БРЕЖНЕВ, ЖУКОВ, РОКОССОВСКИЙ…

Из дневников маршала В.Г. КУЛИКОВА

БРЕЖНЕВ, ЖУКОВ, РОКОССОВСКИЙ...

22 ИЮНЯ

5 июля 1921 года. Орловщина. Краснозаринская волость. Село Верхняя Любовша. В семье заголодавших крестьян Куликовых рождается сын. Это — я. Меня называют Витькой, Виктором. Быть может, чтобы хотя бы мне светила звезда. Никто, конечно, не думает, что она будет маршальской. Вокруг голод двадцатых. Голод гонит на юг. К хлебу. Семья попадает в Ставрополье.

Отсюда я уеду учиться в Грозный, в Военно-пехотное училище. И через два года выйду из него настоящим лейтенантом, гордясь новенькой формой и завораживая девчат молодцеватой офицерской выправкой. На календаре будет 10 июня 1941 года... Впереди меня ждет назначение в Киевский особый военный округ, в город Владимир-Волынский, что на самой границе с захваченной немцами Польшей. Прибыв на место в 41-ю танковую дивизию (22-й механизированный корпус, 5-я армия), я получил должность заместителя командира роты разведчиков. Остановился на частной квартире у какой-то польской панночки. Числа 15-го хозяйка сказала: «Пан лейтенант, с той стороны говорят, что 22-го начнется война...»

Услышав страшную новость, немедленно доложил начальнику, тот отмахнулся, чтобы я меньше слушал бабские сплетни. И я по неопытности двадцатилетнего пацана успокоился совершенно. Стояло медовое лето — пора самой большой любви и... долгожданных свиданий. И я с головой окунулся в безмятежную жизнь молодых офицеров, которая бурлила вокруг, особенно по вечерам и в выходные дни. В субботу, 21-го, гуляли как всегда до упаду: кино, танцы-обниманцы, и, конечно, назначали новые свидания на завтрашнее воскресенье. И вот... 22-го в 3.15 или в 3.20 (а не так, как все говорят, в 4 часа утра) началась мощная артиллерийская подготовка.

Отступление началось сразу. День и ночь над головой висела авиация. Бомб для нас не жалели. Мы вели тяжелейшие бои. На третий день убило командира роты, и я, совсем неопытный юнец, должен был по воле обстоятельств занять его место и продолжить командование ответственнейшим военным подразделением. Мы сдали врагу 50-километровую полосу нашей территории, дошли до Ковеля и продолжали быстро отступать. Иногда... просто бежали куда глаза глядели, но, придя в себя, снова собирались в один кулак, распределялись по местности и начинали действовать.

Во время отхода в районе Коростеня, двигаясь лесной дорогой по опушке, мы столкнулись с колонной легковых машин, которые, поравнявшись с нами, остановились. Из одной вышел военный, в котором чуть погодя я с удивлением узнал Буденного. От неожиданности забыв всю свою неопытность, я выдвинулся навстречу, чтобы представиться и, если понадобится, доложить окружающую обстановку, начав словами:

— Товарищ Маршал Советского Союза, лейтенант Куликов...

Буденный, не дав договорить, окинул меня изучающим взглядом и спросил:

— Какую задачу выполняешь, пионер?

— Мне поставлена задача отойти в направлении Малина и там ждать дальнейших указаний, — смутившись от такого обращения, ответил я.

— А ты не заблудишься? — смягчился маршал. — Карта-то хоть у тебя есть?

— Карты нет, — сказал я, — но направление мне известно...

После войны у меня с Семеном Михайловичем сложились дружеские отношения, но сколько я ни рассказывал про ту нашу первую встречу, он никак не мог ее вспомнить.

КАК ОБСТРЕЛЯЛИ САМОЛЕТ БРЕЖНЕВА

Когда читаешь о нем, создается такое впечатление, будто он всегда был таким беспомощным, что сам не только ничего не умел делать, но даже и говорить мог лишь по написанным кем-то бумажкам. Я же скажу, что, когда надо, он умел действовать, умел быть находчивым, умел принимать решения и умел добиваться поставленных целей. Иное дело, что не все выходило так, как ему хотелось...

Вспоминается наше знакомство в 1961 году... в Африке. По просьбе президента Республики Гана доктора Кваме Нкрума я в качестве военного консультанта от СССР занимался вопросом создания Единых вооруженных сил Африки. Это тогда было возможно, потому что Кваме Нкрума был в то время признанным лидером Африки — председателем Организации африканского единства. И он обратился к нам в Советский Союз за помощью в этом деле. Так я по решению министра обороны Малиновского и министра иностранных дел Громыко оказался в Гане.

