Война началась для меня с самых первых ее дней. Я знаю, что испытывает солдат, поднимаясь в смертельную атаку. Видел гибель однополчан, сам был ранен. И радость наших побед познал. Но я не мог подумать, что в забытом богом хуторе семилетний мальчик сможет так глубоко взволновать меня чистотой своей светлой души и благородством.
СОЛДАТСКИЕ БОТИНКИ
А было так.
Под Богодуховом наш полк немцы зажали в узком лесном урочище. Пробиваясь, мы втянулись в неравный бой. С наступлением ночи остатки разбитого полка были сведены в одну ротную группу. Помню, когда отходили к ближней балке, разорвался фугасный снаряд, глаза ослепило огнем. Контуженный, я пролежал в огороде ночь. Я пытался осознать, где нахожусь. Рядом с вывороченной взрывом яблоней лежали тела четверых наших пулеметчиков. Кое-как привстал, увидел хутор, судя по всему немцев там не было, и стал добираться до ближайшей хаты.
На стук мне открыла довольно молодая женщина, в глазах был страх. Убедившись, что я свой, она быстро пришла в себя. Даша, так ее звали, помогла снять разбухшую шинель, разожгла печь. Меня трясло. Даша выдала чугунок лесного чая. Я выпил, дрожь ушла. И тут я увидел сидевшего за печкой мальчика лет семи. На нем были домотканые брючки, не по росту стеганка, голова покрыта женским платком, а на ногах завязанная веревками обувка из автомобильной камеры. Где-то заскулил щенок, и мальчик вышел.
В окно мне был виден огород с яблоневой корягой, под которой лежали убитые пулеметчики. Я видел, как долго стоял в неподвижности мальчик, как, медленно опускаясь на колени, он принялся снимать тяжелые солдатские ботинки с мертвого пулеметчика, как спрятал он их под полой широкой стеганки и еще долго стоял неподвижно. Вернувшись, забрался за печку и долго дул на скорченные от холода руки. Отогрелся, стал молча примерять ботинки. Они были чересчур велики, но приспособить их было можно. Побольше соломенной настилки, обмоток — все-таки лучше, чем в рваной обгорелой автомобильной резине. Долго и серьезно смотрел ребенок на лежавшие у его ног ботинки. Потом раздался всхлип. И, как бы овладев собою, завязал он свои набухшие резиновые лапти. Накрыл ботинки ватником и вышел. И я видел, с каким тщанием он стал натягивать их на ноги убитого пулеметчика.
«Ивашка твой сын?»-- спросил я Дашу. Оказалось, что родители его и две старшие сестры погибли при бомбежке под Ольшанами. Даша нашла его в стоге соломы в степи. Муж Даши погиб в бою под Пирятином, и мальчишка стал самым дорогим для нее человеком. Я, бывший детдомовец, понимал все. В дорогу Даша дала мне кукурузных лепешек. Я старался бодриться, хотя это не совсем удавалось. У меня не было возможности отблагодарить их за доброту и душевность. Много прошел я дорогами войны. Много чего перенес. Но самое острое воспоминание, которое бередит сердце, — заплаканная Даша и замерзший мальчик, обувающий ботинки на погибшего солдата.
Николай Николаевич ЗУБЬЯКОВ,
инвалид Великой Отечественной войны
пос. Рыбачье Алуштинского района, Крым