МОДА НА РОДА

Род Стюарт о РодеСтюарте и его Философии Бытия

МОДА НА РОДА

Род Стюарт в представлениях, а его музыка в комментариях не нуждаются, Род Стюарт — выдающийся певец, обладатель уникального голоса, узнаваемого на первом же выдохе. Собственно, этого было бы довольно для выдающейся карьеры, а карьера Стюарта на самом деле впечатляет, но Род Стюарт еще и фигура громадного социально-эротического масштаба: число легко и изящно покоренных им самых красивых женщин планеты поражает воображение, его прямые и незамысловатые разводы дарят надежду погрязшим в пессимизме рабам матримониальной идеи, его удалая старость — плевок в рыло основоположникам геронтологии. Род Стюарт, пока он есть и, слава богу, здравствует, — выдающийся в своем роде ориентир сексуального здоровья человечества и эталон тактики в этом замечательном деле, на который следует равняться всем нам без исключения. Отступите, простатит и черная немощь, умрите, виагра и аденома предстательной железы!

Личная (или, если угодно, романтическая) жизнь Рода Стюарта до самого последнего времени представлялась столь насыщенной бурными событиями, что пышущего сексуальной энергией старца не замедлили обвинить в «нетрадиционной сексуальной ориентации». Вообще-то тех, кто придумал такое про Рода Стюарта, понять можно: если тебе двадцать пять или, скажем, тридцать и девушки, только завидев тебя, перепархивают на противоположную сторону дороги, успехи других и тем более успехи невыносимо пожилых людей должны раздражать. Хотя заподозрить Рода Стюарта в гомосексуальных наклонностях — это все равно что предположить наличие у божьей коровки бомболюков: такого длинного и плотного шлейфа из женщин, в котором щеголяет Стюарт, не тянется ни за одним казановой XX века. Прочитав где-то о своих воображаемых подвигах на ниве однополой любви, Род Стюарт ни капли не обиделся, а наоборот, счел такое смелое предположение где-то даже для себя лестным: «Когда тебе крепко за пятьдесят, любые сказки, касающиеся твоих сексуальных аппетитов, вызывают законное чувство гордости: если люди верят, что я способен лечь в постель с мужчиной, они не станут сомневаться, что я могу проделать то же самое и с женщиной. И даже не с одной». И чтобы публике было понятно абсолютно все, что имеет отношение к жизни вне сцены, Род Стюарт написал что-то вроде открытого письма «ко всем заинтересованным лицам и организациям». И, едва вылечившись от рака гортани, собрал в большую кучу всех своих бывших жен и просто любимых женщин и с выражением зачитал им это послание. Вот оно.

«Есть только одна вещь, ради которой стоит жить, и это вовсе не рок-н-ролл, никакие не деньги и даже не слава — это женщины! Много женщин — красивых, умных, глупых, страшных, как мой брат Боб, веселых, зануд, кривляк, стерв и скромниц. Очень много женщин... Когда в 1975 году мой альбом Atlantic Crossing стал во главе американского хит-парада, я этого и не заметил, потому что в тот момент был чрезвычайно увлечен одной капризной особой, покорение которой считал не только делом всей жизни, но и отчасти делом чести. Вот до какой степени я увлечен приятно пахнущими существами в волнующих воображение мягко струящихся по их роскошным телам одеждах!

Бегать за женщинами — наверное, в этом есть что-то недостойное настоящего грубого мужчины. Особенно если мужчине идет шестой десяток. Хотя кто решил, что это недостойно? Те, на ком никогда не задерживался женский взгляд, а если порой и задерживался, то это никогда не был восхищенный взгляд. Женщин не любят только за то, что они не любят вас. Если они к вам расположены, все в полном порядке, мир и гармония, лед и пламень, пиво и виски, Запад и Восток, и даже орущий по утрам дурак-молочник — лучший друг. Хотя, если рассудить, уродливые карлики, которым женщины отказывают в ласках, кое в чем правы: неразумно бегать за женщинами — надо так организовать дело, чтобы они бегали за вами.

