В ЧЕМ НАШЕ БОГАТСТВО?

Что происходит на страницах журнала «Огонек» в рамках этой рубрики? Идет процесс глобальной рефлексии! Россия осознает самое себя. Выбирая дальнейший путь, страна напряженно размышляет о своем прошлом и будущем, достоинствах и недостатках.

В ЧЕМ НАШЕ БОГАТСТВО?

Как долго еще россия будет оставаться «спящей царевной»? и кто ее разбудит?

В прошлых наших публикациях (№№ 9, 11, 12) мы познакомили читателей с популярной ныне теорией Паршева, которая ставит крест на России, ввиду имманентно присущих ей климатических пороков. А сегодня представляем более оптимистическую точку зрения на российскую будущность. Выражает ее человек, которому и положено выражать вещи мировоззренческого порядка — философ. Причем династический. Потомственный! Философ из знаменитой философской семьи Щедровицких — Петр Щедровицкий. Что примечательно, философ он действующий, то есть не только теоретик, но и практик, внедряющий свои идеи в жизнь по мере возможностей. А возможности у советника полномочного представителя президента в Приволжье есть. Вы правильно сопоставили, наш сегодняшний герой — советник Сергея Кириенко.

Прослышав о Щедровицком, я решил перед встречей что-нибудь почитать из его работ, подготовиться, так сказать, чтоб знать, какие вопросы задавать. Открыл и прочитал:

«Прежде всего я хотел бы обратить ваше внимание на специфику процесса тематизации, который стоит за (подразумевается за) сложно-составными темами... Подобные темы предполагают со стороны размышляющего переход от понятийной работы, ориентированной на построение объекта понятия, к «прорисовке» онтологической картины или сложного онтологического поля. Этот момент очень важен в логическом и методологическом плане.

Работа, которую я буду проделывать (и которая будет выражаться в тексте моего доклада), может быть охарактеризована как процесс считывания содержания с некоторой противостоящей или представленной онтологической картины... Функция считывания содержания с некоторого противопоставленного нам онтологического поля (онтологической картины) и выражение в речи результатов этого считывания является одной из основных методологических (философских) техник. Она тесно связана с эйдетическими способностями, способностями апперцепции и продуктивного воображения (если пользоваться терминологией И. Канта). Мышление вырастает из функции схематизации, а не из речи-языка, как это считают другие философы...» Прочитал я все это и подумал: а стоит ли вообще идти к такому человеку, который двух слов связать не может? Но потом все же решился — авось прорвемся!..

РАССЕЯННЫЕ ПО МИРУ

— Почитал я тут пару ваших текстов... вернее, попробовал почитать. Страшно далеки вы от народа.

— Ну конечно!.. Как раз напротив. Я встречаюсь в течение месяца с несколькими тысячами людей, с 15 — 20 разговариваю каждый день. Поэтому я много чего знаю про народ. И вовсе от него не далек.

— И с кем же вы больше всего общаетесь?

— 70% времени я общаюсь с двумя социальными слоями: с теми, кто в этой стране занимается образованием — от учителей до тех, кто разрабатывает концепцию модернизации системы образования в России. И еще с управленцами разного уровня. Именно эти две группы людей меня более всего интересуют. Потому что сейчас в России наиболее конкурентоспособными являются только две отрасли — русская школа управления, которой лет сто уже, и образование.

— Разве есть русская школа управления?

— Есть. Просто некоторые поколения, увлекаясь учебниками для зарубежных ПТУ, забывают про свою культуру. Но потом все равно неминуемо вспоминают... Ну, а про образование понятно, да? У нас суперконкурентоспособные методики обучения по определенным направлениям. Например, по математике и естественным наукам. Я даже знаю, что многие европейские страны вынашивают планы как-то эти методики у себя использовать, пытаются адаптировать их к своей языковой среде.

— Я тоже полагаю, что, кроме детей и ученых, все остальное мы делаем руками. Но как на ученых поднимать экономику? Они выучатся здесь хорошенько да и уедут на Запад. У них прибытки, у нас убытки.

— Ну и что?

