ЖЕНСКОЕ ЛИЦО МУЖСКОГО БИЗНЕСА

ЖЕНСКОЕ ЛИЦО МУЖСКОГО БИЗНЕСА

Кабинет Ольги Дергуновой, возглавляющей представительство Microsoft в России и странах СНГ, заставлен цветами и увешан почетными дипломами. Цветы остались с дня рождения. Ольга отмечает его в первую субботу после 15 мая. Об этом многие знают, и приходят человек сто, а то и больше. Дипломы — награды за выдающийся вклад в развитие компьютерного бизнеса. Последний раз наградили за достижения в области телекоммуникаций. «Я понимаю, что моя популярность перешагнула все границы, — шутит Ольга. — Но при чем здесь телекоммуникации?» Ее наверняка еще долго будут награждать. Она у нас в стране единственная женщина (хотя Ольга не любит, когда специалистов делят по половому признаку) на такой большой должности, с самим Биллом Гейтсом по электронной почте общается. И что там российский масштаб?!

— В одном интервью вы говорили, что родителей не выбирают, но лично вам действительно повезло. Каким именно образом?

— Я 1965 года рождения. Самый махровый застой. Родиться в Москве было большим счастьем. Родиться в семье научных работников, интеллигентных людей, у которых все полки в доме заставлены книжками, было счастьем вдвойне. Родители (Константин Иванович и Нина Андреевна Курбаковы. — Л.Л.) всегда говорили мне то, что я сегодня повторяю своей дочери Нине: «Если ты сама что-то не сделаешь, за тебя это не сделает никто. Первая твоя доблесть в жизни — учиться, потому что деньгами мы тебя обеспечить не можем и связей у нас нет». И, конечно, родители нас с сестрой безумно любили и нашими успехами гордились.

Папа по специальности математик. Он занимался информационными технологиями, методами поиска в базе данных. Работал с восьми утра и до одиннадцати вечера, семь дней в неделю. Я помню, как он писал докторскую диссертацию: по выходным дверь в его комнату закрыта, лучик света пробивается сквозь щель, я ложусь на паркет, заглядываю к нему: «Папа, давай поговорим». Параллельно, чтобы заработать деньги, он читал лекции в обществе «Знание», ездил по стране.

Мама — программист, работала в Министерстве обороны, в какой-то военной части. Каждый день час на метро до работы и столько же обратно. Утром она готовила еду, кричала нам с сестрой: «Подъем, пора в школу!» — и стрелой выбегала из дому. Возвращалась в восемь вечера.

Родители подавали пример именно своим поведением. Глядя на них, я довольно рано сформулировала свой главный жизненный принцип: если что-то делать, то делать хорошо.

ШКОЛА

— Когда я была совсем юной девицей, меня отобрали в группу олимпийского резерва по плаванию. Я плавала пять дней в неделю по четыре часа. Моя спецанглийская школа была забыта. Какие уроки, если каждый день плавать?! Результатом были шесть двоек и запись в дневнике: «Просим родителей забрать ребенка из английской школы».

Это был единственный раз, когда мои просвещенные мама и папа меня выпороли. Они вообще-то предпочитали разговаривать, убеждать-побуждать, но тут сломались. Из бассейна меня забрали. Пришлось всю энергию пустить на учебу. Но зато у меня нет комплекса отличницы, я нормально отношусь к своим неудачам.

ВУЗ

— После школы я хотела учиться на программиста. Но папа сказал, что у меня явно не математический склад ума, Софьей Ковалевской, судя по школьным успехам, я не буду. «Выбери что-либо на стыке наук». И я пошла на экономическую кибернетику в Институт народного хозяйства им. Плеханова.

Потрясающий факультет. Там Яков Моисеевич Уринсон учился. Мы с ним однокашники. Правда, он окончил на 20 лет раньше, но все равно приятно.

— Студенческие годы были счастливыми?

— Более чем. Когда я пошла в институт, то, честно говоря, к красному диплому не стремилась. Но, когда ты живешь бурной студенческой жизнью, тебе очень нужна стипендия, желательно повышенная. И еще неплохо подрабатывать. Волей-неволей приходится оптимизировать свое время. Первые три месяца я в институт не ходила, потом включалась по максимуму, сдавала экзамены — и следующие три месяца были моими. Такая система меня не подводила ни разу. И все это шло на фоне «картошек», стройотрядов...

