В 41-М МНЕ БЫЛО ШЕСТНАДЦАТЬ
Дорогой «Огонек»! Вы одно из немногих изданий, кто уделяет внимание нам, участникам войны. К тому же вот уже 20 лет я храню номер журнала, в котором вы напечатали мои стихи. И вот сейчас, накануне 60-летия начала той страшной войны, решила вам написать, чтобы люди знали, сколь трудна была Победа.
Пиджак с орденами и медалями я надеваю только 9 мая или когда иду на Партизанский костер в Измайловский парк. Моему внуку Диме исполнилось шесть лет, он попросил: «Бабушка, покажи твои медали! Они ведь за войну...»Вынула я пиджак, он быстренько влез в него и — честь отдал! Таким мы его и сфотографировали. Растет, начинает понимать. А недавно говорил: «Бабуль, а твои медали ненастоящие — в них нет шоколада!»
Да уж, не из шоколада наши медали...
Ровно 60 лет минуло, а память хранит все до мелочей. Жили мы перед войной в Витебске, нормальная жизнь с керосинками и примусами. Отец преподавал в политехникуме слесарное дело. Мама занималась домом и нами: у меня были две старшие сестры и младший брат. Держали то поросят, то корову — и это почти в центре города! В 41-м мне было шестнадцать, я окончила 9-й класс. Насыщенная школьная жизнь: кружки, стенгазеты, спектакли. И никто из нас не сомневался, что мы живем в самой прекрасной в мире стране.
И вдруг война. 22 июня. Помню, накануне был необычайный, прямо кровавый, закат. Неспроста это, старики говорили. А через несколько дней началось. Отец ушел сразу же добровольцем. Вскоре после бомбежки сгорел наш дом. И стали мы беженцами. А еще через три недели, когда нашли пристанище в пустующей школе в какой-то деревне, мы оказались на оккупированной территории. На всю жизнь врезалось: по дороге едут фашисты, веселые, загорают, сидя на мотоциклах.
Перед рассветом нас стали выгонять на улицу. Моего братишку Володю фашист бил сапогом в живот. Под конвоем по коридору из штыков погнали на площадь, там стоял пулемет. Немец через переводчика сказал: кто не будет повиноваться, того расстреляют, а кто будет помогать партизанам, того повесят. Человек тридцать из толпы куда-то увели. Я чувствовала, что повиноваться им никогда не смогу. А настоящий — пронзительный — страх я испытала, когда моя бабушка (она жила под Велижем, мы с трудом к ней добрались), увидев, что к нашей хате идут немцы, спрятала меня под кровать и заслонила большой квашней. Шаги фашиста отдавались в сердце. Я поняла, что не смогу жить в постоянном страхе.
Когда наши войска освободили деревню, в школе разместился медсанбат. Раненые лежали прямо на полу. Я ухаживала за ними. Потом ушла вместе с медсанбатом. Но вскоре меня обнаружило какое-то начальство и отправило к маме. Маму эвакуировали в Петровск в Саратовскую область, я с ней не поехала, а убежала в партизанский отряд. Наш отряд «Сокол»был не из больших, но наносил серьезные потери. Действовал он в треугольнике Смоленск — Витебск — Орша. Я стала разведчицей. Ходили на «железку»-- подрывали фашистские эшелоны. Взрывчатки не хватало, и ее выплавляли из брошенных снарядов. Мы были у немцев как кость в горле, они бросили на нас огромные силы. Не забыть, как у нас на руках умирал наш бесстрашный подрывник Паша Горлов. У него были оторваны обе ноги, а мы ничем не могли помочь. Помню, как во время боя замолчал пулемет Михаила Лундина, он был на переднем крае, его напарник прибежал к командиру и крикнул, что Лундина убили. Я услышала и под пулями поползла, чтобы вынести тело дяди Миши, так я его называла. Но, прислонив ухо к груди, услышала удары сердца — он жив! Но дядя Миша был такой тяжелый, не сдвинуть его. А медлить нельзя — кругом шлепали пули и были видны немецкие каски. Я напрягла всю волю и причитала: «Дядя Миша, дядя Миша! Ты должен встать! Подымай-й-ся, подымайся!..»И знаете, дядя Миша с закрытыми глазами поднялся! Обхватив друг друга, мы добрались к партизанам.