— «Ни хера да лука мешок», как говорит мой папенька!.. Зачем их учить, деньги тратить? Чтобы потом потерять? Причем двойная потеря-то получается! Здесь потеря денег, а там, на Западе, — прибыль. То есть двукратное увеличение разрыва между Россией и Западом.

— Тут есть некий исторический парадокс. В России такой избыток пассионариев, что последние лет 300 страна активно выпихивает их. Сначала на Восток, потом на Запад. Таков уровень нетерпимости к чужой мысли у отечественной бюрократии. А с другой стороны, когда нужно что-то реально сделать, власть обращается к ним — интеллигентам, пассионариям. Из этой прослойки рекрутируют талантливых людей.

— А при чем здесь бесплатная подготовка кадров для иностранных экономик?

— России, как ни странно, выгодно, чтобы наши умные головы уезжали! Российские люди устраиваются, работают и являются нашими корреспондентами по всему миру. Вокруг и вне России формируется некий русский мир. Число русских вне России уже сопоставимо с количеством людей, живущих внутри нее.

По масштабам диаспоры китайский мир — первый, английский — второй, хинди — третий. В испанском мире примерно 500 миллионов человек. Далее идет большой разрыв, за которым располагаются приблизительно одинаковые арабский и русский миры — от 300 до 350 миллионов человек на планете. Четвертое место с французами делим в мире! И эти русские — наши партнеры в определении геоэкономической роли России.

— Какое им дело до нас? Они уже давно...

— Мир изменился. Он уже не делится на страны, внутри которых своя, отдельная экономика. Экономика едина. Точнее, пока еще в довольно большой степени она региональна, конечно, но лет через 20 — 25 она действительно будет единой, мировой. И в этих условиях перед странами встает вопрос: а на что данная страна будет опираться — только на свои внутренние ресурсы?

— А на кого еще? На казачков засланных?

— Я бы сказал так: русская диаспора — это сетевые структуры, множество точек, разбросанных по всему миру. Если вы приехали куда-то с каким-то научным или культурным проектом, то сам бог велел вам обратиться к тому, с кем у вас общий язык и интересы.

— Для этого нужно, чтобы они помнили русский язык и осознавали себя русскими, а зачем им это? Почему русские, рассеянные по миру, должны помогать друг другу? Сроду такого не было!

— У нас с ними близость и культурная, и психологическая, и историческая, и языковая. У нас общий стиль ведения дел, наконец.

— Так и будем вести дела «по старой памяти», по роду-племени? Я вообще считаю, что национальность — чума XXI века, порождающая рознь, а вы предлагаете опереться по национальному признаку, а не по деловому...

— Это уже не национальность в старом понимании слова! Нации, кстати, не везде сложились. Какая нация, например, в Штатах?.. Когда Екатерине сказали, что Америка выиграла войну за независимость, она подошла к карте и произнесла: «Ну вот, через сто лет в мире останется две страны, которые будут конкурировать друг с другом». И она была права — XX век был во многом конкуренцией стран с большой территорией и переплавленным, интегрированным населением. Потому что более успешно работает именно тот человек, который имеет опыт межкультурной коммуникации, опыт жизни в сложном, неоднородном мире.

— Но такой человек меньше всего осознает себя принадлежащим к какой-то нации. В том числе и к русской.

— Да, с одной стороны, такой человек осознает себя гражданином мира, с другой — ему нужно более жестко и определенно отвечать на вопрос о корнях. Потому что каждый раз, когда он вступает во взаимодействие с кем-то, он должен четко отвечать на вопрос, кто он, в чем его позиция, в чем его сила и слабость.

— Позиция в современном мире у нас у всех одна — денег побольше заработать, она от национальности не зависит. Современный горожанин — это не национальность. Он живет в высоком доме, ходит в офис на работу, где работает на компьютере, носит не кимоно или расшитую рубашку, а интернациональный пиджак с галстуком. Он ест не пареную репу, а международные котлеты или давно уже международную пиццу...

— Это верно. Но думаете-то вы все равно на каком-то языке. Родном. У меня приятель отправил детей учиться за границу, так они через год такими патриотами стали! До поездки у них вообще такого градуса самоопределения не было.