— Романов...

— Романов, горных лыж, спелеологии, в общем, чего только не было. Поэтому, когда мы с моим будущим мужем пришли к родителям со словами: «Мы решили пожениться!» — они не удивились. Только теперь, когда мне 36, а моей дочке 16, и я смотрю на ее приятелей, 18 — 19-летних юнцов, и понимаю, почему мне тогда мама сказала: «Какие же вы еще маленькие!» Мне было 19, мужу 20.

СВАДЬБА

— Наша свадьба пришлась на самый пик антиалкогольной кампании. Как мы добывали угощение на 150 человек — отдельная история.

— А что, было 150 гостей?!

— Я вообще любитель массовых мероприятий. У нас была замечательная свадьба. Мы отмечали ее в маленькой квартире моих родителей. Так как все не вмещались, то народ приходил-уходил. А когда все более-менее выпили-закусили, мы пошли в парк Горького, благо он был рядом, кататься на аттракционах. И я помню: все колесо обозрения было занято нашей свадьбой. Это было потрясающе. Наши друзья до сих пор вспоминают.

ДИПЛОМ

— В учебе у меня было два стимула. Во-первых, муж был на курс меня старше и всегда все знал. Ощущение вечного догоняющего не очень комфортно, я старалась знать больше. И второй стимул — рождение дочери.

Меня сразу вычеркнули из рядов полноценных студентов. Никто не ждал, что я буду ходить на семинары, сдавать зачеты, вообще учиться. Преподаватели были готовы поставить зачет автоматом и тройку на экзамене. Кормящая мать, чего с нее взять?

Это было не унижением, потому как не делалось сознательно, — просто так было принято. Абсолютное пренебрежение к тем возможностям, которые на самом деле не определяются наличием или отсутствием детеныша. И я решила доказать, что одно другому не помеха. С середины третьего курса я всерьез взялась за учебу и в итоге получила красный диплом.

Когда я была на последнем курсе, мужа забрали в армию. Тоже веселая история. В «Плешке» не было военной кафедры для мужчин, а для женщин была — поэтому я с военным билетом. Ребят же, которые не успевали обзавестись двумя детьми, на полтора года забирали в солдаты. Семья моего мужа из военных, и все так активно помогали, что в результате Игоря на полтора года «закатали» в Монголию.

Наша полугодовалая дочка росла под присмотром и на руках моей мамы — я писала диплом. Каждый день ездила в Вычислительный центр АН, в семь вечера — в Политехническую библиотеку, к десяти — домой. Диплом я защитила блестяще, потому как была одной из первых, кто своими глазами видел персональные компьютеры.

ВЫБОР

— В Вычислительном центре я попала в группу Евгения Николаевича Веселова, которая для компьютеров писала программы, в частности русский народный редактор «Лексикон».

Люди вокруг меня были страшно умные, на 11 — 12 лет старше. Естественно, хотелось соответствовать. После диплома меня в эту группу и распределили.

Перестройка была в разгаре. Одно из первых в стране СП — фирма «ПараГраф» — объединила под своей эгидой несколько программистских коллективов. В 1989 году Веселов и мы вместе с ним туда перешли.

Работая среди безусловно талантливых людей, я понимала, что никогда не смогу программировать на их уровне, не дано. Мне надо было искать что-то свое. В этот момент стало ясно, что продукты, которые мы разрабатывали, надо кому-то продвигать на рынке. Мне предложили взять это на себя. Так началась моя карьера управленца. До настоящего управленца было, конечно, далеко, но выбор я сделала.

«ЛЕКСИКОН»

— Я знаю, что вы первой придумали фирменную упаковку для компьютерной программы.

— Я ее до сих пор храню. Это был первый продукт, таким образом предложенный к продаже. И в то время группа Веселова уже работала в «Микроинформе». Шел 1992 год.

«Микроинформ» инвестировал в «Лексикон» большие деньги. Я же получила возможность попрактиковаться в управлении большим проектом.