И вот туда неожиданно прилетает Брежнев, бывший тогда Председателем Президиума Верховного Совета СССР. Ну я, как полагается военному человеку, сразу направляюсь к нему в посольство, чтобы сделать доклад. Однако начал он не с выслушивания моего доклада, а с обстоятельств, какие складывались у него в полете.

— Летим мы, — говорит, — над Алжиром на самолете «Ил-18». И вдруг вокруг нас появляются истребители. Ну, думаю, почетное сопровождение как гостю Африки устроили. На высшем уровне. У нас почетный эскорт из мотоциклистов, а они, думаю, решили класс показать и сделали почетный эскорт из истребителей. И так на душе сразу хорошо стало. Но тут вбегает командир нашего корабля Бугаев и говорит: «Они же нас не сопровождают... Они стреляют параллельно нашему курсу... Леонид Ильич, что делать будем?»А я ему отвечаю: «Я буду спать, а что ты хочешь делать, это твое дело!»Вот так и долетели...

С такой вводной части начался наш разговор. Как дела идут в Гане? Какие у меня отношения с президентом? Ну и так далее. Благодаря его шутливому рассказу сразу возникла непринужденная обстановка. Я мог держать себя раскованно и легко отвечать на любые вопросы. Он слушал меня очень внимательно.

После этого случая прошел не один год. Но, как оказалось, Брежнев не забыл моего доклада и моей работы в тяжелейших условиях бурлившей освободительной борьбы в Африке. После перевода из Киева в Москву маршала Якубовского встал вопрос о новом командующем Киевским военным округом. Судили-рядили: кого назначить? И вот на Политбюро с подачи Косыгина Брежнев вдруг спрашивает:

— А не послать ли нам туда нашего «африканца»?

Прокомандовал я войсками Киевского военного округа два года. Очень старался. И в 1969 году меня направили Главнокомандующим группой советских войск в Германии, а еще через два года сделали начальником Генерального штаба Вооруженных сил СССР и, наконец, в 1976 году поставили на пост Главнокомандующего Объединенными Вооруженными силами государств-участников Варшавского договора.

КАК ЖУКОВ МЕНЯ «ВЫЛЕЧИЛ»...

Было это, кажется, осенью 1957 года. До этого мне уже доводилось встречаться с Георгием Константиновичем в ходе Берлинской операции. Однако близкое знакомство состоялось значительно позже... и даже не в 57-м, а когда я был уже начальником Генерального штаба. И все-таки больше других запомнилась именно эта осенняя встреча в Одесском военном округе, куда маршал Жуков как министр обороны прибыл, чтобы лично оценить проводимые здесь учения.

Перед приездом маршала командующий округом генерал-полковник Радзиевский Алексей Иванович вызвал меня и говорит:

— Встал вопрос об обязательном участии твоей механизированной дивизии. На Широколановском полигоне, севернее Одессы, нужно провести дивизионные учения на тему «Подготовка и ведение наступления с форсированием водных преград Южного Буга механизированными соединениями». Не исключено, что за всем этим будет наблюдать сам маршал Жуков. Если что не так, он, как известно, человек крутой... Но ты не переживай! Я тебя выручу. Ты только следи за мной, когда будешь докладывать. Если я буду кивать головой утвердительно, значит, все хорошо и можно продолжать в том же духе. Если же я замотаю головой отрицательно, сразу останавливайся, сосредоточься и говори, что надо подумать. Короче, готовься, держись и не переживай!

Уже после таких слов можно дара речи лишиться, а тут еще, как назло, на меня радикулит напал, да такой, что ни вздохнуть ни охнуть.

Однако, с другой стороны, и радостно, почетно — как-никак не каждому выпадает счастье показать себя перед великим полководцем. Но в моем положении легче лицом в грязь ударить, чем класс показать. Поэтому, взвесив все «за»и «против», говорю:

— Какой из меня сейчас вояка? Сами видите, что проклятый радикулит со мной сделал. Лучше не надо из-за меня рисковать!

А командующий на своем стоит:

— Нет! Нужно что-то придумать. Во-первых, пусть жена спину утюгом лечит. Во-вторых, сделаем так, чтобы ты не двигаясь командовал и докладывал из окопа.

И вот настал мой «черный день». Я — со своим озверевшим радикулитом — в окопе. А на бруствере, на земляной насыпи, что на наружной стороне окопа, скамеечку раскладную поставили, чтобы министру удобнее наблюдать было за тем, что вокруг... ну и, разумеется, у меня в командном окопе происходит.

Между тем пришло время докладывать обстановку.

— Товарищ Маршал Советского Союза! Командир 69-й механизированной дивизии гвардии полковник Куликов организует бой, подготовку и наступление механизированных соединений...