ТРИ ИСТОЧНИКА И ТРИ СОСТАВНЫХ ЧАСТИ БУДУЩЕЙ РОССИИ

— Я вообще полагаю, что тот Русский мир, как я это называю, который сложился на сегодня в мире, является нашим стратегическим ресурсом в ХХI веке. Конечно, на пути диалога между метрополией и диаспорами масса проблем. Но если вы посмотрите на карту мира и спросите себя: а что, собственно, мы еще имеем, кроме труднодобываемых сырьевых ресурсов, то признаете — не так-то уж много таких позиций, по которым Россия может проскочить в будущее. И Русский мир — одна из них. Сырье; диаспоры; наука и образование. В общем-то, все. Три вещи.

— Как же будут выглядеть мир и Россия лет через 10 — 15?

— Я вижу очень мощный рывок индустриализации после 2015 года. Карта мира здорово переменится. Промышленное производство массовых товаров и услуг всегда идет волнами. В XVIII — XIX веках эта волна захватила Европу. Потом была волна, захватившая Америку и Россию. Во второй половине XX века волна прошла по новым индустриальным странам... Но во время массовой индустриализации возникает две проблемы — кадры и сырье. Раньше кадры рекрутировались в промышленность из сельского хозяйства. Сегодня сельское население в массовых масштабах осталось только в Китае.

— Там и будут закупать рабочую силу! А сырье мы станем продавать! Но есть еще варианты — роботизированные производства, а как источник сырья — океан. Там в морской воде все элементы растворены.

— Это все в массовом масштабе будет после 2035 года, а пока нет технологий по добыче элементов из морской воды. Но кризис-то случится раньше.

— Какой кризис?

— Кризис, связанный с перекройкой мировой карты. И пик его, мне кажется, придется как раз на 2015 год... Когда идет волна индустриализации, в каком-то месте появляется большая востребованность в ресурсах. И тут у России есть определенные сырьевые преимущества.

— Но закавыка в том, что все наши сырьевые запасы в каких-то неудобьях расположены. Севера, болота, Сибирь... Дорогие ресурсы получаются. Будут ли покупать?

— Ну и что же, что дороговато. Но если мы не можем добыть, где ресурсы дешевле, например, потому, что там идет война, будем покупать там, где дороже, но стабильнее.

— Значит, России, чтобы выжить, нужно будет развязывать локальные войны и конфликты в южных сырьевых странах?

— Знаете, в политике есть такой принцип: не трать силы на то, что за тебя сделают другие. Нужно, как в айкидо, использовать инерцию противника, чтобы свалить его. Главное в политике — уметь просчитывать многосубъектную игру... Но мне кажется, что позиция России на сырьевых рынках будет значимой без локальных войн.

ПАРШЕВИЗМ ПРИДУМАЛ НЕ ПАРШЕВ

— Журнал «Огонек» затеял недавно общественное обсуждение одной набирающей популярность идейки... Есть такой человек по фамилии Паршев, который утверждает, что вся российская продукция изначально неконкурентоспособна из-за наших климатических особенностей. В том числе и сырье.

— Начнем с того, что это придумал не Паршев. Этот тезис 10 лет назад впервые сформулировал ныне покойный академик Моисеев. Никита Николаевич написал про это кучу работ. Но в силу кругов общения его теория не вышла в массы, как у Паршева. Потому что Моисеев общался и обсуждал это в основном с академиками, ну и немножко с Гайдаром, объясняя ему, почему либеральные реформы в России не пойдут. Я прекрасно помню — это было в 1990 году...

— И как отреагировал Гайдар?

— На мой взгляд, неадекватно — посчитал, что это несущественно для его модели. Никита Николаевич сильно переживал по этому поводу. Я много с ним общался с 1992 по 1995 год, поэтому знаю. Он говорил, что либеральная концепция приведет к краху и все равно климатический вопрос придется обсуждать... Мао Цзэдун говорил: «Сказанное верно, но не вовремя — неправильно». Тогда Моисеев был не прав, потому что был не услышан. А вот сейчас, после всех этих 10 лет, пришло время рассмотреть его слова всерьез, но, к сожалению, Никиты Николаевича нет уже в живых.