Для любого западного предпринимателя фирменные коробки для программ само собой разумеющаяся вещь. А в России никто такого не делал. И все — от дизайна и подготовки документации до контроля над печатью и упаковки в полиэтилен — легло на меня.

Коробка с «Лексиконом» для меня — как рождение второго ребенка.

— Почему же вы эту замечательную компанию покинули?

— По одной-единственной причине: продажи «Лексикона» шли на убыль, следующий продукт, который можно было широко продавать, должен был появиться через два года. Я оставалась на этот период без активной работы. Когда тебе 25 лет, как можно ничего не делать?! И я перешла в Microsoft.

ГЛАВА ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВА

— В Microsoft на первых порах я работала с корпоративными заказчиками. Откровенно, я была просто раздавлена объемом корпоративного знания. Машина была отлажена идеально: все базовые принципы известны, надо было брать тот или иной метод, маркетинговую схему, адаптировать для своей страны — и все работало.

— Ольга, кажется, вы года за два прошли путь от рядового менеджера до главы представительства. А кто принимал решение о вашем назначении?

— До меня руководителем московского офиса был блестящий специалист Роберт Клаф. В 16 лет он решил выучить русский, чтобы понять, почему нас так боятся. В 25 лет он приехал в Россию: полюбив нас заочно еще в Америке, он хотел нам помочь. Волею судеб он оказался в компьютерном бизнесе.

Он научил нас работать в западной компании: составлять договоры, писать письма, разговаривать с клиентами. Он даже объяснял, почему в Америке в День благодарения едят индейку и почему американцы любят печенье с шоколадом. Это знать необязательно, но, если знаешь, легче коллег-американцев понимать. Боб сформировал команду, которая работает по сей день.

Он уходил на повышение и искал себе замену...

— И выбрал вас. Несмотря на то, что в компании такие высокие должности женщины не занимали.

— Я шутила: выбрали за красоту. Я была на очередной конференции где-то за границей, Боб и наш европейский руководитель словили меня буквально в коридоре, предложили поговорить. «Ну пойдем, поговорим», — легкомысленно сказала я. У меня через час была еще одна встреча. И тут мне сообщают о возможном назначении.

Первая мысль — абсолютно женская: «Боб! А ты-то куда?!» Он объяснил, что идет на повышение. Нормальный бы человек на моем месте начал выяснять подробности: когда приступать, каковы обязанности и испытательный срок, зарплата. Я ответила: «Да, конечно, раз надо». И только позже я вспомнила, как Боб сидел по вечерам над финансовыми отчетами, как мотался по командировкам, и немножко испугалась.

КРИЗИСЫ

— В вашем ведении весь бывший СССР?

— Да, минус Прибалтика и плюс Монголия.

— Муж по наследству передал?

— Так получилось. Сейчас, когда собираюсь в Монголию в командировку, он просится в переводчики.

— И как вам новая должность?

— Первый месяц — страшный сон. Первые шесть месяцев — коматозное состояние. Я пришла в себя лишь через полтора года. Причем должность-то я заняла в январе 1996-го. До 30 июня, до президентских выборов, рынок в стране лежал. То есть продажи шли-шли-шли, а потом провал. Очень отрезвляющая была ситуация. Но зато кризис 1998 года мы гораздо легче пережили, хотя не скажу, что было легко.

Опыт августа и осени 1998 года я вспоминаю «без надрыва». Я же не одна боролась, вся команда действовала как часы. Кризис был апофеозом нашего единения, потому что надо было выстоять. Мы были единственной западной компанией в России, кто не сократил ни одного человека.

Мы обратились за помощью в Microsoft: кто еще из стран попадал в такие условия, как Россия, что надо делать? Нам посоветовали индонезийский вариант: у них тоже национальная валюта сильно упала, за полгода до нас они реализовывали похожую программу. Схема была правильная, с определенными изменениями она сработала и у нас.

БИЛЛ ГЕЙТС

— Поговорим о Билле Гейтсе. Вы одна из немногих в нашей стране, кто знает его лично. И как он?