В течение нескольких минут я обрисовал обстановку, которая предшествовала подготовительной работе, стал давать указания командирам полков, которые присутствовали рядом, они, в свою очередь, отдавали распоряжения своим заместителям, и так далее. Все это длилось минут пятнадцать. Не более. И все это время, сосредоточив главное внимание на маршале, я не забывал следить еще и за движениями головы моего командующего. Вижу: он машет утвердительно. Ну, я, ободренный такими кивками, начинаю говорить еще энергичнее...

И тут неожиданно Жуков останавливает меня:

— Полковник, кто вас научил так здорово болтать?

Ошеломленный, я воспринял это очень и очень болезненно и понял, что допустил какие-то ошибки. Между тем Жуков приказывает мне подойти с картой к нему и на месте дать необходимые пояснения.

Из окопа я со своим взбесившимся радикулитом буквально вылетел и уже по карте показал порядок дальнейших действий. Выслушав, маршал заметил:

— Оказывается, вы умеете не только болтать, но и... знаете, как надо действовать.

После таких слов я не чувствовал под собой ног. И только когда учения кончились, я вспомнил про свой радикулит... который в тот день как рукой сняло. Вот так меня Жуков «вылечил».

КАК МОИ СОЛДАТЫ РОКОССОВСКОГО «В ПЛЕН БРАЛИ»

Первая встреча с выдающимся советским маршалом Рокоссовским, как и с Георгием Константиновичем Жуковым, была в дни подготовки и проведения Берлинской операции. Ничем особенным она не запомнилась. Зато очень запомнились две встречи, случившиеся сразу после войны в Польше. Рокоссовский тогда командовал Северной группой войск, куда входила и наша 66-я танковая бригада.

...Произошло страшное чрезвычайное происшествие: солдаты по пьянке угоняют танк и продают его какому-то поляку. Вместо трактора. И надо же такому случиться, что именно перед этим ЧП на меня возлагают исполнение обязанностей командира бригады. «Вот повезло, — думаю, — повысили на мою голову».

Начинаем искать. И находим... только башню от танка. Ее сняли, чтобы не мешала. Да и зачем она мирному хозяину? Привлекать лишнее внимание, что ли? Продолжаем искать. Следов никаких! Солдаты молчат. Как немые. Чувствую, плохо все это может кончиться. И правда, дошло уже до Рокоссовского. Вызывает меня. Интеллигентнейший был человек, не то что некоторые... Без всякого крика, без всякого мата, так сказать, строго по Уставу все объяснил. Культурно так, спокойно, но предельно строго. И я понял, что вслед за башней могут и голову снять, если не сделаю так, как будто ничего не было. Короче, приказ: «Танк должен быть в строю и в полной боевой готовности!»

Возвращаясь с военного совета, на котором происходил этот очень крутой разговор со мной и моими заместителями, мы сделали маленькую остановку. До штаба бригады было километров пятьдесят. И вот после такой взбучки, не дожидаясь, пока приедем, мы остановились и... первым делом, конечно, как полагается по-русски, немножко выпили. Чтобы разрядиться. Короче, выпили и (довольные, что не отстранили от должностей) решили: чего бы это ни стоило — разыщем... Разыскали! Вернули деньги. Поставили башню. Привели танк в полное боевое состояние. Уложились в срок. О чем я доложил, как положено, Рокоссовскому. Так, можно сказать, мне повезло близко познакомиться с великим маршалом.

Вторая встреча оказалась еще неожиданнее. И, что интересно, на этот раз уже Рокоссовский, так сказать, «оказался у меня на ковре». Но... обошлось. Для меня!

А дело было так. Константин Константинович заядлейший был охотник. Места же, где стояла наша бригада, славились дичью. Как правило, идя на охоту, Рокоссовский брал с собою небольшое сопровождение, переодевался в обычную гражданскую одежду и отправлялся пострелять... дичь. А на бригаду нашу была возложена задача нести патрулирование еще и в этих заповедных местах Польши и всех браконьеров, невзирая на лица, доставлять в комендатуру. Вот так однажды наши солдаты задержали и Рокоссовского.

Когда его стали допрашивать, он говорит:

— Я Рокоссовский, ребята...

— Знаем мы таких рокоссовских. Сейчас тут все рокоссовские... В комендатуру его!

— Ребята, ну что вы делаете? — взмолилось сопровождение. — Это же действительно Рокоссовский!

— Всех их в комендатуру! — скомандовал неумолимый сержант.

Годы спустя, встречаясь со мной, Константин Константинович всегда вспоминал этот случай и смеялся, как мои солдаты «взяли в плен»самого Рокоссовского.

Литзапись Николая ДОБРЮХИ