— Его дело продолжил Паршев. Но вам, насколько я понимаю, наш климат не кажется трагическим фактором?

— Нет. В мире сейчас растет интерес к Северу. Кстати, один из продуктивных итогов поездки Путина в Канаду — возможность присмотреться к американскому опыту. Канада себя позиционирует как сырьевую базу, США — база технологическая, а Латинская Америка — человеческие ресурсы.

— Да, но в Канаде народу — с гулькин нос, а наших тут — немерено. Такое количество россиян одним природным сырьем не прокормишь. Или мы сами для себя будем и сырьевой базой, и людскими ресурсами, и промышленной базой?..

— Надо жить по принципу айкидо: использовать свою слабость как свою силу, а силу противника как его слабость. Да, наше сырье добывать порой невыгодно. Значит, будем добывать его медленно...

— ...и печально.

— Просто подождем немного, пока оно будет востребовано. Американцы похожим образом действуют — вкладывают большие деньги в разведку и обустройство месторождений, готовят нефть к добыче — и консервируют. А сами покупают на мировом рынке. Потому что они думают не на пять лет вперед, а на 50. Кстати говоря, когда американцы открыли нефть на Аляске, они на некоторое время запретили разрабатывать эту нефть, пока не будут созданы технологии, которые позволят взять из этих скважин не 25%, а 60% нефти. Потому что бесхозяйственно использовать что-то на 20%, зная, что через 10 — 20 лет ты возьмешь больше. Технологии ведь не стоят на месте, и они меняют экономическое отношение к разным вещам. То, что было невыгодным, может стать выгодным.

ГОЛОВОЙ НАДО ДУМАТЬ

— Но главное все же в российских позициях не сырье, а научно-технологическая специализация.

— Только, боюсь, весь этот созданный научный продукт все равно утечет на Запад.

— Нет, если будут интеграция и кооперация. Это уже началось. Сейчас даже благополучные европейские страны сбрасываются и формируют общий бюджет науки — на уровне Европейского сообщества. Потому что в одиночку науку уже не потянуть. В этой кооперации станет участвовать и Россия.

И главная задача на сегодня в этой связи — понять, какие именно направления мы будем поддерживать, и бросить туда силы и деньги. Прорыв не может быть по всем фронтам сразу, не бьют растопыренной рукой. Сейчас главное — не потерять научные школы. Разрушить научную школу легко, а восстанавливать надо десятилетиями.

— А почему русские такие умные?

— Я считаю, что это из-за специфической среды воспроизводства науки — русского языка. Русский язык с самого начала был языком заимствований, языком интеграций, поэтому он многовалентен, позволяет работать с разными содержаниями. Греческий язык — язык философии, английский — язык действия, а вот иероглифическое письмо помогает собирать электронную аппаратуру. Говорят, когда дети пишут иероглифы, у них вырабатывается такая моторика, которая позволяет потом легко мелкие операции делать. Возможно, это действительно так.

— Ну ладно, а если все же конкретнее — что за умственный продукт мы можем продавать за границу?

— Все, что связано с ресурсосбережением и экологией. Ресурсосбережение постоянно требует новых решений... Еще военные технологии, потому что военные всегда были заказчиками главных инновационных разработок. Вот сейчас американцы решают новый вопрос по СОИ. И мне кажется, ключевой момент здесь вовсе не оборона, а стимулирование определенных направлений прогресса. Заказ военных разработок со стороны государства — просто способ централизованно востребовать науку, потому что многие вложения в науку настолько велики, что ни один экономический игрок себе этого позволить не может. Американцы запускают целый ряд новых научных разработок, которые потом станут разработками двойного назначения.

— Какие еще есть преимущества у России, помимо сырья и морозов?

— Что еще мы можем дать миру? Контейнерные железнодорожные перевозки между Европой и Тихоокеанским регионом. Повезло нам с положением — можно зарабатывать на транзите.