Я понял свое предназначение в жизни, когда мне исполнилось пятнадцать лет: в тот день я первый раз не ночевал дома. На следующее утро, когда я крался в свою комнату, в коридоре возник дед — старикану было тогда, как мне сейчас, «за полтинник» и, насколько я знаю, волочился он за всем, что носит юбку, лет с десяти. «Родерик, — молвил этот великий человек, — хоть ты начал поздновато, надолго тебя может не хватить. Правда, в нашем роду шестидесятилетние мужчины часто женились на двадцатилетних и успешно становились отцами, но суть не в продолжении рода: если ты в меня — а ты в меня, — дедушкой ты станешь ровно через шестнадцать лет. Запомни, внук, женщин вокруг очень много, и все они достойны твоего внимания, но ты — один. Вот и делай выводы».

Вот я и делаю выводы. До сих пор.

Рок-н-ролл подвернулся очень вовремя — если бы не эта музыка, я бы числился обыкновенным бабником, а так я символ и где-то даже ориентир. На меня равняются молодые, мои похождения стали неотъемлемой частью великой мифологии рока — если хочешь стать настоящим рок-музыкантом, ты должен соблазнять по пять женщин в сутки. Как Род Стюарт. Иначе ты не рок-музыкант — пусть ты отлично играешь на том-барабане, поешь как Орфей, без официально признанного коллегами «послужного списка» громких побед над самыми недоступными женщинами ты никто.

Когда мне сравнялось пятьдесят, я впервые задумался: «А так ли неправы те, кто считает вечную погоню за благорасположением женщин дурным тоном?» «Не смешон ли я?» — подумал я в следующее мгновение. И, знаете, я пришел к очень важному выводу: вечная молодость невозможна, но в стремлении продлить ее до того мига, когда тебя, красиво одетого, дети твоих друзей понесут на плечах в полированном деревянном ящике к свежевыкопанной яме, нет ничего постыдного. В конце концов ищущий женской любви семидесятилетний мужчина вынужден настраивать свою психологию на двадцать лет, если вы понимаете, что я имею в виду. Это как гитарист, впервые аккомпанирующий певцу с низким голосом, должен перестроить струны ля и соль чуть пониже. И в свои семьдесят с лишним мужчина снова молод — правда, молодость эта относительная, но все же, скажу я вам, и выглядит и чувствует себя старый ловелас лучше, чем его сверстник, который и пописать-то уже толком не может, не говоря уже о... Вот именно.

Смириться с мыслью, что ты уже старик, невозможно. И, знаете, разговоры о том, что «в свои сто десять он пишет музыку или романы, как в молодости», — чушь! Единственное, что отличает мужчину от деревянного дурака с лицом мужчины и в мужской одежде, так это способность радоваться стройным женским ножкам. Или высоко поднятой груди, кому что больше нравится. И если ты в пятьдесят пять лет испытываешь желание отдохнуть среди этих ножек и в присутствии этой замечательно изогнутой шейки, значит, крест на тебе ставить пока преждевременно. Как я уже говорил, ради этого стоит жить. Лет до ста двадцати. Потом можно остепениться и хранить верность жене. Или кто там у тебя будет к тому времени.

Поглядите на моего друга Билла Уаймена, которому уже за шестьдесят, поглядите на моего деда, дай Бог ему здоровья, — деду уже за девяносто. Билл женится, женится и женится, и делает детей, делает... Дед по-прежнему волочится за молодыми красотками, хотя последнее время предпочитает приводить их домой, а не болтается неделями по чужим постелям — все же девяносто, иногда хочется по утрам просыпаться в родной, привычной постели. И, по-вашему, это не мужчины?! Кто тогда, скажите на милость, мужчина? У моего деда острый лукавый взгляд, благородная седина и небрежно выбритый подбородок, что придает ему сходство со слегка постаревшим Джорджем Майклом — не с мумией вроде той, в которую перед смертью превратился Уильям Берроуз, заметьте, а с симпатичным, почти молодым парнем! Про друга Билли я не говорю, друг Билли всегда выглядит на тридцать. И скажите пожалуйста, если бы друг Билли и мой дед не бегали всю жизнь за юбками, что бы с ними сегодня стало? Уверен, у деда уже не было бы никакого сегодня — сплошное вчера и вечное завтра. А друг Билли лет десять как ходил бы под себя. Вот я и говорю: нет ничего важнее изящной женской ноги, захватывающего дух бедра и пары сами понимаете чего. Хотя кому что больше нравится, но жить для чего-то иного лично я считаю признаком дурного тона и лицемерием».

Сергей КАСТАЛЬСКИЙ