— Гейтс не стеклянная башня. Он не прячется. Минимум раз в год он выступает перед директорами региональных офисов, рассказывает о новых технологиях, о развитии компании. Но он так занят, что лишний раз подойти и сказать: «Привет, Билл! Я Петя, Маша, Коля!» — как-то не хочется. Если у меня возникают проблемы, я решаю их без Гейтса.

За продажи в Microsoft сейчас отвечает вице-президент Стив Балмер. Если Гейтс технологический гуру, то Стив человек, которого корпорация просто беззаветно любит. Веселый, громогласный, играет в баскетбол, имеет троих детей. У него феноменальная память: он помнит, что говорил каждому месяц, год, пять лет назад. Знает, как развивается твой рынок, успевает посмотреть, что происходит в твоей стране. Но даже к нему с лишними вопросами мы стараемся не обращаться, для этого есть менеджеры рангом ниже.

— А Гейтс как человек интересен?

— Я отлично помню, как меня первый раз ему представляли. Он попросил рассказать про российский рынок. Я начала говорить, пять минут рассказываю, десять. Он очень внимательно слушает, молчит, совсем бесстрастный — ни эмоций, ни жестов, ни вопросов. Я начала комплексовать: может, у меня английский плохой или я что-то не то говорю. Только потом я поняла, что у Гейтса стиль такой. Он дает собеседнику высказаться, чтобы понять его логику, и после этого начинает беседовать.

Я не часто получаю от него письма по e-mail, но иногда случается. То, как он пишет, показывает, как он думает. У американцев рабочие письма — сплошные сокращения и сленг. Иногда приходится просить: расшифруйте, переведите на нормальный английский.

Гейтс пишет очень хорошим английским языком, со всеми предлогами, без единой орфографической ошибки, что нетрудно при наличии автоматической проверки, но ведь не все этими программами пользуются. В его посланиях мало эмоций и много логики.

— С эмоциями, наверное, зажим?

— Мое личное мнение: он стал старше, у него уже двое детей, и его характер значительно смягчился. Не знаю, как это объяснить. Но вот ощущение такое, больше лояльности.

MICROSOFT

— А сколько людей под вашим началом?

— 70 человек.

— Немного. Если учесть, что Microsoft — одна из богатейших компаний мира.

— Богатейшая компания определяется не количеством персонала, а прибыльностью. Конечно, будь больше людей, нам было бы легче. Но сейчас объемы продаж не позволяют мне увеличивать штат. Мы не столь динамично развиваемся, как, скажем, рынки Польши или Чехии.

— А у Microsoft есть какая-то специфика?

— Это очень демократичная компания. В ней есть, конечно, иерархия, но право принимать решение делегировано людям на самых разных этажах власти. Наше американское начальство не считает должным советовать нам, что лучше для российского рынка. Я не учу человека, который занимается партнерской программой, как эту программу строить. Я могу посоветовать, но решает он. И отвечает он.

— А критерий — прибыль, объем продаж?

— И объем продаж, и прибыль, и распространенность продукта, и доля рынка, и инвестиции в новые технологии. Критерии Wall Street — рост, перспективность и прибыльность. До недавнего времени российский рынок находился на планке инвестиционной привлекательности. 1998 год иллюзии на наш счет развеял. Только сейчас появилось если не спокойствие, то уверенность, что рынок набирает динамизм.

— А что вы, собственно говоря, делаете?

— Локализуем программы, адаптируем их для нашего рынка — и продаем.

— Судебные разбирательства по поводу расчленения Microsoft вас касаются?

— Эти кампании не имеют ничего общего с бизнесом, это политические игры, которые востребованы в Америке лишь в определенные периоды времени.

Когда в России говорят: «Караул! Microsoft монополист!» — я отвечаю: «Помилуйте! У нас «пираты» контролируют 90% рынка, а Microsoft — 10%. Кто из нас монополист?»

— Но «пиратов» как-то усмиряют?

— С переменным успехом. Сейчас государство обращает больше внимания на то, что происходит. Но что отрадно, сами пользователи потихоньку от пиратских услуг отказываются. Никто не хочет, чтобы компьютер или сервер грохнулся из-за краденой некачественной программы. Лучше уж купить у нас за 50 долларов легальную версию, чем за пять неизвестно что.