— А еще Северный морской путь в связи с глобальным потеплением станет очень выгодным!

— Вы случайно не член партии субтропической России?

— Нет. Но с удовольствием вступлю. Буду активно выдыхать углекислый газ, способствуя парниковому эффекту...

ЦИВИЛИЗАТОРЫ

— Вернемся к тем кризисам, которыми будет сопровождаться индустриализация 2015 года. С чем они связаны?

— Механизм всех кризисов связан с тем, что процессы идут новые, а инфраструктуры под ними старые. Поясню на примере. Помните Великую депрессию в Америке? Производство росло в крупных городах очень быстро, а сбыт отсутствовал. Если бы были инфраструктуры сбыта — маркетинг, дороги, транснациональные компании, занимающиеся продажами, системы банковских потребительских кредитов, развернутая реклама, — не было бы кризиса.

Но удар кризиса был в какой-то степени благотворен — Великая депрессия привела к тому, что вся общественная система развернулась лицом к человеку. Возникло общество потребления, стимулирующее спрос, возникла новая экономика, в которой понятие «услуга» вышло на передний план и стало более значимым, чем понятие «товар». Возникла социальная поддержка, ипотека... Так и сейчас происходит: перепроизводство инноваций, которые мы не успеваем осваивать, — нет соответствующей инфраструктуры. Компьютерные технологии некуда приткнуть. Не развита еще соответствующая инфраструктура. А есть еще одна сторона проблемы — пуантилизм, то есть точечность. Это значит, что вся новая экономика сконцентрирована в нескольких городах, а в этих городах — всего в нескольких точках, этаких виртуальных технопарках. А весь остальной мир как бы отделен от всего этого и не получает технологической ренты. Ее забирает маленькая прослойка людей, сконцентрированная в пионерских отраслях. Растет разрыв. В 60-е годы мечтали о том, что эти разрывы будут снижаться — развивающиеся страны подтянутся и так далее... Ничего, однако, не получилось.

— Я задавался этим вопросом — как цивилизовать отсталых оглоедов, которые, кроме автомата Калашникова, ничем не владеют? Ведь не подтягивать их нельзя: чем больше пропасть между развитыми странами и дикими, чем больше разность потенциалов между ними, тем с большим треском проскочит искра. И чем позднее она проскочит, тем шарахнет резче, потому что напряжение больше накопится.

— Как подтягивать?.. Я бы сказал так: 70% успеха — это идеология, 30% — управление. Люди, которые не хотят подтягиваться, не подтянутся. Как ребенок — если он не хочет учиться, вы его не научите. Будут жить себе в аулах, и ничего вы с ними не сделаете.

— Если бы они просто жили! Но они же при этом и размножаются! «Простые» люди плодятся, как вирусы, а «сложные», из развитых стран, — как львы, штучно. Но вирусы запросто убивают львов. Тем более что социальный организм современной западной цивилизации, ее иммунитет сильно ослаблен идеями всеобщего равенства, братства, гуманизма, политкорректности, христианского человеколюбия...

— Потому я и говорю — идеология. Школы открывать — воздействовать на детей. Организовать информационные потоки. Нужно прививать людям умение строить образы будущего. Ответственные. А они это своим детям передадут...

— Пытались у нас на Чукотке на вертолетах ловить в тундре детей, насильно отнимая их у родителей-кочевников, и отправлять в интернаты на полгода, чтобы хоть как-то цивилизовать, приучить туалетной бумагой пользоваться и зубной щеткой. Про электрон рассказать... В результате получился один писатель Рытхэу и целая спившаяся нация. Понимаете, ведь это все проходит, только если, как вы верно сказали, дикарь хочет учиться. А если он говорит: дед мой кизяками топил и в юрте жил, прадед мой навоз ел — и ваших всяких заморочек нам даром не надо. Кроме автомата Калашникова, конечно.

— Вы как бы разделяете Восток и Запад. Это немножко искусственно. На самом деле любое общество стратифицировано, разбито на уровни. В любом обществе есть люди, которые включены в мировое постиндустриальное производство и которые продолжают жить на уровне традиций двухсотлетней давности.

