с ящуром коснулась не только парнокопытных. Все, на чем может поселиться зловредный вирус, подвергается химической обработке — шины сельхозтехники, подошвы, дороги, разве что землю невозможно опылить в полном объеме, так и пылится она под ногами грозным, пыльным, грязным и мокрым предупреждением об опасности. Шутки шутками, но просьба очень внимательно следить за гигиеной своих подошв постоянно транслируется местными органами власти — и заставляет людей напрягаться.

Весь мир в течение нескольких суток переживал за знаменитую английскую овечку Долли, первое в мире клонированное живое существо. Ей тоже грозило уничтожение из-за ящура. Долли все-таки помиловал высший ветеринарный суд.

Между тем Национальный британский институт здоровья животных давно уже предлагает не мудрствовать лукаво и вакцинировать чертовых коров. Вот она, спасительная вакцинка, такая розовая и приятная на вид. Однако против вакцин древняя и крепкая как сталь фермерская традиция, запрещающая портить живое мясо этой химией. Фермеры уже обращаются в Верховный суд с жалобами на ветеринаров.

...Все школы и центры верховой езды, у которых нет обособленных от внешнего мира манежей. Между тем верховая езда — краеугольный камень чисто английского образа жизни (так же, как и воскресное барбекю, которое сегодня требует особого мужества от граждан). Объявление на воротах лондонского зоопарка гласит: «В целях защиты животных от возможного заражения ящуром, пожалуйста, вытрите ноги».

Том Гриффит на ферме в 60 милях севернее Лондона еще не знает, какая судьба ждет его коров. Сегодня их жизнь в руках Минсельхоза Великобритании. На другой ферме Гриффита был обнаружен первый случай ящура. Там 500 коров уже сожгли. Правда, есть компенсация от правительства. Но масштабы бедствия таковы, что тихо-мирно этот процесс может и не закончиться: Англия еще вспомнит шахтерские забастовки 70-х.

Есть такой рассказ у Джека Лондона «Кусок мяса». Его герой, старый боксер, которому до зарезу необходимо выиграть бой, срочно нуждается в бифштексе. Для того чтобы носиться полтора часа по полю, как сумасшедшие роботы, игрокам «Манчестер Юнайтед» бифштексы тоже необходимы. Ведь только любимый футбол может отвлечь нацию от ящура.

Подъезды ко всем фермам, школам и стадионам посыпаны белым дезинфицирующим порошком, который потом долго нужно соскребать и с обуви, и с колес, и с копыт. Впечатление потустороннее — зеленая трава, снег...

Министерство сельского хозяйства мобилизует на борьбу с ящуром сотни людей. Но и этих оказывается мало: процесс сжигания мертвых тел не только безумно трудоемкий, но и достаточно долгий: убить, дезинфицировать туши, перевезти, сжечь. Скептики, впрочем, утверждают, что с горячим воздухом, который разносится над Англией, вирус распространяется со скоростью ветра. А запах!.. Закапывать же туши многие графства отказываются.