ФЕМИНИЗМ

— Как вы относитесь к феминизму?

— Я очень не люблю тусовок по половому признаку и на мероприятия типа «Женщины в бизнесе, за мир, против уничтожения пушных зверей» хожу крайне редко. Эффективный менеджмент от пола не зависит, равно как и от размера бюста и цвета глаз. Но я инстинктивно замечаю девиц, которые что-то, каждая в своей области, делают, — и если могу, всегда им помогаю. Например, Ольга Слуцкер, владелица фитнес-клубов World Class. Или Анна Голдин, адвокат, глава крупного юридического бюро. Мать двоих детей, младшему из которых три месяца, работает по 16 — 18 часов в сутки. Ей безгранично доверяешь, для нее клиент как родственник. Понятно, что это ее профессия, но когда профессия становится частью тебя, это очень впечатляет.

— А влияет ли должность топ-менеджера на ваше ощущение пола?

— Да, появляется много ограничений. Нельзя носить короткие юбки и делать яркий макияж. Мелочи, но из них полжизни складывается. А потом ты понимаешь, что ничего этого уже не хочешь — ни юбок, ни макияжа.

В бизнесе вообще, и в компьютерном в частности, женщин мало. Понятно почему. Ты несешь двойной груз: и карьеру делаешь, и в семье как-то должна присутствовать. Я в течение многих лет не была в отпуске. Это, конечно, неправильно, но в тот момент иначе нельзя было — я училась, бизнес рос. И счастье, что муж и дочь это правильно поняли.

СЕМЬЯ

— Есть мнение, что активная женская позиция невольно провоцирует мужское иждивенчество. Вы с такой проблемой не сталкивались?

— Это вопрос оптимизации. Семейная жизнь — такой же процесс управления друг другом, как и управление компанией. В семейной жизни тоже есть периоды подъема, стабилизации, кризисы и рецессии. Некоторые конфликты нужно мягко гасить, другие предвидеть и не допускать. Мы с мужем так давно вместе, что уже на подсознательном уровне чувствуем, когда не надо давить друг на друга.

— Он по-прежнему на курс старше?

— В своей области — да. Игорь работает в крупной инвестиционной компании (она называется «Русские инвесторы») директором по корпоративным связям и развитию бизнеса.

И я ему благодарна, что он выдержал мои вечные командировки, работу без выходных. Только последний год я пытаюсь не работать по воскресеньям.

Муж сейчас получает степень МВА в Академии народного хозяйства. Он ощущает, что ему не хватает управленческих знаний и понимания мирового опыта. Я его только поддерживаю.

— Может, вам самой ему консультации давать?

— Но дома же я жена, а не лектор. Лучше развиваться параллельно, иначе ролевой баланс нарушается. У нас в семье паритет, и это хорошо. Единственный минус — ребенок это понимает и немного нами манипулирует.

ДЕТИ

— А как вашу карьеру воспринимает дочь?

— В одних случаях расстраивается, в других — гордится. Сейчас проще, ей уже 16 лет, она в состоянии понять, почему я так много работаю.

— Год назад, когда я видела Нину, у нее был такой экстравагантный вид: ядовито-розового цвета волосы, стоявшие дыбом...

— Это был стиль а-ля Милла Йовович в «Пятом элементе». Сейчас она выглядит не менее экстравагантно: у нее африканские косички.

— А что говорят учителя?

— Отношение педагогов к ее экспериментам радует меня больше всего. Нина учится в Московской экономической школе. Очень хорошая школа, где разумное самовыражение ребят как в учебе, так и в поведении приветствуется. В школе ей говорят: «Нина! Африканские косички — отличная прическа! Зеленый лак для ногтей — прекрасно. Только давай договоримся: чтобы не отвлекать остальных, крась ногти после уроков. С девяти до пяти не надо, а после пяти мы сами перед тобой лак поставим».

— А второго ребенка родить не хотите?

— Очень хочу. Надо, надо. Между бюджетом и полугодовым планированием. Как найду окно, я всерьез подумаю, как это сделать.

Людмила ЛУНИНА