— Это верно. В Индии есть нищие и прокаженные, там кое-где до сих пор вдов сжигают вместе с умершими мужьями, а есть богатые программисты. И в России есть живущие в достатке компьютерщики, а есть полностью спившееся и опустившееся Нечерноземье... В Америке есть Билл Гейтс и есть Гарлем, где обдолбанная негритянская молодежь читать не умеет, но хорошо стреляет... Вы хотите сказать, что цивилизационные мостики перекидываются НАД странами?

— Я хочу сказать, что внутри каждого общества нет уже жесткой национальной спайки. Но несмотря на общие цивилизационно-технологические мостики, есть культура, образование, средства массовой информации. И они, пока есть язык, национальны. Но их можно использовать для идеологической работы.

— А главным идеологом и цивилизатором в мире является Америка?

— В ближайшие лет пять-семь Америка откажется от своей роли гегемона. Не выдержит. И кроме того, у них возникает вопрос: а на хрена нам это? Я думаю, Клинтон был последним президентом, который претендовал на глобальное влияние. Простому парню из Техаса наплевать на глобальное влияние, он про это мало задумывается вообще. Он только знает, что у него зарплата падает. Между прочим, в базовых отраслях Америки, по оценкам разных экспертов, за последние 15 лет зарплата в реальном выражении (по покупательной способности) упала на 15 — 20%. Это говорит о том самом процессе расслоения, когда прибыль концентрируется в постиндустриальном секторе, а в индустриальном падает. Деньги не перетекают из сектора в сектор: нет необходимых каналов. Нет инфраструктуры.

В последние лет 50 на планете Америка брала на себя функции глобального оператора по управлению кризисами. Она разруливала ситуации. Правда, в свою пользу, но кризисы снимала тем не менее. А кто будет заниматься этим теперь? Япония не возьмется, им дай бог со своим внутренним кризисом справиться. В Европе воли нет.

— Что же будет?

— Начнут трещать международные организации. ООН, мы уже видим, как трещит. НАТО будет трещать. Совет Европы начнет потрескивать...

— Когда уходит воспитатель, дети начинают кидаться подушками. Вот что меня пугает... А что делать сейчас американцам, чтобы вырулить из начинающегося планетарного кризиса?

САМЫЙ ВАЖНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ

— Отвечаю: если помните, года четыре назад Клинтон произнес программную речь...

— Помню! Это была речь о том, что Америка остро нуждается в коренной реформе образования. Оно там и вправду ужасное. Сидят в старшем классе лбы лет по 20, у которых уже свои дети есть, и не знают, кто победил во Второй мировой войне. Конечно, им нужно реформировать образование.

— Основная задача Америки — реорганизация системы образования. Нужно сделать ее такой, чтобы простой парень из Техаса мог включиться в постиндустриальную экономику.

— А вообще как случилось, что в США такая худая система образования?

— У нас система образования немецкая по своей модели, она росла сверху — от власти. А у них система образования росла из самоуправления. Приходили поселенцы, ставили церковь, салун и школу. Выбирали шерифа. Все снизу росло. Поэтому их образовательная система сейчас и не готова для того, чтобы решать большие задачи: она ориентирована на местный мини-маркет...

— Российская образовательная система тоже нуждается в реформировании?

— Если бы меня кто-нибудь сейчас спросил, какой самый-самый важный для России вопрос из всех, я бы сказал: реальная реформа образования! Не то бла-бла-бла, что последние десять лет творится, а настоящая реформа. Она предельно сложна, ее последствия только через десять лет скажутся, но делать надо незамедлительно! Если мы сейчас возьмемся, то через десять лет, к моменту новой индустриальной эпохи, окажемся с нужными стартовыми возможностями для взлета. Если нет — потеряем все те преимущества, которые годами накапливали.

— Кажется, Бисмарк сказал когда-то, что германскую империю создал простой школьный учитель. С Советским Союзом в свое время произошла та же история. Это хороший рецепт для укрепления страны. А главное — всегда срабатывает.

Александр НИКОНОВ