Наш отряд под ураганным огнем форсировал реку Касплю, лед проломился. Мы оказались в ледяной воде, мои сапоги остались в иле, я шла босиком по мерзлой земле. Стоял ноябрь 1942 года. Я попала в госпиталь. После госпиталя с обмороженными руками и ногами эвакуировалась к маме в Петровск. Стала работать в тракторной бригаде учетчицей-заправщицей. Часть заработанного на трудодни зерна я отдавала семьям фронтовиков, через местную газету обратилась к другим, чтобы последовали моему примеру. Мой почин был подхвачен.
А потом был десятый класс без отрыва от работы, и МАИ, который закончила в 1951 году, и Литературный институт, отделение поэзии. Печаталась во многих сборниках: «Венок славы», «Поэзия моя — ты из окопа», «Дорога Победы». Недавно вышли книги «Свеча»и «Под шепот звезд (Партизанская лира)». Война настолько прошла через мою душу, что многие свои стихи я посвятила людям, победившим ее.
А внуку своему я понемногу рассказываю о той страшной войне. Мы должны любой ценой беречь мир, но знать, какое горе приносит война, наши дети должны. Так я думаю.
Надежда МЕДВЕДЕВА
Москва
ВОЛОДЯ КАРАНДЫШЕВ, ОТЗОВИСЬ!
Прочел статью «Дройдики» и вспомнил далекие годы, когда меня, восемнадцатилетнего, призвали на Волховский фронт. Белофинны зверствовали, с Западного фронта только и слышали: «После тяжелых и продолжительных боев наши войска оставили город N». А рассказываю я это к тому, что то самое оружие, про которое говорится в статье и с помощью которого можно стрелять из-за угла, уже давно существует. По крайней мере наш ротный снайпер Володя Карандышев его использовал.
В небольшом городке, уж не помню в каком, попал наш взвод под снайперский обстрел. В соседнем доме засел белофинн, все точки у него были пристреляны, а мы сидели за маленькой кирпичной загородочкой. Вылезти невозможно: фашист сразу накрывал цель. Двоих мы тогда потеряли. И Володька со своей винтовкой высунуться не мог: только высунется, тут же пули по стене свистят. Вот тогда он это оружие и придумал: примотал к прицельной планке зеркальце, кирпич подсунул, чтобы винтовку упереть, установил ее, по зеркальцу прицелился и давай по белофинну наяривать. Снял он его с пятого выстрела и потом еще часто этой своей находкой пользовался.
Через полгода его ранило, и отправили его в госпиталь. С тех пор мы не встречались. Может, он или кто из его близких прочтет это письмо и напишет мне?
В. КУЗНЕЦОВ
Санкт-Петербург
Детский лепет
«КТО ТАКИЕ ПОЛИТИКИ?»-- поинтересовались мы у детей
СЕРГЕЙ, 10 ЛЕТ: «От них в стране все-все зависит. Как они решат, так и будет».
АНЯ, 8 ЛЕТ: «Политики занимаются тем, что фотографируют политиков. И сами себя. У них занятие такое. Им это нравится».
СВЕТА, 9 ЛЕТ: «Это такие добрые люди. Они все делают, чтобы страна наша была хорошей и красивой».
МИША, 14 ЛЕТ: «Политиком хорошо быть, ему денег не надо, все на халяву дают. Но пожарником быть все равно лучше».
ДИМА, 8 ЛЕТ: «Политики торгуют в магазине фруктами и всех обвешивают. Правда, меня они еще не обвешивали. Я им не попадался».
СОФИЯ, 10 ЛЕТ: «Политиков по телевизору показывают. Когда я вырасту, меня тоже будут по телевизору показывать, но политиком я не стану, потому что я буду женщиной, а женщины политиками не бывают».
Допрашивал детей Миша ДОВЖЕНКО